Читать интересную книгу Тройное Дно - Леонид Могилев

— Только икру не доставай, я тебя очень прошу.

— Какая же икра под вино?

— Красная. Мясо есть у тебя?

— Холодное. В бульоне болтается. Подогреть?

— Нет. Давай холодное…

…Осинцев исполнил все в точности, и в четырнадцать часов Зверев слушал его доклад. Звонил он из будки отдельно стоящего телефона-автомата, оглядевшись как следует.

Зверев тут же покинул Кронштадт, на «Черной речке» спустился в метро, на «Горьковской» вышел.

Двор, где можно было провериться, находился на Каменноостровском. Куренной показался вовремя, напряженный, собранный, готовый ко всему.

— Гражданин следователь, — окликнул его Зверев вполголоса. Через двадцать секунд они стояли в подъезде, на втором этаже, контролируя двор. Зверев рисковал, выходя на Куренного. Риск оправдался. Его не сдал бывший товарищ по службе, что случалось теперь редко. Но даже самое незначительное событие, случайное казалось бы слово, сказанное далеко отсюда, могло иметь для Зверева значение решающее.

* * *

— Ты аккуратно застилай. Чего бросил? К тебе как к человеку. Это тебе не гостиница в «Соломинке».

— Там город был. Встал да ушел.

— Куда, дурилка картонная?

— Хочешь — туда, хочешь — сюда, — проворчал бомж Хасавюрт, все же разглаживая простыню, выравнивая одеяло.

— Ты в армии служил когда? — не отставал от Хасавюрта Кондачок, второй жилец домика номер два, в который поселили Ефимова.

Свежая краска, двойные стекла, три койки и никакие не тумбочки, а бельевой шкаф, стол, полка с антресолями.

Домик состоит из комнаты, предбанника и отсека с душем, унитазом, раковиной. Бомжи первым делом слоняются по «квартире», крутят вентили, хлопают дверками. Потом принимают душ с дороги. Наконец, всех зовут в столовую. Входят с опаской. Всего въехало сюда пятнадцать человек. Все мужики. В вагончике-столовой, в каких живут монтажники, длинный стол, на нем хлеб, горчица, столовые приборы.

Бомжи получают тарелки с супом, первым делом ложкой пытаются отхлебать жижицу и вдруг обнаруживают в тарелках мясо…

Всю ночь в домиках шум, никто не верит, что все это просто так. Опять реанимируется версия изымания внутренних органов на продажу. Взяли не самых забубенных, тех, кто еще ходит, двигается, пытается соображать. Остальные пьют бульон в городских ночлежках, валяются на чердаках, давятся «красной шапочкой».

Утром всех приглашают на плац. Там скамейки, мачта для флага, урна для окурков. Дальше — совершеннейшая фантастика. Появляется начальник. В нем многие узнают своего бывшего товарища по несчастью, Гегемона. Прозвали его так за пристрастие к фабричной риторике, ненависти к новым хозяевам страны, чтению газеты «Завтра». Вот где собака зарыта, соображают бомжи. Красные открыли лагеря. Откормят нас и дадут бутылки с бензином. Пошлют под танки. Значит, скоро заварушка. Однако Гегемон говорит и вовсе непонятные вещи. Про то, что соляр нынче дорог, а электроэнергия, если ею распорядиться мудро, терпима. Тем более для такого потребителя, как «Трансформер». До линии электропередачи здесь всего километра три. Можно успеть до холодов и спокойно зажить, как никому и не снилось. Тогда не будет шума дизель-генератора. Тогда можно смотреть в будущее и думать о расширении поселка. Электричество есть и сейчас, по временной нитке, но там совсем мало киловатт. Есть договор с вышестоящими организациями. Завтра приедет мастер по прокладке линии ЛЭП, столбы уже завезли, и траверсы, и кабель ждем.

— Это что же, трудовые лагеря? — наконец не выдерживают бомжи. — «Беломорканал»? Ты что, Гегемон, продался эксплуататорам?

Гегемон объясняет, что никому он не продавался, что «Трансформер» заключил договор с районом на поставку торфяных брикетов, торф здесь в войну добывали, а платить будут по-честному, по расценкам, и если не лениться, можно в месяц получать миллиона полтора-два.

— Сколько? — не унимаются бомжи.

— Сколько слышали. У нас льготное налогообложение. Все, что ни заработаем, идет в общий котел. Администрация получает зарплату, и не более того. Можете верить, можете нет.

— В коммунизм нас тянешь?

— Чтобы не было сомнений, подпишем с каждым договор.

— А если я не буду работать? — не унимается Хасавюрт.

— Будешь жрать, как и все. От пуза. Но смотри, чтобы у тебя кусок в горле не встал.

— И что, не будут высылать на «Большую землю»?

— Нет. Не будут, — заканчивает собрание Гегемон.

