Читать интересную книгу Подвиг Севастополя 1942. Готенланд - Виктор Костевич

Стало досадно. Не от того, как писали, а от того, как было. Писать иначе, видимо, нельзя – можно представить себе, что будет, если Левитан день за днем примется загробным голосом информировать: «Сегодня нам нанесен удар там… Сегодня немцы нажали здесь… Сегодня мы понесли большие потери тут…» Обыватели и без того вечно преувеличивают. Хотя, может, потому и преувеличивают, что привыкли – всей правды им не скажут. Да и ладно, бог с ними, с обывателями.

Я вернулся на первую полосу номера за двадцать шестое. И сразу же нашелся подходящий материал для политрука, содержательный, зажигательный, вдохновляющий и мобилизующий на борьбу с германским фашизмом. Заголовок гласил: «Великому вождю и полководцу, гениальному полководцу и учителю товарищу Сталину. Письмо партизан и трудящихся энского района Орловской области, находящегося в тылу врага».

Партизаны писали наркому обороны так:

«Ваш призыв, вытекающий из Вашего доклада 6 ноября, речи 7 ноября и приказа 23 февраля об уничтожении всех немцев, пробравшихся на нашу родину в качестве ее оккупантов, еще больше зажег наши сердца и вызвал новый прилив священной ненависти к оккупантам». Написано было, как сказала бы мама, несколько витиевато, но партизанский отчет о проделанной работе действительно впечатлял. «За время наших действий мы истребили более 1250 немецких солдат и офицеров, 25 взяли в плен».

«И на каждого пленного отыскался свой капитан, – вдруг раздраженно подумал я. – Или у них обошлось? Или эти двадцать пять – те, кого капитаны не заметили и кого потом переправили на «большую землю»?» Кроме того, партизаны уничтожили двадцать один самолет (как это?), три танка (вполне возможно – скажем, на минах подорвать, да и гранаты сгодятся), сто пятьдесят автомашин с оружием и живой силой. «Мы взорвали 15 железнодорожных и 60 других мостов, пустили под откос 3 поезда с военными грузами…» В итоге партизаны энского района Орловской области одержали полную победу над противником. Разгромив гарнизоны и карательные отряды, «а также уничтожив вражескую агентуру и подлых предателей и изменников родины, мы 14 февраля установили по всему району советскую власть». В настоящее время партизаны строили два бронепоезда, в районе были восстановлены и развернули работу «колбасный завод, пекарня, слесарные, часовые, портняжные и сапожные мастерские, фотографии, больницы, поликлиники, амбулатории, аптеки, ветлечебницы, радиоузел, телефонная сеть, почтовая связь, сберкасса». Выходила ежедневная районная газета.

Я присвистнул. Насчет сберкассы партизаны, пожалуй, загнули, но всё равно – какие молодцы! «Все, как один, приняли участие в подписке на Военный заём, оплатив наличными 475 тысяч рублей. Мы знаем, что Военный заём – это удар и смертоносный шквал губительного огня по отступающим под могучими ударами Красной Армии гитлеровскими оккупантами».

По отступающим… Как-то несколько… Но ведь и по наступающим надо вести губительный огонь, иначе совсем станет худо.

Под письмом орловских партизан помещалось еще одно, с похожим названием: «Вождю нашему и учителю любимому Иосифу Виссарионовичу Сталину. Письмо партизан и трудящихся энского района Смоленской области, находящегося в тылу врага».

В Смоленской области немцам тоже дали прикурить. Семнадцатилетняя комсомолка Ульяна Арсеньева, идя по какому-то делу на лыжах, встретила и перебила из засады пять фашистов. Дед из деревни К., тов. Огурцов, во время боя присоединился к партизанам, вырыл у дома окоп и из винтовки застрелил шестнадцать немцев. Снайпер при этом геройски погиб.

Я снова вернулся к сводкам. В германской армии понемногу происходило разложение. Пленный солдат 2-й роты 1-го первого батальона 408-го пехотного полка 121-й немецкой пехотной дивизии (интересно, какая стоит против нас?) Петер Росс рассказал на допросе: «В нашей части солдатам запретили говорить о том, когда кончится война. Несмотря на все запреты, солдаты очень много говорят на эту тему. Все считают, что Германии долго не выдержать. За последнее время военно-полевой суд приговорил нескольких солдат к расстрелу за антивоенные и пораженческие настроения».

Но и разлагаясь, немецкая солдатня продолжала зверствовать на советской земле. «Немецко-фашистские изверги в деревне Новая, Ленинградской области, долго пытали, а затем повесили колхозника Евдокимова на пороге его дома, на глазах жены и трех малолетних детей. Подлые бандиты не разрешали снимать повешенных в течение семи дней. Жена Евдокимова сошла с ума».

