если почерк в самом деле отражение характера – то у меня он другой.
Айгор вернулся еще с несколькими листами.
– Еще, – холодно произнес Ксандер.
Нет, гаденыш в самом деле идиот. Его жизнь на кону, а он все пытается оставить себе возможность шантажа. Надо уметь проигрывать.
Айгор выругался, уже никого не стесняясь, вытащил из-за пазухи последний листок.
– Все! Клянусь собственной жизнью, это все!
– Не клянитесь тем, что вам не принадлежит, – усмехнулся Ксандер, достал из кармана пузырек, вложил его в руку Айгора, накрыв сверху своей ладонью. – Забирайте. И завтра же с утра уезжайте из столицы, иначе в обед получите от меня вызов. Повод я найду.
Айгор схватился за пробку, руки его дрожали. Ксандер низко поклонился Люции.
– Прошу прощения, госпожа Сапфира. Но кто-то должен был восполнить пробелы в воспитании этого недоросля.
– Вы не целитель, вы убийца! – прошипела она.
Ксандер снова поклонился. Протянул мне руку. Я посмотрела на него снизу вверх, не торопясь опираться. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Не дожидаясь, пока я что-то решу, Ксандер сам взял меня за запястье, и снова мне на миг почудилось, как тепло пробежало по руке, кольнув нервы. Я дернулась, но вырваться не получилось
– Главное – не навреди14, – улыбнулся Ксандер, сдергивая меня со стула.
Сердце разом вернулось к нормальному ритму. Я ошарашенно посмотрела на мужа. Он издевается? Да я его просто убью!
Но прежде, чем я успела произнести хоть слово, муж выволок меня на улицу.
Глава 32
– Не было никакого яда, – сказала я, едва за нами закрылась тяжелая дверь дома. Выдернула свой локоть из руки Ксандера, ускорив шаг. – Магия. Ускорила ритм сердца, потом вернула нормальный. Айгор отвлекся, когда ты схватил его за ворот, а я просто не поняла, что за тепло пробежало по руке. Правильно?
– Правильно, – кивнул муж.
– Надеюсь, в той бутылке, что ты дал Айгору, слабительное?
– Ромашковый чай. За кого ты меня принимаешь?
Я развернулась к нему:
– За человека, на которого я очень зла.
Вместо ответа он сгреб меня в охапку, прижимая к себе. Я бесполезно дернулась раз-другой и потеряла охоту трепыхаться дальше, услышав тихое и почти виноватое:
– Лисенок, так надо было. Я блефовал, и, если бы он не поверил, приемлемых методов убеждения не осталось бы.
– Я бы не заплакала, если бы ты ему ноги переломал, – хмыкнула я, ткнувшись лбом ему в плечо. – Зарастил бы потом.
– Я сказал «приемлемых». Еще магию на него тратить!
– Магию тебе, значит, тратить жалко, а меня не жалко? Я чуть… – Я попыталась снова разжечь в себе злость, и снова она угасла, когда Ксандер прижал меня крепче и зарылся носом мне в волосы.
– Ты держалась потрясающе.
– Угу, особенно когда хлестала вино из горла, – буркнула я, заливаясь краской стыда. В самом деле, стоило бы держать себя в руках.– Если завтра я проснусь с похмелья и седой, это будет на твоей совести.
– Похмелье я тебе вылечу, а седину как-нибудь переживу. В конце концов, я намерен оставаться с тобой до тех времен, когда она все равно появится.
– Да я раньше копыта откину от сердечного приступа, и все по твоей милости!
Сердиться на него уже не получалось, и я возмущалась скорее из чувства противоречия.
– Я этого не допущу, – неожиданно серьезно сказал Ксандер, выпустил меня из объятий, заглянул в лицо. – Лиска, я умею действовать грубо и грязно. Но насилие – это последнее прибежище беспомощного, а я, смею надеяться, не беспомощен. Ты отвратительная актриса, поэтому рассказывать было нельзя. Айгор поверил бы, только если бы поверила ты, но… – Он криво улыбнулся, провел большим пальцем мне по скуле. – Глупо, но одновременно я очень хотел, чтобы ты не поверила, будто я способен тебя отравить.
– Я очень не хотела верить, – шепнула я.
Он улыбнулся.
– Один раз я причинил тебе вред. Больше такого не повторится. – Ксандер приобнял меня за талию и повлек к двери. – Пойдем домой.
Он провел меня в комнату, которую я про себя называла «маленькой гостиной». Кресло у окна, возле него круглый столик на одной ножке, на который удобно пристроить пяльцы или поставить корзинку с рукоделием. Еще одно кресло ближе к камину, рядом журнальный столик. У камина высокие напольные часы: кто-то успел их завести и выставить время… ох, ничего себе, как стремительно пролетел день!
– Сейчас я велю Томасу принести вина, а Энн – подать закуски, – сказал Ксандер.
– Спасибо, вина на сегодня хватило, – буркнула я.
– Разве тебе не надо будет запить вот это? – Он вынул из кармана пачку писем, протянул мне.
Я выхватила взглядом несколько строчек с верхнего письма. Ничего криминального, обычный девичий щебет – учеба, подруги… Почерк похож на мой и все же – не мой, линии тонкие, словно писавшая вообще не нажимала на перо.
– У тебя изменился почерк, – сказал Ксандер, как будто в самом деле читал мои мысли.
– Потому что я изменилась, – сказала я.
– Да, ты очень изменилась.
Нет, я никогда не расскажу ему, что на самом деле случилось в тот вечер. Не хочу, чтобы его чувство вины встало между нами. Хватит и того, что я чувствую себя виноватой перед той девочкой, которой не досталось обычного счастья.
– Не буду тебе мешать. – Ксандер шагнул к двери.
И уж точно я не стану читать письма, написанные не мной и не мне.
– Ты мне не мешаешь.
Я бросила пачку писем в камин, пустой по летнему времени. Сосредоточиться получилось не сразу, все-таки магом я пока была не слишком опытным, но наконец с кончиков пальцев слетели искры.
– Я не помню. – Я посмотрела на мужа в упор. – И не хочу вспоминать.
Бумага занялась, тяга из каминной трубы подхватила пепел, унося в воздух.
– Ты мне не мешаешь, – повторила я. – Останься… если хочешь.
Ксандер опустился в кресло, устроил меня у себя на коленях. Какое-то время мы молчали, наслаждаясь объятьями, теплом и покоем.
– Грешно так говорить, – он потерся носом о мои волосы, – но я рад, что ты… Если бы ты не потеряла память, я бы не узнал тебя настоящую. Ту Алисию, на которой женился, я бы не полюбил.
Я вздохнула. Наверное, Сашка был прав, и я в самом деле ненормальная. Любая другая женщина запрыгала бы от восторга, но…
– Много ли ты знаешь обо мне, чтобы говорить так?
Странно, но разрывать объятья по-прежнему не хотелось. Слишком тепло и уютно в них было.
Или я просто боюсь громких слов? Ведь, если начистоту, Ксандер мне тоже очень нравится – и в постели, и