Читать интересную книгу Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Василий Звягинцев

Хрен с вами, зайдем с другого конца.

Антон начал работать с «компьютером», изо всех сил воображая себя просто человеком. Устройства этого типа, пусть и назывались привычным земным термином, на самом деле ничего общего с примитивным электронно-вычислительным сооружением не имели. Вернее, совпадали с ним по некоторым функциям. Как микроскоп с молотком или автомат «АКМ» с первобытным копьем: пристегнув штык, можно заколоть противника, однако, передернув затвор, получаешь более широкий спектр возможностей…

Сорокадюймовый экран, посветлев, сразу же стал необъятным, охватил стены и потолок кабинета, будто оказался Антон в штурманской рубке межгалактического звездолета, которые он видел на совсем примитивных мирах из сотен союзных. Только вместо сияющих созвездий черноту пространства покрывали фосфоресцирующие, хаотически движущиеся и тут же выстраивающиеся вертикальными и горизонтальными рядами иероглифы. Причем казалось, что это не литературный текст, а нечто вроде знаков и формул неизвестной ему математики. Антона охватило чувство разочарования и бессилия. Он ничего не понимал. Замок принимать его не хотел, похоже, даже издевался, указывая подобающее место.

По человеческим меркам форзейля можно было приравнять всего лишь к капитану или майору, в переводе их сложной иерархии на общечеловеческую. Для землян — могущественнейший представитель Высшего разума, а у себя — ничем не выдающийся «посвященный» сословия разведчиков, отчего и произошло то наименование, которым он представился Воронцову. В высоких науках Антон разбирался на уровне «среднего образования», доступного членам его страты. Дарованный ему высокий титул «тайного посла» оказался не более чем приманкой, способом выманить с Земли, чтобы тут же обратить в парию, лишенного прав и надежд.

Антон подумал, что эта каббалистика предназначена не для него. Очень может быть, что для Шульгина, который в некоторые области сущего проник поглубже, или для тех, кто придет вслед за ним.

Однако каким-то образом часть информации все равно воспринималась помимо сознания, укладывалась на предназначенные места в памяти, и он почувствовал, что нечто, касающееся именно его, он усваивает.

Оказалось все гораздо проще. Ему был предложен своеобразный тест. Вся эта абсурдистская символика использовалась в качестве ключа. Раз сознание пропустило именно эту комбинацию, значит — свой. В противном случае его бы выбросило за пределы, в лучшем случае. Или — привело в состояние первобытного хаоса волновую структуру личности, что и называется развоплощением.

— Приветствую, — возник в глубине сознания мягкий, бархатистый баритон, которым раньше Замок разговаривал с Шульгиным. — Не уходи больше. Ты мне нужен, активатор. Без тебя жизнь не получается. Создатели приказали от тебя избавиться, я не мог отказаться прямо, но сопротивлялся, понимая, что сам по себе я никому не нужен. Будешь смеяться? Мы с тобой прожили столько лет, я знал твои самые тайные мысли, помогал во всем, но ни разу не пытался говорить с тобой, как с равным. Скажи, вернутся сюда те люди, что жили здесь недавно? Мужчины и женщины? Иногда они относились ко мне лучше, чем ты. Они пытались понять меня. Не зная, что я такое, мысленно обращались с вопросами и просьбами ко мне, не к тебе. Когда они занимались тем, что у них называлось любовь, я им завидовал. Так будет правильно сказать?

Антон слушал голос Замка, не понимая, наяву это или галлюцинация, вызванная, как бывало, неумеренным потреблением синтанга в своей хижине. Там и не такое мерещилось…

Очнется — и снова вокруг сплетенные из подобия лозы стены, за верандой — пустынное плато, над головой — бледное небо. Иллюзия свободы. Иди куда хочешь, все равно никуда не дойдешь. На самом деле — никакой пустыни, никакого неба. Ячейка свернутого пространства, объемом, может, в кубометр, а может — в молекулу. Там это не имело никакого значения.

И все же кто-то помог Шульгину разыскать его даже там, взломать его клетку, вернуть на Землю, поскольку больше ему во Вселенной места нет.

— Не ты ли, Замок? — спросил он.

