Однако же прежде позволь кое-что рассказать о том, кто я такой. В данный момент вполне возможно, что августейший регент просто хочет, чтобы ты считался больным; хотя с другой стороны, ему, видимо, хотелось бы, чтобы ты поскорее выздоровел - я от всей души надеюсь, что он этого хочет, - но как после столь долгой болезни сможешь ты вспомнить своего друга и попутчика, вместе с которым путешествовал по суровому острову Пелопса, если я не опишу здесь себя и не окажу тем самым помощи твоей нестойкой памяти? Так я и поступлю, но прежде успокою маленькую (однако свирепую, как овод!) Ио, которая кусает от нетерпения губы.
Итак, начнем. Родился я в Милете, в Малой Азии; отец мой тоже оттуда родом и, по словам моей матери, был весьма уважаемым гражданином. Когда мне минуло одиннадцать, я увидел во сне Триодиту; она протягивала мне листья какого-то растения, уговаривая с их помощью избавиться от одного мальчишки, из-за которого меня несколько раз несправедливо наказывали. Я не сразу отыскал это растение, но все же нашел, сорвал, как она велела, на рассвете и изловчился положить его в одно лакомство, а потом притворился, будто с наслаждением угощаюсь, пока вредный мальчишка лакомство у меня не отнял и не съел сам. После чего он несколько дней проболел и умер. Смерть его мудрый жрец совершенно справедливо приписал воздействию стрел Метких стрелков с острова Делос (*119).
Ну а потом - как ты, мой дорогой друг, наверное, догадываешься - я принес богине множество различных даров; и хотя то были главным образом воробьи, лягушки и прочая мелочь (я ведь был еще ребенком), мне показалось (у меня хватило на это ума или, скорее, наглости), что приняты они были вполне благосклонно. Прошло несколько лет, и я услышал о великом храме, построенном карийцами в ее честь и совсем не так далеко от Милета. Я отправился туда, в глубь страны, странствуя по большей части пешком, и обратился с просьбой к тому лукавому посланнику богов, который одалживает ворам свои крылатые сандалии, принеся ему, разумеется, подходящий дар большого черного кролика с беленьким полумесяцем на лбу (за которого удостоился похвалы жреца, чьей доброты - о, хрупкие тростинки, будьте моими свидетелями! - я не забуду до конца дней своих).
Вернувшись в Милет, я обнаружил, что мать в связи с моим долгим отсутствием успела переехать - то ли на Самое, то ли на Хиос, - в чем явно чувствовалась рука богини, и я решил: с этих пор лишь Триодита будет считаться моей матерью, а я по мере сил честно стану служить всем, кто пользуется ее покровительством. Я предлагал свою службу и тем, кто, подобно отважному Агамемнону (*120), прозванному Царем людей, искал ее милости.
В конце концов я был вознагражден ею сполна. Не стесняясь, скажу в любой компании, что нет мне равных в посвященных ей таинствах ни среди женщин, ни среди мужчин; нет у нее и более способного ученика в плетении всяческих заклятий, составлении ядовитых снадобий или в вызывании мертвых из подземного царства. Ты и сам присутствовал при одном из подобных чудес, содеянных мною, и я молю великую богиню, которая прошлое и будущее видит столь же ясно, как настоящее, чтобы она когда-нибудь восстановила утраченную тобой память и ты мог бы стать моим свидетелем.
Теперь о моей внешности. Я истинный сын Иона (*121), ростом куда выше большинства мужчин, однако изящного телосложения, точно танцовщик. Я храбр и ловок, хотя, возможно, и недостаточно мускулист. Глаза у меня несколько навыкате, да и скулы тоже выступают изрядно. Зато нос и рот изящной формы, а высокий лоб наполовину скрыт густыми темными кудрями. Если Ио, которая уже топает ногами от нетерпения, вскоре сумеет прочесть тебе все это, ты узнаешь, что одет я в хламиду приятного пурпурного оттенка, ибо окрашена эта материя соком шелковицы.
Часто бывая в Афинах, я заслужил дружбу твоей хозяйки Каллеос - это большая удача, ставшая таковой вдвойне из-за той моей чудесной победы, о которой я уже упоминал, однако скажу еще несколько слов. Мы с тобой, а также группа людей, в числе которых не было Ио (она сейчас просто испепелит меня своим взором!), побывали на кладбище, где и находилась та, которую я вызвал из Страны мертвых в Страну живых - пусть всего лишь на короткое время. Все были потрясены сотворенным мною чудом, и если тебе покажется, что моим словам трудно верить, прошу тебя, вернись в Афины там о случившемся судачат до сих пор.
Пытаясь исцелить тебя и восстановить твою память, я по просьбе Эвтакта (и твоей собственной) сделал волшебный амулет и повесил тебе на шею. Разумеется, я сделал бы его и в том случае, если б меня попросил и кто-то один из вас.
Амулет посвящен Триодите и в нем вот что: белый камешек - Луне, осколок древнего каменного наконечника стрелы - Охотнице и черный волосок с головы того, кто без остатка посвятил себя Матери ночной, то есть с моей головы. Да еще - кусочек кипарисовой коры, на котором шипом белого шиповника (*122), обмакнув его в собственную кровь, я написал просьбу исцелить тебя, обращенную к Великой богине. Все это я завернул в кусочек шкуры дикой козы и укрепил могущественными заклинаниями.
Софисты, скорее всего, скажут, что все это - белый камешек, осколок наконечника, черный волосок, молитва и козья шкура - сущая ерунда и лишь отвлекает людей от веры в "истинных" (то есть теперешних) богов-олимпийцев. Однако же я заметил: те, кто так считает, никогда никаких милостей от богов не получают. Я уверен, что для этого нужно нечто большее, чем просто вера. Итак, я повесил амулет тебе на шею (ох, Ио так настойчиво просит, чтобы я писал поскорее!), и мы, то есть Эвтакт, Ио и я, проводили тебя к алтарю, который я велел построить рабам. Там уже горел священный огонь, Эвтакт сам принес жертву ради тебя, и ты остался у алтаря на ночь в окружении нескольких часовых, стоявших поодаль.
Жаль, что меня не было, когда утром ты рассказывал об этой ночи Эвтакту. Однако Ио слышала все - хитрая девчонка, истинная дочь скотоводов-беотийцев, потомков варваров! Она, честное слово, совсем заговорила меня, пересказывая мне твою историю, но я постараюсь изложить здесь самое главное.
Ты вроде бы проснулся от стука палки по камням (по крайней мере, по словам Ио, слышавшей твой рассказ Эвтакту) и увидел согбенного старца с белоснежной бородой, пришедшего со стороны леса. Ты поднялся и спросил, не он ли бог Асклепий (*123). Он это отрицал, однако ты настаивал, и он в итоге сознался, что зовут его действительно Асклепий, но он никакой не бог, а простой смертный, вынужденный по бедности своей служить богам. Ты спросил его, не может ли он излечить тебя, и снова он покачал головой и сказал, что послан был убийцей его матери (*124), чьим рабом является, и направляется из ее храма на острове Эвбея в островной храм Анадиомены (*125), так что ничего сейчас поделать не может. С этими словами он исчез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});