На обед всех приглашают в столовую.

Потом приезжает фургончик, из него появляется врач. Все проходят медицинский осмотр, выясняется, кому нельзя работать на высоте по причине скверного зрения, кому лучше не поднимать тяжести. Гегемон получает аптечки, уносит пачечку медицинских карточек к себе в вагончик. Бомжи ликуют. Бесплатное медицинское обслуживание. Телефон у командиров есть. Трубка сотовой связи, как у бандитов. Но в районе по ней далеко не дозвонишься. «Скорую», впрочем, вызвать можно. Есть и простой телефон, старый черный аппарат. Звонить по нему, оказывается, можно всем, но звонить-то и некуда.

Наконец, всех зовут опять на плац, и мастер по ЛЭП читает лекцию по технике безопасности, и все расписываются в журнале. Расписывается и Ефимов.

Первая работа — разметка трассы. Мастер с планом местности идет впереди, отсчитывает шаги, велит ставить вешки. Здесь будут траншеи. Ямы под столбы. Появляются лопаты, спецодежда, бывшая в употреблении, и все…

Ефимов работает в паре с Хасавюртом. Земля еще тепла. Осень нынче поздняя. Штыковая лопата легко входит в землю, и вот уже он по колено ниже уровня земли. Хасавюрт с тоской смотрит в небо. Круг замкнулся. Чтобы лучше жить, нужно больше и лучше работать.

* * *

У Ефимова открылись явные способности к электромонтажным работам. Положенное количество столбов уже стоит на трассе, пасынки связаны аккуратно и надежно, траверсы нашли положенные им места и посажены на монтажные болты. Мастер ездил вчера в трест и вернулся с двумя барабанами кабеля. Сегодня кабель этот следовало размотать и уложить вдоль трассы. Хасавюрт работать с Ефимовым отказался, не хотел надрывать пуп. Теперь Ефимов в паре с Кондачком составляли опору и надежду мастера. Впрочем, Кондачок боялся высоты, и Ефимову приходилось одному путешествовать с помощью «кошек» по бетонным «карандашам» вверх и вниз, но Кондачок шустрил, подтаскивал, бегал. Дело шло.

Деньги получали обещанные и аккуратно. Потом по доверенности Охотовед отвозил их в сберкассу в городе и возвращал книжки сберегательные с отметками о вкладах. Было предположение, что книжки «паленые», и пришлось устроить показательную поездку в город, на проспект Славы. Вызвавшиеся на проверку без труда смогли снять желаемую сумму со своего счета. Бомжи не верили ушам и глазам, и постепенно происходила трансформация. Они становились снова людьми. И таких местечек у начальников, по слухам, было несколько. Тогда все решили, что начальники не от мира сего. Бабки свои, которые могли свободно забрать, а бомжей кинуть за миску супа, они тратили на них. Давали рабочие места, работу, жилье, шанс… На торфах их прозвали «сверхновыми русскими».

Ефимов оснащал изоляторы, сидя на чурочке, когда хорошо известный ему Витек из Жихарева притормозил возле трассы и вышел из кабины… Зверев, живой и невредимый. Он как бы не узнал Ефимова, как бы прошел мимо, и тогда Паша тоже не подал виду. Зверев явно опасался мастера и охранника с телефоном. После достопамятных событий охрана была все время рядом, приглядывала, а в поселке их монтажном основные силы готовы были идти на помощь. Увидев, что в непосредственной близости, кроме Кондачка, никого, а охранник (Ефимов так и не запомнил, как и кого звать, плохой из него оказался оперативник) в двухстах метрах, Зверев подошел.

— Ну, здравствуй, Паша. Пришел у тебя отчет о проделанной работе принять.

— А говорили, что вы, Юрий Иванович, покойник.

— Мало ли что скажут. Вон, Паша, к нам люди идут. Давай выкручиваться. Они меня не знают и знать не должны.

— Как хотите. Друган ко мне заехал… Не боись, мастер, на работу хочет.

— Хочет, так поговорим. Пусть подойдет потом. — Это уже подошли к ним глаза и уши Охотоведа. Беспокойство проявили. Но, уважая простые товарищеские чувства, оставили их наедине. Мало ли какие коллизии и встречи на памяти у двух бомжей. Зверев уже вполне вписывался в это понятие помятостью и собачьим выражением глаз, неизбежно сопутствующих тому образу жизни, в ожидании смерти, который он вел сейчас.

— Это ты хорошо придумал. Думаешь, возьмут меня в бригаду?

— Если дам рекомендацию — возьмут. Я тут на хорошем счету, — с гордостью объявил монтажник высоковольтных линий Павел Ефимов.

— Ладно. Не до шуток. Мужика-то как звать вот этого? — показал Зверев кивком.

— Кондачок, душка! У меня базар с корешем. Отойди на минутку. Ты не бойся, кореш свой.