Напротив нас была нештукатуреная кирпичная стенка, местами влажная, ее освящало тусклое подземное освещение. Мне сразу вспомнилось какое-то старинное кино про войну, где немцы так же пулеметчиков к пулемету приковывали, а потом пионеры скелет нашли прикованный, не помни я дальше, да и не мудрено, в такой переплет угодить, спасибо родному начальству. Не поскупилось. Захотелось в туалет, но я стерпел. Даже не сказали, с кем воюем. Полезут, говорит, кто полезет? Шахтеры? Мысли скакали, как бешеные, ответов на вопросы не наблюдалось. Звонок этот. И этот падла Вася-Петя.. не предупредил ни хуя. И главный, глядь… Так вот чем они тут на спецобъектах страдают, суки! Пулеметы охраняют, и техобслуживание им делают, ишь, патрончики блестят, маслица не поскупились налить. Я потрогал патрон руками, он был маслянистый и холодный на ощупь, потом я сжал рукоятки Максима, и вдруг ужасно захотелось дать очередь в стенку, как том в боевике. Но я конечно же сдержался, потому что никто из нее не лез. А я при всех своих минусах, работник дисциплинированный и сознательный. Красная тревога, итить ее налево.
Незаметно я уснул, а чего еще было делать?..
Сон
Сегодня все было мирно. Мы нашей теплой компанией паломников сидели у костра на Иерусалимском холме. Одном из. Если бы было светло, то отсюда должно быть открылся бы великолепный вид на город. Но была глубокая ночь, и мы грелись у огня, перекусывая остатками нехитрой снеди, которая завалялась в наших тощих паломнических сумках, несмотря на все наши приключения. Пара лепешек, кусок вяленого мяса, немного изюма. Франциско отыскал воду. Оказывается, он был мастер в подобных фокусах. Когда-то я видел человека, который искал воду с помощью прутика, но все это более походило на цирк. А у Франциско все было иначе. Мы просто шли, потом он остановился и сказал: «копайте здесь».
Гарольд и я принялись мечами ковырять землю, не благодарная это работа скажу я вам, но тем не менее, совсем скоро песок стал сырым, а еще через несколько минут в выкопанной нами яме стала собираться мутноватая желтая вода.
Мы напились, потом набрали воды с собой и двинулись дальше по направлению к Городу. Эсперо сказал, чтобы мы закопали здесь свои мечи и доспехи, и запомнили это место как следует, дальше мы превращались в обычных паломников.
Итак, несмотря на всю невозможность произошедшего, Крепость выбросила нас прямиком в окрестности Святого Города. Как? Да одному Богу известно как. Впрочем, без проявления высших сил тут никак не обошлось, в этом я был уверен на все сто.
В голове образовалась какая-то преграда между мной и окружающим миром. Я просто лежал у огня и смотрел прямо перед собой. Тихо трещали пожираемые огнем ветки чахлого кустарника, которого наломала по дороге младшая братия.
Франсиско шевелил прутиком угли. Гарольд был мрачен, он чувствовал себя безоружным. Я прекрасно его понимал, но что поделаешь на данном этапе лучше так. Наверное.
Потом Франциско заговорил медленно, и отрешенно, словно читая странную молитву:
– Конрад III, Людовик VII, юный Балдуин Иерусалимский, граф Тьерри Фландрский… Говорят ли вам что-нибудь эти имена? Под стенами Дамаска нас было двадцать тысяч, как рыцарей, так и простых воинов. Наше войско казалось огромным, а победа близкой. Ах, какие сады были тогда под Дамаском! Построившись для штурма, мы не могли сдержать снисходительных улыбок. Несчастная горстка воинов пустыни противостояла нам. Человек триста не более, в белых одеждах и как нам тогда показалось, без оружия.
Боже, как мы ошибались!
Лица воинов пустыни были наполовину закрыты, эти полоски ткани назывались капбшены и мы видели только злые беспощадные глаза, взирающие на нас – пришельцев.
А потом начался самый странный бой, который я видел. Воины в белом сблизились в нашими шеренгами и вдруг взмыли вверх, взмахнув руками, словно крыльями. На миг они напомнили ангелов, но воистину в них вселился сам Сатана. В высоком прыжке они перелетали через головы наших воинов и в полете убивали нас руками.
Сначала никто ничего не понял, задние напирали на передних, пытаясь разглядеть диковинных бойцов и гибли тут же на месте. Через несколько минут мертвецы уже лежали вповалку друг на друге, так толком и не вступив в бой. Как выяснилось потом, на руках у них были потайные лезвия, острые как все, что изготавливается на востоке.
Но мы этого не знали, не знали… – Эсперо помолчал, словно заново переживая тот страшный день, потом заговорил снова, все также размеренно и монотонно, – Они были подобны молнии. Христианская кровь лилась по их рукам ручьями. Но одежды по-прежнему казались белыми. Перебив седьмую часть нашего войска, они обнажили сабли…
Он снова умолк. Я закрыл глаза и представил эту страшную картину. Белые фигуры с окровавленными руками, посреди шеренг мертвецов, сраженных неведомой силой…
Лицо Эсперо неожиданно исказила кривая ухмылка, разрезавшая лицо подобно арабскому клинку:
– Нам удалось убить пятерых, одного взяли в плен, он умер, покончил с собой. Так мы узнали про лезвия на руках, и про кожаные жилеты со множеством острейший ножей, которые были у этих адовых воинов.
Мы отступили, но ночью они вернулись. Это была резня, сильных, вооруженных, обученных воинскому ремеслу мужчин резали как баранов. Нас погибло три четверти от общего числа. И мы ушли от города. Ждать помощи. Странные враги не беспокоили нас целых две недели. Мы хоронили друзей и молились.
Когда подошло еще пять тысяч наших воинов, мы снова пошли на приступ. Но атаковать было некого, город оказался пуст. Мы беспрепятственно вошли в него, нашли еду и лошадей.
– А потом? – вырвалось у меня.
Эсперо сжал кулаки:
– Ночью погибли все, включая командиров. Те, кто остался, жалкие пять сотен человек в панике бежали прочь от города. И я в том числе. Так закончился этот бесславный поход.
– Почему я ничего не слышал об этом?
– Мы поклялись не рассказывать об этом, а если говорить, то только о том, что нас разбили превосходящие силы неприятеля. Намного превосходящие…
– Понимаю.
Эсперо встал на ноги и стал всматриваться в зыбкую расплывчатую линию горизонта.
– Самое неприятное чувство, которое я испытал в своей жизни – это даже не предательство, это – беспомощность. Когда знаешь, что у тебя есть сила, оружие, воля, но ты ничего, ровным счетом ничего не можешь изменить.
– На все воля Божья, брат, – сказал я,– так бывает.
Лицо соратника исказилось гримасой, но он промолчал. Может и правильно.
– А еще он говорил, что «айюбиды были первыми, кому Всевышний даровал победу»! – блеснул эрудицией Паоло.
Пьетро скептически хмыкнул.
– Ну, это еще как сказать, – недовольно пробурчал Гарольд, а Франциско ответил уже нормальным голосом:
– Это их пророк так сказал. Иисус такого не говорил. А вернее верного, что сказано это было специально, для того, чтобы