- Почему это два? - не понял Тугодум.
- Даже три, - сказал я. - Первое, как мы с тобой уже отметили, состоит в том, что герой драмы Толстого, Федя Протасов, в отличие от господина Гимера, отказался дать свое согласие на развод. В истории Гимеров идею мнимого самоубийства мужа придумала Екатерина Павловна. А у Толстого идея эта исходит от самого Феди. Это два.
- А третье отличие?
- Третье отличие самое важное, - сказал я. - Супруги Гимер знали, что настоящий муж Екатерины Павловны жив. То есть они на самом деле были соучастниками преступного сговора. А герои драмы Толстого - Лиза и ее будущий муж Виктор Каренин - искренне верили, что Федя покончил с собой.
- Да, - признал Тугодум. - Для суда это действительно важно. Тут ничего не скажешь.
- Не только для суда, - заметил я. - Но к этому мы еще вернемся. А сейчас пойдем дальше. В подлинной истории Гимеров, как ты знаешь, правда вышла наружу, когда мнимый покойник попытался получить новый паспорт.
- Ну да.
- А у Толстого...
ИЗ ДРАМЫ Л. Н. ТОЛСТОГО "ЖИВОЙ ТРУП"
Грязная комната трактира. Стол с пьющими чай и водку. На первом плане столик, у которого сидит опустившийся, оборванный Федя и с ним Петушков, внимательный, нежный человек, с длинными волосами, духовного вида. Оба слегка выпивши.
Петушков. Я понимаю, понимаю... Вот это настоящая любовь... Ну, а как же вы разошлись с вашей женой?
Федя. Ах! (Задумывается.) Это удивительная история. Жена моя замужем.
Петушков. Как же? Развод?
Федя. Нет. (Улыбается.) Она от меня осталась вдовой.
Петушков. То есть как же?
Федя. А так же: вдовой. Меня ведь нет.
Петушков. Как нет?
Федя. Нет. Я труп. Да. (Артемьев перегибается, прислушивается.) Видите ли... Вам я могу сказать. Да это давно, и фамилию мою настоящую вы не знаете. Дело было так. Когда я уже совсем измучил жену, прокутил все, что мог, и стал невыносим, явился покровитель ей. Не думайте, что что-нибудь грязное, нехорошее - нет - мой же приятель и хороший, хороший человек... Он знал жену с детства, любил ее и потом, когда она вышла за меня, примирился с своей участью. Но потом, когда я стал гадок, стал мучить ее, он стал чаще бывать у нас. Я сам желал этого. И они полюбили друг друга, а я к этому времени совсем свихнулся и сам бросил жену... Я сам предложил им жениться. Они не хотели... Он, религиозный человек, считал грехом брак без благословенья. Ну, стали требовать развод, чтоб я согласился. Надо было взять на себя вину. Надо было всю эту ложь... И я не мог. Поверите ли, мне легче было покончить с собой, чем лгать. И я уже хотел покончить. А тут добрый человек говорит: зачем? И все устроили. Прощальное письмо я послал, а на другой день нашли на берегу одежду и мой бумажник, письма. Плавать я не умею.
Петушков. Ну, а как же тело-то не нашли же?
Федя Нашли. Представьте. Через неделю нашли тело какое-то. Позвали жену смотреть. Разложившееся тело. Она взглянула. Он? - Он. Так и осталось. Меня похоронили, а они женились и живут здесь и благоденствуют. А я - вот он. И живу и пью. Вчера ходил мимо их дома. Свет в окнах, чья-то тень прошла по сторе. И иногда скверно, а иногда ничего. Скверно, когда денег нет... (Пьет.)
Артемьев (подходит). Ну, уж простите, слышал вашу историю. История очень хороша и, главное, полезная. Вы говорите скверно, когда денег нет. Это нет сквернее. А вам в вашем положении надо всегда иметь деньги. Ведь вы труп. Хорошо.
Федя. Позвольте. Я не вам рассказывал и не желаю ваших советов.
Артемьев. А я желаю их вам подать. Вы труп, а если оживете, то что они-то - ваша супруга с господином, которые благоденствуют, - они двоеженцы и в лучшем случае проследуют в не столь отдаленные. Так зачем же вам без денег быть?
Федя. Прошу вас оставить меня.
Артемьев. Просто пишите письмо. Хотите я напишу, только дайте адрес, а вы меня поблагодарите.
Федя. Убирайтесь. Я вам говорю. Я вам ничего не говорил.
Артемьев. Нет, говорили. Вот он свидетель. Половой слышал, что вы говорили, что труп.
Половой. Мы ничего не знаем.
Федя. Негодяй.
Артемьев. Я негодяй? Ей, городовой. Акт составить.
- Ну как? - спросил я. - Есть разница?
- Да, - нехотя признал Тугодум. - Но самая-то суть истории от этого все-таки не изменилась.
- Ты думаешь?.. Ну что ж, если, на твой взгляд, все эти подробности мало что изменили в истории супругов Гимеров, обратимся к финалу толстовской драмы. В жизни, как ты, надеюсь, помнишь, Гимеры были приговорены к ссылке, которая была им заменена годом тюремного заключения. Но и этот приговор приведен в исполнение не был. А у Толстого...