Вот встретились бы ей наши немцы… Или ее соседям… Может, и у капитана что-то было? Кричал же он про какую-то Машу.

Партизаны действовали не только у нас, но и на Балканах. Под заголовком «Югославские патриоты ведут самоотверженную борьбу против оккупантов» сообщалось, что 16 мая партизаны устроили крушение военного эшелона, под вагонами погибло 150 итальянских солдат. Бой произошел и в районе города Крушевац, где отважные югославы истребили 165 солдат и несколько офицеров противника.

На третьей странице меня посетила мысль, что, возможно, я смотрю на сводки чересчур пессимистично. Заметка корреспондента Я. Макаренко называлась «Большие потери немцев на Изюм-Барвенковском направлении» и рассказывала, как несладко приходится атакующим фрицам. Особенно им доставалось от N-ского гвардейского артиллерийского полка. «Он отбил не одну атаку немцев. В районе города N артиллеристы истребили до 500 немцев». Большие потери несли фашисты и на Харьковском направлении. Корреспонденты Л. Бронтман и Г. Григоренко сообщали: инициатива в воздушных боях принадлежит советской авиации. Это было очень хорошо. Молдован рассказывал, как в прошлом году над ними все время висели немцы и не было видно ни одного нашего сокола.

Ожесточенные воздушные бои произошли над селом N. Семь наших самолетов схлестнулись с двадцатью тремя немецкими, сбили два «мессера» и один подбили. Доставалось немцам и с земли. «Наши бойцы научились метко бить фашистских летчиков из пехотного оружия. Младший сержант Глущенко одним выстрелом из противотанкового ружья сбил немецкий бомбардировщик, направлявшийся бомбить наши боевые порядки. Два сопровождавших его самолета противника ретировались».

(Потом мы обсудили этот случай. «О дае той Глущенко», – изумился Ковзун. «Интересно, какое надо упреждение давать?» – задумался практичный Шевченко. «Математик», – хмыкнул Старовольский. «Тут тренировка нужна», – оптимистично заявил будущий снайпер Мухин. «Ага, давай немцев вызовем, шоб красноармеец Мухин поупражнялся в стрельбе по низколетящим целям», – пробурчал Лев Соломонович. «Да ладно, хлопцы, мало ли что на войне случается. Повезло парню, – резюмировал мудрый Молдован. – Немцы-то… как там сказано? Ретировались».)

На четвертой странице я наткнулся на большую статью Ильи Эренбурга «Оправдание ненависти», но оставил ее на закуску. Для начала ознакомился с новостями международной и гражданской жизни.

Вновь открылся яснополянский музей-усадьба Льва Толстого, разоренный немцами во время их пребывания в Ясной Поляне. В Татарии плохо использовались тракторы. Японцы обосновались на острове Новая Британия, теснили британцев в Бирме и наседали на китайцев в провинции Чжецзян. (Война на Тихом океане – кто бы такое себе представил? Новая Гвинея, джунгли, папуасы, Миклухо-Маклай, каннибалы, – а теперь и там разрывались бомбы и такие же, как мы, английские и австралийские ребята дрались с беспощадными самураями.)

Гитлеровцы гнали латышей, литовцев и эстонцев на каторжную работу в Германию (интересно, почему об этом сообщалось на четвертой, «международной» странице, ведь латыши и литовцы советские граждане?). В Германии разваливалась школа. В мексиканской столице Мехико состоялась стотысячная антифашистская демонстрация. Причиной явилось потопление немцами двух мексиканских танкеров. Двадцать восьмого мая мексиканский парламент собирался обсудить вопрос об объявлении войны Германии. Вероятно, уже обсудил – и теперь к Объединенным Нациям присоединятся ветераны Сапаты и Панчо Вильи. Не так уж плохо, надо признать. Немцы, видимо, снова взялись за привычную им неограниченную подводную войну. Морской разбой у тевтонов в крови.

Из Стокгольма передавали, что гитлеровцы страшатся советской артиллерии, а в Финляндии начался голод. «Получай же, Суоми-красавица», – злорадно подумал я, перефразировав слова полузабытой ныне песни времен финляндской кампании. Мой отец, между прочим, находил в ней мотивы, свойственные буржуазно-троцкистскому лжеучению Зигмунда Фрейда. Фраза «принимай нас, Суоми-красавица, в ожерелье прозрачных озер» звучала, по его мнению, по меньшей мере двусмысленно, в строчке «ломят танки широкие просеки» он обнаруживал фаллическую символику, а слова «раскрывайте ж теперь нам доверчиво половинки широких ворот» вообще в комментариях не нуждались. (Когда он изложил свои соображения нашему соседу-пианисту Кацнельбогену, тот только махнул рукой: «Э, советские евреи не читают австрийских. Они сочиняют русские народные песни».)