Читать интересную книгу Гонзаго - Андрей Малыгин

Бабий, откинувшись на спинку кресла, облегченно вздохнул. Достал из кармана носовой платок и вытер им моментально вспотевший лоб.

— Ох, и не говорите, доктор! Сам вот чувствую, что сегодня прилично устал. И нервы, наверное, от этого под вечер что-то не на шутку разыгрались. Только что начал домой собираться, а тут вот, гляди, такая неприятность. Что-то вдруг со светом внезапно приключилось. Так что уж извините за это неудобство, за этот неприятный полумрак. Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо, Жорж Саввич, но разве это можно назвать неприятностями?! Это так, сущие пустяки. А вот с нами совсем недавно чуть кое-что похуже, знаете ли, не произошло.

— А что такое, доктор, — выразил на лице искреннее удивление Бабий и опять побледнел, — а что с вами такого могло приключиться?

— Да, понимаете, только я на лавочку тут на бульваре в укромном местечке присел, хотел вечерней тишиной и прохладой насладиться. Глянь, откуда ни возьмись, появились сразу три резвых таких молодца с острым ножичком наперевес. Прямо как будто специально меня поджидали.

При этих словах Бабий потупил взгляд и стал наливаться краской, но тут же поднял голову и, стараясь не смотреть в глаза позднему гостю, с фальшивыми интонациями удивления и сочувствия проговорил:

— Да что вы говорите, доктор? Неужели грабители? Вот это да, вот это уже неприятность! Вот это уже действительно серьезно! Ну и как же вам удалось выпутаться из этой паршивой ситуации? Наверное, вам кто-то помог?

— Да ну что вы, Жорж Саввич, разве это серьезно? Вот у этих самых ребяток неприятности очень большие, а у меня их просто даже и быть не могло. — И с этими словами он достал из кармана еще один большущий гвоздь и, демонстративно навернув его на палец и превратив, таким образом, в сплошную спираль, положил на стол перед Бабием.

Хозяин кабинета сильно побледнел и заплетающимся языком тихо спросил:

— Так, что, доктор, их… в милицию, что ли, забрали?

— Ну что вы, Жорж Саввич, разве милиция их смогла бы догнать? Нет, эти недостойные элементы оказались чрезмерно впечатлительными. И, насколько я правильно осведомлен, у них дела куда похуже, чем общение со стражами порядка. Одного из них с сердечным приступом, знаете ли, в очень плохом состоянии на скорой помощи только что увезли. А двое других… — он посмотрел в лицо Бабию и после небольшой паузы, прискорбно вздохнув, уверенно заключил, — завтра же днем не иначе как в психической лечебнице должны оказаться.

— В психической лечебнице, говорите? — бегая глазками, переспросил Бабий. — Да, интересно. А откуда у вас такая уверенность в этом, доктор?

Он хотел еще что-то спросить, но в это время неожиданно и резко зазвонил телефон. Хозяин кабинета вздрогнул, потянулся за трубкой и, не удержав ее в руке, выронил прямо на пол. Трубка, глухо ударившись о дерево паркета, замерла, и в ней послышался чей-то мужской голос, который довольно громко спросил:

— Але, Жорж Саввич, это я… Жорж Саввич, что у тебя там за шум?..

Но дальше этот голос не успел ничего договорить, потому что Бабий, словно от испуга, быстро нагнулся вниз, схватил трубку рукой и тут же, еще больше побледнев, резко вскрикнул:

— А-ай!

Он попытался было разогнуться, но с искаженным от страшной боли лицом еще громче закричал и тут же, как подкошенный, рухнул рядом с креслом прямо на пол.

Через некоторое время к зданию филармонии резво подкатила машина скорой помощи. Еще через несколько минут стонущего от сильной боли Жоржа Бабия санитары вынесли на носилках на улицу и, уложив в машину, тотчас же увезли.

У входа на тротуаре остались доктор Гонзаго с Роберто и вахтер Степан Варфоломеевич, который, обращаясь к Гонзаго и сокрушенно качая головой, убежденно говорил:

— Не берег себя Жорж Савлич, ой, батюшка, не берег. Глянь-ка, до такого вот поздна на работе-то пропадал. Разве ж можно так себя изводить?! Не зря ведь в народе-то говорят, что от работы… даже самые здоровенные кони, и те дохнут. Вот. А что уж тут о человеке-то толковать. А народ-то, он, батюшка, совсем… не дурак! Ну, даст-то бог, в скорости поправится наш Жорж Савлич. Он ведь еще годами-то вон какой молодой… А вы как думаете, гражданин хороший?

