Читать интересную книгу Гностики и фарисеи - Светлана Замлелова

В воздухе, раскалённом и густом, как лава, застыли запахи скошенной травы, смородинового листа и цветов шиповника. Откуда-то из-за дома потянуло костром и жареным мясом – это родители Марины взялись приготовлять шашлык.

Звенели весёлые мушки, гудели деловитые шмели, где-то на краю деревни плакала корова. Ласточки с тревожным писком носились так низко, что, казалось, задевали крылами кусты. Соседская курица, пролезшая сквозь дыру в заборе, лапой ворошила морковную грядку и злобно кудахтала.

По небу, точно в глубокой задумчивости, плыло одно-единственное малюсенькое облачко почти правильной квадратной формы. То и дело оно останавливалось и, как бы потягиваясь, превращалось ненадолго в шар. Но после снова принимало прежнюю форму и плыло дальше.

– Девочки! Идите есть! – раздался голос Марининой мамы.

Девочки вздрогнули и ожили. Марина перевернулась на спину, Вера уселась, поджав под себя ноги.

Завидев на грядах курицу, Марина вскочила и топнула в её сторону ногой.

– Пошла отсюда! – крикнула она.

Курица заблажила, захлопала крыльями и заметалась между грядами.

– Пошла, дурища! – подскочив к курице, Марина легонько подтолкнула её ногой к забору. Курица, наконец-то сообразив, чего от неё хотят, шмыгнула в дыру и скрылась за изгородью, на прощание метнув на Марину мстительный взгляд.

Марина потянулась, зевнула и, обращаясь к Вере, спросила:

– Идём?..

Вера поднялась, и по дорожке мимо грядок и старых корявых яблонь девочки пошли к дому.

Там, где дом отбрасывал солидную квадратную тень, стоял на земле колченогий мангал, а над ним колдовал курбатый, очень суетливый человек в длинных, нелепых шортах. Это был отец Марины.

Тут же в тени стоял дощатый стол и с двух сторон от него – длинные скамейки. Стол уже был накрыт.

С кусков дымящегося мяса, нанизанных на палочки, падали на толстое блюдо тяжёлые, сочные капли. И в каждой капле видны были множественные золотые кружочки жира. Прямо на столе лежали варёные растрескавшиеся яйца, пучок свежей, только что умытой зелени, буханка чёрного хлеба и длинный нож. На тарелке – кольцами нарезанный лук, упругие зёрнышки чеснока и несколько маленьких, колючих огурчиков. А в больших эмалированных мисках горкой насыпаны ягоды – клубника и черешня. Бутылки с водой, пивом, термос с чаем и банка с молоком стояли тут же.

Девочки сели по одну сторону стола, родители Марины – по другую, трапеза началась. Тут услышали, как стукнула калитка, и зашуршал щебень под чьими-то лёгкими ногами. И вскоре из-за угла дома показалась Оксана, соседская девочка лет четырнадцати, худенькая, с угреватым лицом и жидкими, короткими волосами. Пришла она в сопровождении белой безухой овчарки. Оксана поздоровалась и присела рядом с Верой. Перед ней тотчас поставили тарелку, положили палочку шашлыка, кусок хлеба. Налили стакан молока. Дали шашлык и собаке. Та, осторожно взяв мясо, отошла в сторону и, улегшись на траву, принялась неспешно разжёвывать кусок, растягивая удовольствие.

Съев предложенное, Оксана, почему-то смущаясь и краснея, спросила тихо:

– На речку пойдёте, девочки?

– Пойдём, – был ответ.

– Тогда я за вами зайду.

И, поблагодарив хозяев за угощение, Оксана ушла. Вместе с ней ушла и безухая овчарка.

За деревней рос огромный калиновый куст, цветший теперь и источавший сильный горьковатый дух. Запахи калины, клевера и ещё каких-то не то трав, не то цветов, мешались в один пьянящий аромат. И воздух, вмещавший в себя такое множество запахов, казался необыкновенным густым и горячим напитком, пить который хотелось маленькими глотками, чтобы не обжечься и насладиться букетом.

Под калиной жил своей жизнью пруд. Подойдя ближе, девочки увидели рыбок, высовывавшихся наружу и оставлявших после себя разбегающиеся круги. Кричали, как безумные, сочно-зелёные лягушки, водомерки выписывали лапками сложнейшие, невиданные узоры. Чуть в сторонке стояла красная церковь. Костлявая, с торчащими во все стороны ржавыми железяками и ветками какого-то кустарника, росшего на крыше, она уныло смотрела на своё отображение в пруду и на девочек не обратила никакого внимания. Пройдя гуськом по узкой тропке, вытоптанной среди лопухов и кустиков пижмы, девочки вышли к старому серому колодцу. Отсюда можно было видеть далеко окрест: деревня, как и множество других деревень, расположилась на холме. Зелёные перелески, ярко-жёлтые островки сурепки, лиловый дымок колокольчиков – всё это весело, по-летнему, переливалось, играло и порождало безотчётную радость и предвкушение чего-то хорошего, что обязательно должно случиться. И почему-то хотелось петь, смеяться, верить, что нет плохих людей, и что жизнь – это праздник от рождения до смерти…

Там, где небо касалось земли, девочки увидели спину дракона. Это холмы, поросшие лесом, чернели колючей щёткой. И вдруг дракон шевельнулся и приподнялся. Спина его изогнулась, ощетинилась. Дракон ожил и стал страшен. Один из гребней на его спине оторвался и тотчас разлился по небу чернильным пятном. И жирная, подгоняемая ветром туча поползла навстречу девочкам.

