колено на уровень груди и резким, неуловимым, пружинистым движением, выпрямил нижнюю часть конечности, обрушив всю свою мощь в область живота противника. Тот согнулся, подставив незащищенную голову, в которую тут же последовал короткий удар, как бы указывающий направление падения. Преступник рухнул рядом с милиционером, уткнувшись в его стёртые об асфальт носки форменных ботинок.
В этот момент из гастронома вышел Манюня и остолбенело уставился на живописную композицию внизу, у подножья ступеней. В центре Шура с раздутыми от возбуждения ноздрями и сжатыми кулаками, у его ног два тела, и одно из них (о, ужас!) в милицейской форме. Неподвижно застывшие скульптуры из плоти и крови красноречиво кричали о криминальной подоплёке инцидента. Толпа зевак росла быстро и целенаправленно со скоростью и суетой железных опилок, стремящиеся к магниту на уроке физики. Шура ещё не успел найти глазами Манюню, как его уже обступили плотным молчаливым кольцом и рассматривали строгими, осуждающими глазами.
Наконец Шура увидел своего друга, возвышающегося над головами ротозеев, и через головы громко пояснил:
— Этот, — указывая на всё ещё неподвижно мужчину, — опасный преступник, — а милиционер, вот этот, просил помочь его задержать.
Комментарий был не лишним — в толпе уже прозвучала робкая рабочая версия, что Шура убил сразу двух милиционеров.
— Кто-то вызовет, наконец, милицию? — грозно спросил Шура у обступившей толпы.
— Райотдел тут рядом, — подсказала женщина, указывая рукой направление, — в двух шагах.
Манюня попробовал поднять и поставить милиционера. Тот немного пришёл в себя, но ноги не держали, подгибались. Манюня пытался его придержать, но лейтенант безвольно завалился вперед и марионеткой завис, перекинувшись через согнутую руку нашего высокого товарища.
Мужчина очухался и с трудом, не поднимая головы, по-пластунски пополз прямо перед собой, пока не уткнулся кому-то в ноги.
После безуспешных попыток поставить милиционера Манюня взвалил его себе на плечо, но почувствовав при первых же шагах бессильные удары головы по спине, взял лейтенанта на вытянутые руки и бережно понёс. За ним Шура вёл еле переставляющего ноги преступника, одной рукой крепко ухватив его за ворот пальто, а другой за кисть высоко завернутой за спину руки.
— Что с человеком сделали, изверги, — прозвучала из толпы сердобольная фраза, явно не относящаяся к избитому милиционеру.
Пара шагов до райотдела была пройдена минут за десять. Процессия во главе с тушкой лейтенанта, вызывающей болезненную жалость безвольно свисающими и раскачивающимися в такт ходьбы руками, вступила в отделение милиции.
Задержанного мужчину, всё время молчавшего, со смещённой, перекошенной челюстью передали из рук в руки. Его тут же увели. Оставшиеся в отделении милиционеры занялся раненным лейтенантом.
Тот, несмотря на все попытки привести его в чувство с помощью нашатырного спирта, реагировал на окружающих неадекватно. Его открытые мутные глаза никак не фокусировались, он мычал, мотал головой, пытался говорить, издавая нечленораздельные звуки. В конце концов его стошнило, и он потерял сознание. Коллеги лейтенанта, не на шутку испугавшись, оперативно по спецсвязи вызвали скорую помощь.
После нескольких формальных слов, подписей под протоколом и записей в книгу регистраций, ребята опять столкнулись с преступником нос к носу. На этот раз он угрюмо смотрел на них с листовки «Их разыскивает милиция».
Шура задержался возле фотографии, внимательно читая краткую аннотацию со списком его примет и заслуг. Ещё раз, пробежавшись глазами по тексту, он многозначительно заметил:
— Если бы мне раньше попалась эта бумажка, я бы в жизни на него не полез.
И пальцем, как первоклассник, провёл по строчкам текста, читая по слогам вслух:
— «Особо опасный преступник. Может быть вооружен». Ты видел?
И добавил восхищенно:
— А лейтенантик-то знал и всё равно пытался его задержать… Орёл.
На выходе из отделения милиции их встретили два бездомных пса, один большой, с лохматой свалявшейся шерстью, радостно завилял при их появлении хвостом, второй поменьше, шумно возил носом пустую коричневую оберточную бумагу, вылизывая остатки запаха.
Манюня проверил карманы куртки и спокойно произнес:
— Нашу колбасу уже съели. Пошли в гастроном.
— По соку? — подхватил Шура, слизывая с костяшек пальцев выступившие капельки крови.
9.5. Сладость холодного мщения
И было это именно в тот день, когда мы катастрофически продулись в карты.
Шура с Манюней, как ни в чём не бывало, вечером вернулись в общежитие. Немного позже обычного, но не на столько, чтобы на это обратить внимание затуманенным покером мозгом. Пришли и пришли, главное, что не опоздали. В силу своей, как оказалось в действительности, природной скромности, они не ознаменовали появление в комнате экстренными и громогласными сообщениями о своих похождениях. Попытались, правда, несколько раз неторопливо начать разговор на тему драки возле гастронома и тут же замолкали, уткнувшись в вату нашего невнимания. Самое интересное в тот момент стремительно развивалось на «ломберном» столе. Потом мы переезжали в другие комнаты, страдали от поражения и безденежья, голодали, ходили на «день варенья», переживали последствия «сына полковника КГБ», уехали в Одессу, встречали Новый год. В общем, информация потеряла свою новизну и актуальность, затёрлась, забылась и чуть было совсем не растворилась в мировом эфире, с каждым днём всё более и более становясь похожей на забытую старую книгу.
Но Провидение решило по-своему повлиять на ход истории и восстановить справедливость.
Героический лейтенант в канун Нового года был выписан из больницы. В сопровождении майора и сержанта, которые своими глазами в райотделе видели и Шуру, и Манюню, и могли их опознать, группой из трёх блюстителей правопорядка в форме с погонами они пришли в общежитие, чтобы, как они выразились, наконец-то познакомиться и пожать друг другу руки. Но опоздали, мы уехали в Одессу. Сразу после Нового года приходил уже один лейтенант, и чтобы коменданта не подвела память, оставил ему для ребят повестку. Шура и Манюня после нашего телефонного разговора прямо с вокзала пришли в знакомое им отделение милиции. Только они представились, как их тут же окружили милиционеры, пожимали руки, похлопывали по спине, приглашали на службу, и оказывали, не скрывая радости, прочие знаки внимания. И неспроста — их райотдел, по своим, только им известным показателям, благодаря предновогоднему задержанию по итогам года вышел на первое место, и весь личный состав с нетерпением ожидает денежную премию. Но бдительного лейтенантика в отделении, к сожалению, не оказалось, застрял где-то по службе.
Как только нами был разработан предварительный план возмездия, я специально на следующее утро, пораньше, пришёл в райотдел, дождался лейтенанта и попросил его по принципу «добро за добро» инициировать собрание в Красном уголке общежития, где наконец-то он и встретится со своими спасителями. И ещё, мне удалось его