— Ну что ж… Вполне вероятно. Вполне возможно, — очень витиевато, с бесстрастным лицом ответил Гонзаго, — это ведь, смотря как будут его там лечить…

— По заслугам будут лечить его, по заслугам, — поддакнул вахтер, разглаживая крупными пальцами прокуренные седые усы. — А как же иначе-то? Каждому ведь, батюшка, должно воздаться по его заслугам…

— Ох, и какие же золотые слова вы только что сейчас произнесли, — сверкнув черными глазами, весело улыбнулся Гонзаго, — в самую, что ни на есть, верную точку попали. Исключительно мудрые, а потому и золотые слова, отец! Ну, будьте здоровы, до свидания. — И они вместе с пуделем буквально тут же растаяли в ночной темноте.

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Ажиотаж

В ночь с воскресенья на понедельник двадцатого мая две тысячи второго года в жизни одного большого старинного города произошло знаменательное событие, которое, прошу заметить, наложило сильнейший отпечаток ни мало ни много, а на всю его дальнейшую историю. Дело в том, что в эту тихую майскую ночь, как того и следовало ожидать, в разных частях этого областного центра было расклеено множество рекламных афиш очень прелюбопытного содержания. Настолько любопытного, что иной нормальный и здравомыслящий человек, прочитав текст этого рекламного объявления, мог запросто принять его за очень запоздалую первоапрельскую шутку. А другие граждане и вовсе ничего не могли разобрать. Да и как же прикажете понимать, если черным по белому красивым убористым шрифтом на отличной глянцевой бумаге были напечатаны слова, смысл которых просто не желал укладываться в голове. И это понятно! Но… не будем спешить, а давайте обо всем по порядку…

Рабочий день токаря-универсала одного из машиностроительных предприятий города Петра Васильевича Ландо начинался ровно с семи часов утра. Как и полагается, Петр Васильевич вышел этим безоблачным майским утром из дому заранее, где-то минут за пятьдесят до начала работы, и проследовал на ближайшую троллейбусную остановку, что-то напевая себе под нос. Настроение было отличным. Да, собственно говоря, почему бы ему и не быть таковым, если даже погода радовала чистым голубым небом и щедрым солнцем, а трава и деревья сочной и нарядной зеленью.

Петр Васильевич восьмой год занимался в самодеятельности хоровым пением и, считая себя приобщенным к миру музыки человеком, старался следить за всеми музыкальными мероприятиями, случавшимися в его родном городе. И для этого не надо было ничего выдумывать — посматривай более или менее регулярно местные новости по телевизору и внимательно прочитывай содержание афиш по пути на работу и обратно с нее, и практически ты в курсе всех музыкальных событий. Особое внимание Ландо привлекали афиши, рассказывающие о гастролях заезжих знаменитостей.

Духовная жизнь — дело наиважнейшее, как считал Петр Васильевич, поэтому, чтобы окружающие его по работе коллеги в этом смысле хоть немного росли, не застаивались на месте, он сделался добровольным информатором, доводящим до сведения товарищей те или иные музыкальные новости. А вдруг кто-то из них после этого и захочет сходить сам или со своей семьей на концерт? Это уже будет большой удачей. Коллеги по работе после такой краткой музинформации частенько похлопывали его по плечу и уважительно называли настоящим меломаном, что откровенно радовало большое творческое сердце Петра Васильевича.

По пути следования Ландо уже успел осмотреть два знакомых рекламных щита, но ничего свеженького для себя не обнаружил. Зато третий щит прямо на самой остановке порадовал его свеженаклеенной рекламой, которой вчера днем, как он точно помнил, еще здесь не было. Петр Васильевич прильнул к яркой и броской афише, которая своим отменным качеством явно выделялась среди других, и принялся изучать ее содержание. Из текста афиши следовало, что в ближайшую субботу, в день рождения города, в культурно-спортивном комплексе «Арена-2000» должен состояться грандиозный, единственный в мире и незабываемый концерт с участием звезд первой мировой величины, и дальше шло перечисление имен и фамилий. Всех их Петр Васильевич запомнить, к сожалению, не успел, потому что подошел его троллейбус, и времени до начала работы оставалось немного. Но первых двух запомнил точно и даже записал в блокноте, чтобы не забыть и случайно не перепутать. И вот во время обеденного перерыва, когда по установившейся привычке игралась очередная партия в домино и обдумывался очередной ход, Петр Васильевич ненавязчиво, как бы между прочим, выпустил информацию насчет намечавшегося в их городе грандиозного музыкального мероприятия и в числе выступавших назвал имена Энрико Карузо и Марио Ланца.