за Доми – по-хозяйски, без робости.
Ты не хуже меня знаешь, сказала Маргарет, что в заброшенном доме ребенку не место. Да и некогда мне за ней присматривать, слишком много работы.
Чего ты от меня хочешь? – спросила Доми.
Чтобы она была в безопасности, пока я заканчиваю. А когда все будет сделано, найдем ей место получше. Может быть, удастся разыскать ее родителей. А пока что ее надо пристроить. Она неделями скиталась по библиотекам, не смогут ее там прятать до бесконечности. Просто чудо, что до сих пор удавалось.
Маргарет помолчала. Или у тебя места мало? – добавила она сухо. Обвела взглядом огромную гостиную, уставилась в потолок – там, наверху, пустуют шесть спален.
Доми медленно, устало выдохнула. Как в прежние времена, и это означало: ладно, будь по-твоему.
Хорошо, но пусть она сама о себе заботится, я ей не нянька.
Мне нужно только подгузники менять два раза в день, сказала из своего угла Сэди.
Доми рассмеялась.
Хмм, протянула она. Что ж, хотя бы чувство юмора у нее есть.
Они оглядели друг друга – высокая блондинка в деловом костюме, на шпильках, и смуглая девочка в толстовке с капюшоном и потертых джинсах, – и Маргарет почувствовала, что между ними проскочила искра, встретились родственные души.
Именно Сэди сказала Маргарет через несколько дней: но Чиж больше там не живет, разве вы этого не знали? Они теперь в общежитии живут, могу вам адрес дать.
Почему ты мне не сказала? – спрашивает Чиж. Почему она ко мне не вышла, когда я был там?
Мы ей велели никому на глаза не попадаться, объясняет Маргарет. Чтобы никто ее не увидел, не стал расспрашивать. Ты с ней скоро встретишься, обещаю. Но мне сначала нужно было с тобой вдвоем побыть. Мне нужно было…
Она замирает с бокорезами в руке.
Здесь кто-то есть, шепчет она.
Слышит и Чиж: кто-то скребется в заднюю дверь. Дождь, думает он; хоть сквозь затемненные окна ничего не видно, во внезапной тишине слышно, как капли барабанят по фанере, негромко, но настойчиво, будто тонкими пальчиками. Сквозь шум дождя слышно, как дергают дверную ручку. Потом тихие гудки, кто-то набирает код: цифра, другая, третья.
Чиж, оглянувшись на маму, ждет подсказки. Бежать или защищаться? Притаиться или готовиться к бою? Маргарет не трогается с места. В голове проносятся тысячи сценариев, один другого страшнее. Куда заберут Чижа? Куда поведут ее? Спокойно, велит она себе, думай. Но укрыться им негде, и даже если схватить Чижа за руку и выбежать через переднюю дверь, куда им идти под дождем, в чужом городе? В чьи лапы они угодят?
В темном коридоре шаги. Кто-то старается не шуметь, но не получается. Скрипит дверь гостиной. Герцогиня, в черном плаще, вытирает ноги.
Мать твою, Доми, выдыхает Маргарет. Ну и напугала же ты меня.
Она вздыхает с облегчением, и больше, чем появление нежданной гостьи и мамина ругань, Чижа пугает мысль, что и маме тоже знаком страх.
В дверь же к тебе не позвонить, отвечает Герцогиня. Как и по телефону.
Обе пожимают плечами, и Чиж понимает, в чем дело: звонки по мобильнику можно отследить.
Который час? – спрашивает Маргарет.
Почти четыре.
Я думала, мы договорились на завтра, на утро.
Герцогиня, расстегнув плащ, выпрастывает из рукава руку, другую. Окидывает взглядом стол, заваленный обрезками проволоки, крышечками, блестящими кругляшами-батарейками, и спрашивает:
Значит, не передумала?
Маргарет каменеет. Нет, конечно, отвечает она.
Взгляд Герцогини скользит по комнате, словно луч фонарика, выхватывая то, на что Чиж не обращал внимания. Переполненную мусорку в углу, жирную миску из-под вчерашней лапши на полу возле ног Чижа. Самого Чижа – он три дня не менял одежды, грязные нечесаные волосы лезут в глаза.
Я думала, все могло измениться, говорит она. Раз уж… И указывает взглядом на Чижа.
Ничего не изменилось, сердито отвечает Маргарет.
Герцогиня бросает плащ на спинку кресла. Движения ее, как всегда, порывисты, она словно корабль на всех парусах: будто что-то ее подгоняет навстречу цели. Она подсаживается к Маргарет, на подлокотник дивана.
Еще не поздно передумать, говорит она.
Маргарет поднимает с подставки паяльник, касается влажной губкой кончика. Паяльник чуть слышно, обиженно шипит.
Не во мне одной дело, отвечает Маргарет. Сама понимаешь.
Под кончиком паяльника плавится капля металла, вспыхивает серебром, затем тускнеет. В глазах у мамы искорки, точно блики на воде, – дрожат, будто ей трудно сосредоточить взгляд.
Надо, объясняет она. Я им слово дала. Я в долгу перед… Она колеблется. Я обязана.
Герцогиня кладет свою ладонь поверх ее, и в этом жесте Чиж видит нежность, привязанность.
Поймав взгляд Маргарет, Герцогиня вздыхает – вздох смирения, а не согласия. Завтра с утра приеду, заберу Чижа, говорит она.
Чиж вскидывает голову: заберете меня? Куда?
Повидать Сэди, бодро отвечает Маргарет. Доми вас отвезет за город, всего на денек, пока я – она обводит жестом стол – доделываю.
В красивое место, добавляет Доми. Думаю, вам понравится.
Зачем? – В голосе Чижа тревога, сомнение.
Мама, отложив паяльник, тянется к Чижу через стол, берет за руку.
Мне кое-что нужно доделать. А пока ты здесь, я не могу. Доми тебя отвезет к Сэди, а потом мы вместе за вами заедем. Веришь мне?
Чиж сомневается. На столе лежит паяльник, над ним вьется тонкая струйка дыма. Жарко пахнет металлом и канифолью. Чиж смотрит на маму – руки у нее загрубели, но в прикосновении чувствуются прежняя сила, тепло и ласка. Те же самые руки помогали пробиваться росткам на грядке, бережно снимали с его футболки гусеницу и сажали в траву. Почти не задумываясь, они соединяют руки, ладонь к ладони, палец к пальцу, – этим жестом они всегда скрепляли обещания. Теперь ладонь его размером почти с ее ладонь. Чиж смотрит в ее глаза – бездонные темные омуты – и наконец видит ее. Маму, прежнюю.
Ладно, отвечает Чиж, и мама, прикрыв глаза, вздыхает.
Завтра с утра, говорит она, обращаясь к Доми. Скажем, в десять. Заедешь за ним.
Открыв глаза, она выпускает его руку и обжимает свободные концы проводов.
Времени в обрез, говорит она. А успеть надо много.
Когда уходит Герцогиня, дождь уже не льет, а слегка моросит. На исходе дня Маргарет запечатывает последнюю крышечку. Сегодня среда. Завтра три года с тех пор, как она ушла из дома.
Хватит, шепчет она, и Чижу ясно, что говорит она сама с собой, будто дает себе команду остановиться или продолжать – ни он, ни она никогда до конца не будут уверены.
Одним махом она сметает