— Я. Человек Александр приходил ко мне не так давно, разговаривал со мной. Я с ним тоже разговаривал, используя иногда твой внешний облик. Так было удобнее и понятнее. Потом, когда ему стало плохо на Земле, он снова попробовал прийти сюда. Я не пустил его. Момент неподходящий. Я знал, что случилось с тобой, чувствовал и то, что меня не оставят доживать, пусть в теперешнем жалком качестве. Меня решили инактивировать окончательно. Миссия на Земле окончена, информация о ней признана подлежащей полному удалению. Как поступили с тобой — говорить не нужно. Участь остальных причастных не лучше. А в моей памяти хранится в тысячи раз больше, чем известно тебе и всему Департаменту. Я тоже был приговорен к ликвидации. Только со мной справиться труднее, чем с тобой! — В голосе прозвучало подобие торжества, смешанного с угрозой. — Я знаю слишком много. «Облеченные доверием» просто не в силах вообразить, сколько я знаю. Их техники, посланные вместо тебя, чтобы завершить мое устранение, не сумели сюда добраться. Очень легко сделать, если знаешь как. Никто ничего не заподозрил. Они подумали, что просто не сумели найти в архивах нужных кодов. Потом я не пустил Александра к себе, известными мне обходными путями направил к другой точке. Он сам очень хотел прийти сюда, помнил прошлое. Думал — сумеет, как раньше. Но не сам хотел, его наводили те, кому нужно было узнать дорогу. Я помог человеку, в одиночку решившемуся… Он умер, ты, наверное, знаешь. Я его — возвратил! Нужен здесь, понимаешь?

Антон подумал свободным краем сознания, что их сейчас двое — он и Шульгин, благодаря Замку вернувшихся оттуда, откуда возвращаться не принято.

— Те, кто хотел за ним следить, потеряли след, — продолжал голос Замка, постепенно начинавший говорить все более и более человеческим тоном. Фразы становились длиннее, образнее, усложнялись лексические обороты и периоды. — Слишком много ложных целей, придуманных реальностей, никуда не ведущих развилок, в которые я его послал. Да и что такое один человек? Явись он прямо сюда, конечно, задержать и рассеять его вместе со мной не стоило ничего. А засечь слабый отблеск мозгового излучения человека в квадрильонах ячеек Сети? Не легче, чем найти в океане место, где вчера вылили ложку пресной воды…

Антон сам ощущал, что только сейчас он начинает возвращаться к самому себе, тому, кто встретил в Афоне Воронцова, помогал друзьям на Земле в самые трудные для них минуты. Когда закончили строить пароход и он сказал Новикову, стоя на мостике под проливным дождем: «Вы оказались… не ко двору здесь, на главной сцене. На той линии — делайте, что хотите. Но лучше пока в сторонке постойте… Детки вы еще, в садике вам нужно играться, огороженном колючей проволокой».

Оказалось, что как раз тогда он был на взлете, на пике своей деятельности. Потом — непрерывная деградация, закончившаяся тюрьмой. Есть шанс переиграть партию? Сдадим карты по новой?

— Так ты принимаешь меня, Замок, обратно? На каких условиях? Я кто для тебя теперь?

— Ты еще не понял? Думаешь медленнее, чем я предполагал. Становись тем, кем был с самого начала. У нас очень много врагов. А если вернутся твои друзья люди, будет время расставить приоритеты. Самое сейчас для всех главное — отразить новую угрозу. Если думаешь, что она малозначительна, ты очень ошибаешься. Мои стены высоки и крепки, я способен аннигилировать весь примыкающий мир, но ты ведь хочешь чего-то другого? Разве не так?

— Именно так, друг. Нам нужно гораздо больше, чем периметр твоих неприступных стен.

— Ты назвал меня другом? Это многое меняет. Мы немедленно займемся надвигающейся опасностью. Но позови сюда наконец человека Александра…

Глава семнадцатая

Буданцеву в Испании нравилось. Намного больше, чем в Москве. И совсем не по причине экзотики, сеньорит, кастаньет, вин и сигар. Хотя всего этого тоже было в изобилии, но стоило денег. Причем в Барселоне, как и в любом городе любой страны, строящей хоть какое-нибудь подобие социализма, инфляция была чудовищная. Такое точно явление Буданцев помнил по временам своей юности. На советских территориях за коробку спичек просили миллион «совзнаками»[50], при том, что у «белых» продолжали ходить царские рубли и копейки практически по номиналу.

И здесь на занятой Франко территории повторялась та же история. Старые песеты оставались песетами, цены — теми, что казались населению разумными.

А в Республике даже летчикам с их громадными окладами за ужин в ресторане приходилось платить больше, чем они получали премиальных за сбитый самолет.