ИЗ ДРАМЫ Л. Н. ТОЛСТОГО "ЖИВОЙ ТРУП"
Коридор в здании Окружного суда. К Феде подходит Петрушин, адвокат, толстый, румяный, оживленный.
Петрушин. Ну, батюшка, дела наши хороши, только вы в последней речи не напортите мне.
Федя. Да я не буду говорить. Что им говорить? Я не буду... Я ничего не скажу.
Петрушин. Отчего?
Федя. Не хочу и не скажу. Вы только мне скажите, в худшем случае что может быть?
Петрушин. Я уже говорил вам в худшем случае ссылка в Сибирь.
Федя. То есть кого ссылка?
Петрушин. И вас и вашей жены.
Федя. А в лучшем?
Петрушин. Церковное покаяние и, разумеется, расторжение второго брака.
Федя. То есть они опять меня свяжут с ней, то есть ее со мной?
Петрушин. Да, уж это как должно быть... (Замечая, что их окружили и слушают) Я устал, пойду посижу, и вы отдохните, пока присяжные совещаются...
Федя. И другого не может быть решения?
Петрушин. (уходя). Никакого другого...
Судейский. Проходите, проходите, нечего в коридоре стоять.
Федя. Сейчас. (Вынимает пистолет и стреляет себе в сердце. Падает. Все бросаются к нему) Ничего, кажется, хорошо. Лизу...
Выбегают из всех дверей зрители, судьи, подсудимые, свидетели. Впереди всех Лиза...
Лиза. Что ты сделал, Федя? Зачем?
Федя. Прости меня, что не мог... иначе распутать тебя... Не для тебя... мне этак лучше. Ведь я уж давно... готов... Как хорошо... Как хорошо... (Кончается)
Занавес
- Да-а, - задумчиво протянул Тугодум. - Это действительно... Это Толстой и в самом деле круто повернул...
- Ты думаешь, это Толстой? - спросил я.
- А то кто же?
- То-то и дело, что не сам Толстой внес все эти сюжетные изменения в историю, рассказанную ему председателем Московского окружного суда.
- Он не один писал эту пьесу, что ли? - спросил Тугодум. - У него был соавтор?
- Да нет, - сказал я - Писал-то он ее один. Но изменить чуть ли не все наиважнейшие сюжетные обстоятельства его заставил...
- Да кто же? Кто? - не выдержал Тугодум.
- Главный герой всей этой драмы: Федя Протасов.
- Вы шутите?
- Ну хорошо, - уступил я. - Если такое объяснение кажется тебе неправдоподобным, сформулирую это иначе. Все эти сюжетные перемены в фабулу пьесы внес, конечно, сам Толстой. Но не собственным своим волеизъявлением, а подчиняясь воле своего героя.
- Как это? Я не понимаю.
- Сейчас поймешь, - сказал я. - Начнем с самого первого сюжетного изменения, внесенного Толстым в фабулу своей пьесы.
ИЗ ДРАМЫ Л. Н. ТОЛСТОГО "ЖИВОЙ ТРУП"
Князь Абрезков. Вы знаете его и его семьи строгие православные убеждения. Я не разделяю их. Я шире смотрю на вещи. Но уважаю их и понимаю. Понимаю, что для них и в особенности для матери немыслимо сближение с женщиной без церковного брака.
Федя. Да, я знаю его туп... прямолинейность, консерватизм в этом отношении. Но что же им нужно? Развод? Я давно сказал им, что готов дать, но условия принятия вины на себя, всей лжи, связанной с этим, очень тяжелы.
Князь Абрезков. Я понимаю вас и разделяю. Но как же быть? Я думаю, можно так устроить. Впрочем, вы правы. Это ужасно, и я понимаю вас.
Федя (жмет руку) Благодарствуйте, милый князь. Я всегда знал вас за честного, доброго человека. Ну, скажите, как мне быть? Что мне делать? Войдите во все мое положение. Я не стараюсь сделаться лучше. Я негодяй. Но есть вещи, которые я не могу спокойно делать. Не могу спокойно лгать.
Князь Абрезков. Так что же мне сказать?
Федя. Скажите, что сделаю то, что они хотят. Ведь они хотят жениться чтобы ничто не мешало им жениться?
Князь Абрезков. Разумеется.
Федя. Сделаю. Скажите, что наверное сделаю.
- Как видишь, - сказал я, когда Тугодум дочитал этот отрывок до конца, - все уперлось в характер Феди. Такому человеку, как Федя Протасов, легче покончить с собой, чем участвовать во всей той лживой церемонии, через которую необходимо было пройти, чтобы добиться развода.
- Это верно, - сказал Тугодум. - Это я понимаю.
- Теперь возьми историю его разоблачения. Муж Екатерины Гимер, как ты помнишь, стал хлопотать о получении нового паспорта. И тут-то все и вышло наружу. Щепетильный Федя так поступить, конечно, тоже не мог. Он ни за что не подверг бы свою бывшую жену риску такого разоблачения. И вот Толстой, чтобы сохранить верность правде - правде характера своего героя, придумывает сцену в трактире, где Федя становится невольной жертвой подслушавшего его признание шантажиста-доносчика.