– Дождь будет! – сказала Марина, щурясь на тучу и прикрываясь рукой от солнца.

И девочки врассыпную побежали под горку, туда, где в тени под вербами дремала речка.

Побросав полотенца в траву, спустились к воде. Потоптавшись немного, ощупью, повизгивая и подняв руки, точно оттягивая страшный миг, стали входить в реку. Наконец, Оксана, зажмурившись и сжав плотно губы, плюхнулась на живот и, задрав высоко голову, поплыла по-собачьи. Испуганные неожиданно-громким всплеском, сороки, трещавшие где-то в кустах вербы, вдруг замолчали. Метнулась в сторону стайка лимонных бабочек. Застыли в изумлении золотистые стрекозы. И только смелая коноплянка продолжала насвистывать свою ласковую, чуть грустную, похожую на звуки флейты, песню. Обрызганные Марина и Вера, подались было с громким смехом назад, но спустя минуту уже плыли за Оксаной. Угрюмая, холодная река, не успевшая ещё как следует прогреться, встретила девочек неприветливо. Но они с наслаждением барахтались в тёмной зеленоватой воде, то повизгивая и отфыркиваясь, то переговариваясь ничего незначащими фразами.

Вдруг раздалось первое недовольное рычание.

– Нельзя в грозу купаться – убить может, – очень серьёзно сказала Оксана. И все трое, не сговариваясь, повернули к берегу.

Выйдя на сушу, дрожа и стуча зубами, принялись растираться полотенцами. Опять зарычало. Чернильное пятно расползлось и уже приближалось к деревне. Внутри пятна сверкнула молния. Вдруг как-то сразу потемнело и посвежело. Ветер засвистел в кустах вербы, испугал старую осину, дёрнул за косы берёзку. И швырнул в девочек какими-то семенами. Первые капли, сначала редкие и мелкие, так что непонятно было, идёт ли дождь, или это только так кажется; затем крупные, тяжёлые упали на землю. Исчезли бабочки и стрекозы, смолкли птицы – насторожилась всякая тварь. Стало слышно, как захлюпала, зачавкала вода в речке, как зашептали обрадованные влаге листы и травы. Накинув полотенца на головы, девочки побежали к деревне. А когда дождь застучал по спинам и икрам, они сжались, как будто захотели сделаться меньше, и прибавили шагу.

Зарычала уже совсем близко, прямо над головами, огнедышащая туча. Но, изрыгнув пламя, успокоилась и затихла. А дождь шуршал всё громче и громче...

– Переждём под деревом! – крикнула Вера.

– Нет! Нельзя под деревом в грозу – убить может!

И девочки побежали дальше по мокрой и скользкой траве, балансируя и рискуя на каждом шагу упасть и скатиться вниз к речке. Но вот показались взъерошенные, мокрые, похожие на стайку воробьёв кустики пижмы, и серый, глянцевый от дождя колодец. Здесь девочки разделились. Оксана, жившая на другом краю деревни, побежала к себе.

Не успели Марина и Вера, мокрые и продрогшие, вбежать в дом, как чернильное пятно, точно разбавленное дождевой водой, стало блёкнуть, тускнеть и вскоре расползлось по небу светло-серыми облаками, пробитыми кое-где золотыми иглами лучей. Дождь прекратился, проглянула лазурь, и солнце, показавшись, отразилось в каждой упавшей капле.

Девочек встретила Маринина мама.

– Замёрзли? – она засмеялась. – Вон возьмите, переоденьтесь. Она кивнула на серый, тряпичный диванчик, где приготовлены были пёстрые старенькие, но чистые, а главное сухие, платьица и полотенца.

– Переодевайтесь, чаю попьём.

И вскоре девочки и родители Марины сидели за высоким, покрытым клеёнкой столом и пили чай с баранками и клубникой. Напившись чаю, решили играть в лото. Уговорились, что ставка – рубль. Расселись, раздали карты, разыграли, кому кричать – игра пошла.

Самым азартным игроком оказался Маринин отец. И хоть ставка была невелика, он всякий раз, проигрывая, расстраивался и начинал сердиться. Но стоило ему выиграть, как настроение его тут же менялось. Он аккуратно подсчитывал выигрыш и был чрезвычайно собой доволен. Нацепив на нос очки, он взялся приглядывать за остальными, чтобы не мошенничали.