– основа моей личности, и мне ненавистна мысль, что папа может оказаться прав, я не говорю уж об остальных, кто сомневался во мне, особенно о Митчелле Келли, который раскритиковал мое исполнение Lithium на шоу талантов в восьмом классе, хотя он и занимается, вероятно, какой-то депрессивной работой, сидя за письменным столом, и никогда не услышит такую клевую музыку, как моя, и, прежде чем ты что-то скажешь, я сообщу тебе, что понимаю: это все психология. Но сейчас я чувствую, все это очень-очень реально, особенно страх, хотя он никогда прежде не был проблемой для меня, и да, может, мне повезло, что я так продвинулась вперед ценой тяжелой работы и огромного нервного напряжения, а еще благодаря гребаной слепой судьбе, но это не значит, что я не хочу большего, потому что я хочу, я хочу
гораздо большего и думаю о статье, которую «Роллинг Стоун» выпустил какое-то время назад, снабдив заголовком «ГРЕТА ДЖЕЙМС – ПТИЦА ВЫСОКОГО ПОЛЕТА», и там есть фотография, на которой я будто парю в облаках, а в последнее время я стала совсем другой, кажется, я тону, и если чего-то не предприму, то никогда не выплыву, а я должна это сделать.
Должна – потому что единственное, что я знаю наверняка: я не готова пойти ко дну. Совершенно не готова.
Она переводит дыхание, и Бен смотрит на нее, как ей кажется, очень долго.
– А что такое, – наконец произносит он, – Губернаторский бал?
Глава 26
К тому времени как они заказывают десерт, Грета заставляет Бена посмотреть по крайней мере дюжину выступлений некоторых ее любимых музыкантов: Green Day на «Вудстоке» и Принс на «Коачелле», Radiohead на «Боннару» и Stones на «Гластонбери». И что-то внутри у нее расслабляется, когда она переходит от видео к видео, показывая Бену самые любимые группы. Звук включен на минимальную громкость, и они так близко наклоняются друг к другу над телефоном, что она чувствует тепло его дыхания.
В ночи прозвучали последние ноты Wild Horse, Мик Джаггер вскидывает руки, толпа приветствует его, а Бен с мечтательной улыбкой откидывается на спинку стула:
– Это было действительно хорошо.
Грета смеется:
– Действительно хорошо?
– Ну да, – кивает он.
Когда они заканчивают смотреть, как Arcade Fire играет на «Лоллапалузе», алгоритм предлагает им послушать Грету Джеймс на «Аутсайд-Лендс», и Бен так быстро подается вперед, что чуть было не опрокидывает бутылку вина.
– Включи, – говорит он, уже захмелевший.
И не успевает она возразить, как он уже нажимает на кнопку, и вот она, в кожаных черных брюках и белой майке без рукавов, с почти размазанной микрофоном помадой и каплями пота на лбу, берет начальные аккорды «Сделано так сделано» – первой песни, которую она выпустила и благодаря которой ее заметили. Вся она состоит из углов и острых краев, пальцы так быстро летают по гитарным струнам, что кажется, это какой-то трюк, в глазах вызов, и толпа перед ней ревет. И откуда зрителям знать, что она начала писать эту песню, когда они с Джеймсом навсегда расстались в тысячный раз и она сидела в середине лета в своей квартире со сломанным кондиционером, а жара так свирепствовала за окнами, что все казалось влажным, тяжелым и безнадежным. Начиналась песня как элегия, но постепенно превращалась во что-то более мощное и зажигательное, и в тот день, когда она впервые исполнила ее (кажется, это случилось будто бы и миллион лет тому назад, и будто бы вчера), толпу окатила невероятно мощная пульсирующая энергия, показавшаяся почти что волшебной.
И даже теперь, глядя на экран размером с карточную колоду, Грета чувствует всю силу песни, вернее, даже не песни, а исполнения, подносит телефон ближе к глазам и смотрит видео так, словно перед ней не она, а кто-то другой, пытаясь обнаружить на лице следы уверенности в себе, будто ищет металлодетектором потерянные на пляже ключи.
Грета редко смотрит свои выступления, и есть что-то странное в том, что она делает это сейчас. Она чувствует и большую гордость, и абсолютную отстраненность от происходящего на экране, будто песня больше ей не принадлежит и ее исполнил кто-то еще. Кто-то еще ходил по сцене и произвел фурор. Кто-то еще должным образом поклонился публике. А затем, когда аплодисменты стали еще громче, помахал ей рукой, сходя со сцены. Кто-то еще… Конечно же, был кто-то еще.
– Вау, – говорит Бен, и Грета кладет телефон на стол.
Появляется официант с десертом: куском чизкейка для Бена и клубничным пирожным для Греты. Она сразу же принимается за него, но Бен все еще наблюдает за ней.
– Это было… было…
– Действительно хорошо? – подсказывает она, и он смеется:
– И даже еще лучше.
Она тянется вилкой к его чизкейку.
– Разве это не страшно, – не переставая жевать, спрашивает она, – осуществить свою мечту?
– То есть?
– Если бы я показала это двенадцатилетней себе, – Грета показывает на телефон, – то она обезумела бы. Играть перед таким количеством зрителей? – Она качает головой. – Это стало бы полным осуществлением ее желаний. Одна эта песня. Ты чувствовал себя так же, когда опубликовал свою книгу?
– Наверное, – задумчиво отвечает он, – но у меня все было… спокойнее.
Грета смеется:
– Но если бы двенадцатилетний Бен мог видеть тебя теперешнего, о чем он подумал бы?
– Он разволновался бы из-за того, что я на Аляске. И решил бы, что книга клевая. Но тот ребенок в какой-то степени был и нердом.
– Безумно трудно добиться успеха. Стать одним из лучших. И неважно, кто ты – гитарист, писатель, футболист или кто-то еще. В любом случае, это маловероятно.
– До тех пор пока не перестает быть таким, – говорит Бен, и она улыбается ему.
– Помню, через несколько лет после того как я окончила колледж, один крутой менеджер пришел на мое выступление в баре в Нижнем Ист-Сайде. Моя лучшая подруга Яра играла тогда на синтезаторе вместе со мной, и я сказала ей, что все, что я хочу, так это подписать с ним контракт. И меня не волновало, что будет потом. В то время я работала официанткой и думала, мне просто нужно самоутвердиться – необходим какой-то знак, что это приведет меня к чему-то. Мне было бы достаточно этого, понимаешь? – Она смотрит в окно на сгущающиеся сумерки. – Яра посмеялась надо мной. Она сказала: «Если ты подпишешь контракт с ним, то захочешь сделать пробную запись. Если ты сделаешь пробную запись, то захочешь, чтобы ее приобрел какой-нибудь лейбл. А если ее купит какой-нибудь лейбл, ты захочешь, чтобы она стала хитом. Никто