рассыпалось и покатилось. По звуку — железяки. Что тут за дерьмо расставлено? Не дом, а хлев. Что, нельзя барахло свое под стенку убрать?
— Это были заготовки на амулеты. Мелкие, как козье говно. Большое тебе спасибо, Марк.
— Поколдуешь — сами соберутся. Свет зажги!
Передо мной вспыхнул зеленоватый шар и медленно поплыл вперед, к лестнице. В его свете все казалось каким-то странным, нереальным. Как в дурном сне, когда мир вокруг сгущается, наливается угрозой, как спелое яблоко — соком. Тени клубились, плыли по стенам, будто мертвецы подо льдом.
Ладно, хер с ним, пусть будет зеленый. Лоб не расшибу, и то ладно.
Я поднялся по лестнице и остановился у закрытой двери.
— Ты оделась? Можно заходить?
— Погоди немного.
Ага! Так я и знал! Вилл голышом спит.
Я прислонился к стене, бездумно поглаживая тонкую сетку шрамов, протянувшуюся по шее. Мысль о том, что женщина с другой стороны двери прямо сейчас бегает по комнате в чем мать родила, была весьма приятной — и я додумал ее до конца. Времени хватило с лихвой. А потом дверь распахнулась, и я увидел Вилл — уже вполне одетую. Сидя на кровати, она торопливо шнуровала ботинки. Всклокоченные волосы торчали в стороны, будто клубок смятой проволоки.
— Все, — выпрямившись, она одернула куртку. — Я готова.
— Еще нет. Причешись, ты же на ведьму похожа, — я бросил Вилл расческу.
— А не должна? Что там у тебя за труп? По моей части? Здесь или за городом? Ехать далеко? — Вилл драла волосы, как крестьянин — дохлую овцу, и на каждый рывок приходилось по вопросу. Если не заткнется, буду я по Норгемптону с лысой ведьмой таскаться.
— Женщина. Лет двадцать пять, наверное. Не присматривался. В городе — недалеко, почти в центре. Думаю, ее обглодал оборотень.
Вилл замерла с расческой в руке — будто для благословения ее подняла.
— Почему оборотень?
— А кто еще? Не дракон же. Дракона бы сразу заметили. Оборотень может ходить по городу, как обычный человек, а нападать, как зверь.
— Ну да. Логично. Все, нормально с волосами?
— Ну…Заколи их, что ли. И поехали.
Когда мы вернулись к проулку, перед ним уже собралась небольшая толпа. Точнее, не толпа, кончено. Так, человек пять.
— Пошли вон! Вон отсюда, отребье! — я двинул на них коня, и зеваки брызнули в стороны. — Прочь! Прошу вас, миледи.
— Вы очень любезны, сэр Марк. Так галантно меня к расчлененному трупу еще никто не приглашал.
— А он и не расчлененный. Просто поеденный.
В проулке я выбрал место посуше и помог Вилл спешиться.
— Под ноги гляди. Тут дерьма по колено. Буквально. Шагай за мной, а то вляпаешься.
Бедняга с факелом стоял, привалившись к стене, и отчаянно зевал.
— Все в порядке, милорд. Никого не пускал, как вы и велели.
Я покосился на потоптанные в кашу отбросы.
— Да неужто?
— Никого, милорд! Клянусь! Вон там они стояли, глядели. А ближе — ни-ни.
— Вон там! А если именно там следы убийцы были? Идиот! Дай сюда факел, тупица, и отойди подальше. Пользы никакой — так хоть мешать не будешь.
Я подвел Вилл к телу.
— Вот. Полюбуйся.
Вилл попробовала было присесть, подергала левой ногой и скривилась.
— Стой. Подвинься, — я подобрал полы котты и опустился на корточки. — Обопрись на плечо. Ну, как тебе?
В свете факела пустое нутро казалось не красным, а черным. На самом деле девица была похожа не на курицу — на заеденную свинью. Нет, на лань. Все же женщина. К тому же мертвая. Надо бы полюбезнее.
Вилл брезгливо, двумя пальцами, оттянула окровавленный ворот блио.
— Если это оборотень, то очень воспитанный. Гляди, какие ровные края у ран. Это не грызли, это резали.
Мда.
Я почувствовал, как жар поднимается от шеи к щекам. Уши, наверное, полыхали не хуже факела. Вот какого хера не посмотрел? Какого?! Ведь очевидно же!
Я молча таращился на труп. Теперь я видел и ровные разрезы на ткани — блио не рвали, его вспороли, и нетронутые кучи мусора. Если бы тут оборотень топтался, он бы все разворотил. Я помню, как вертятся в бою эти твари.
Ну вот какого хрена! Я же как лучше хотел! Чтобы быстрее!
Было обидно. И из-за ошибки этой дурацкой, и от того, что спешил зря — Вилл в поисках обычного убийцы вряд ли поможет.
— Думаешь, это был человек? — наконец-то признал я очевидное.
— Похоже на то.
— И зачем человек стал бы кому-то глотку в лоскуты кроить? Чтобы разрезать, разок полоснуть-то и нужно. Ну два, если совсем уж криворукий. А вот это вот — зачем?!
— Мне-то откуда знать. Может, убийца — псих. Может, демонстративная месть. А может, убийца ненавидел эту женщину со страшной силой.
— Спятила? Я Паттишалла терпеть не могу — но глотку же ему до сих пор не перерезал.
— Не все такие сдержанные.
Глава 34, в которой Марк разговаривает с людьми
Владелец трупа нашелся быстро. В смысле, муж убитой. Некий Томас Вуд, владелец мясной лавки, заявил, что дорогая и горячо любимая супруга в сопровождении служанки ушла вчера вечером к подруге. И не вернулась. Я провел беднягу в погреб и откинул рогожку.
— Она?
Томас Вуд позеленел и свалился без чувств. Ну надо же, какие у нас мясники чувствительные пошли.
Очнувшись, Томас перекрестился, выжрал полкувшина вина и закусил луковицей. Окрепнув духом и телом, он был готов к беседе:
— Ушла Хелен после обеда. С собой взяла то ли шитье, то ли вышивку… Корзину с тряпьем, одним словом. Она вечно с собой эту ерунду таскала, когда в гости шла. Взяла, значит, корзину, оделась покрасивее — и за порог.
— А служанка? Ты говорил, что жена из дому не одна ушла.
— Конечно, не одна! Хелен всегда затемно возвращалась. Что ж ей, одной по улицам бродить, что ли? Нет, только со служанкой. А что? Женщина пожилая, строгая, разумная.
— И вчера эта разумная женщина вернулась одна?
— Нет, милорд. Вообще не вернулась.
То есть у нас где-то еще одна покойница валяется?! Пожилая и строгая?
— И ты не пошел искать жену?
— Нет, милорд. Я подумал, она у подруги заночует. Так уже бывало. Засидятся допоздна, а потом,