Читать интересную книгу Genzel_ - Ella James

Мое горло сжимается. Она не знает эту часть? Если нет, то, как мне рассказать ей? Я не могу рассказать ей правду о ее собственной матери. Ее биологической. Поэтому я лгу:

— Я был несовершеннолетним преступником, — медленно говорю. — Я убежал, — я глажу ее плечико. — А потом... люди узнали.

— Что узнали?

— Что я плохой. Я прошел больше, чем через двенадцать приемных семей. Они поняли, что я плохой.

— Шелли так не думала. Она любила тебя.

— Я, черт возьми, знаю, что она любила меня, — мое горло сжимается сильнее. — Любила меня, — шепчу я, — и в этом была ее ошибка.

— Это не ошибка, — говорит Леа.

— Она, бл*дь, мертва.

— Ты не убивал ее.

— Я виноват, — бормочу я. Я встаю с кровати и указываю ей на дверь. — Тебе нужно уйти, Леа. Я не могу больше говорить об этом.

— Я не могу просто уйти! — ее плечи поднимаются и опадают так, будто она вот-вот расплачется. — Я беспокоюсь о тебе. Я люблю тебя. Люк.

— Я не могу с этим согласиться, — говорю я, пятясь от кровати. Я приподнимаю свои забинтованные руки. — Я не могу даже прикоснуться к тебе.

— Да, ты можешь. — Она вздергивает подбородок. — И сделаешь это. — Она вылетает из комнаты и громко хлопает за собой дверью.

ГЛАВА 7

Леа

Через дорогу есть детская площадка с велосипедными дорожками, а на другой стороне высокие изгороди. Эхо рассказывает мне об этом, пока я слоняюсь по кухне без дела и переживаю о Люке.

Покинув комнату Люка, я нашла Эхо в кабинете, когда он учил Лану делать что-то на ее iPhone. Лана пыталась поймать мой взгляд, но я отказывалась смотреть на нее.

Я опускаюсь на колени и обнимаю Эхо.

— Время для детской площадки, — говорю я. — Хочешь пойти?

— Да!

Его няня — Хейли, поворачивается ко мне, продолжая готовить обед в школу.

— Вы не возражаете?

— Нет. Нет, мэм, — она улыбается, в ее голосе слышится южный акцент.

Я протягиваю Лане радионяню, когда Эхо бежит за водой и ботинками.

— У него все в порядке, но если тебе так спокойнее. — Она берет ее, посылая мне насмешливый взгляд, от которого я уклоняюсь.

Следующие два часа, мы с Эхо проводим в соседнем парке, и я узнаю, что сначала Люк его патронировал.

По всей вероятности, Люк принимал участие в какой-то волонтерской программе, по работе с детьми из гетто, которые были подвержены риску оказаться под влиянием «плохих факторов». Мать Эхо была наркоманкой, а когда они оказались на улице, Люк вмешался и предложил забрать Эхо на время.

— Он любит меня, — говорит Эхо с верхушки горки. — Поэтому он усыновил меня.

Вернувшись в дом, Лана протягивает мне радионяню.

— Спит, — говорит она. — Я не думаю, что нужна ему здесь. Я буду на связи с местными врачами, с которыми он должен встретиться. Особенно с хорошим психотерапевтом. — Она протягивает мне лист бумаги. — Не возражаешь, если я уеду сегодня вечером, Леа?

— Нет. Конечно, нет. Лана... — я обнимаю ее. — Спасибо тебе большое.

— Все для тебя, моя безумно влюбленная сестричка. — Она дарит мне забавную улыбку и гладит по щеке. — Будь осторожна с этим, хорошо? — она стучит по моей груди, как бы говоря: Будь осторожна со своим сердцем.

Я медленно киваю

— Буду.

До наступления полуночи, Лана уезжает на арендованном автомобиле, направляясь в гостиницу недалеко от аэропорта, где ее ждет новоиспеченный муж.

Я знаю, что должна сделать то же самое, но когда она уезжает, я знаю, этого не произойдет. Не чувствую, что уже закончила здесь. Я не думаю, что могу уехать, и не имеет значения, что я устала слоняться по кухне и вести бессодержательный разговор с Хейли.

Я не захожу в его комнату, пока Хейли и Эхо не отправляются спать. Поднявшись на второй этаж в предоставленную мне комнату, я на цыпочках спускаюсь вниз по лестнице. Его дверь не заперта, и я рассматриваю это как приглашение.

Я обнаруживаю его спящим, опираясь на спинку кровати, его перебинтованные руки лежат перед ним. Я проскальзываю под покрывало рядом с ним, прослеживая твердые очертания его тела своими голодными пальцами.

Его веки трепещут. Он стонет и приподнимает бедра.

Засунув руку под одеяло, я начинаю поглаживать его. Он просыпается, когда я глажу его, веки трепещут, рот напряженно подергивается, руки парят в воздухе, не в состоянии взять то, в чем он нуждается.

Он твердеет и стонет, наклоняется и кусает меня за горло, по напряженной челюсти, я могу сказать, что он раздражен.

Он не может высвободить свой член из моей руки, я поглаживаю его, и от удовольствия он закрывает глаза, но в то же время резко приказывает:

— Отпусти меня и прижми свою задницу к моему лицу, — говорит он. — Я хочу облизать эту киску и задницу, прежде чем ты объездишь мой член.

Погладив его в последний раз, я спускаю свои пижамные штаны. Я осторожно прижимаю его плечи к подушке и забираюсь на него, где его рот разрушает меня до тех пор, пока я не кричу так громко, что боюсь, что Эхо услышит через стену.

Тщательно вылизав, он убирает язык от моей пульсирующей плоти, и жар возбуждения начинает стекать по моим бедрам.

— Отвернись от меня, — говорит он. — И оседлай мой член.

Сорвав с него покрывало, его член стоит «по стойке смирно», указывая в потолок. Когда я насаживаюсь на него, мы оба стонем. Я несколько раз качаю бедрами, и он вздрагивает.

— Это мое, — шепчу я.

Он стонет мое имя.

— Никаких обещаний.

— Я не прошу обещаний, — шиплю я, пытаясь найти нужный ритм и заставить его задыхаться. — Я ничего не прошу, кроме удовольствия.

Это ложь.

Я хочу от него всего. Его толстый, твердый член, наполняющий меня, подпрыгивающие яйца подо мной, когда я объезжаю его. Я хочу тепло, которое мы порождаем, проходящее через меня как наркотик.

Заметив, что он не кончает, несмотря на то, какой твердый во мне, я разворачиваюсь. Снова прижимаю его к подушкам и сосу его горло до синяков. Он стонет и шипит, толкается бедрами подо мной, и начинает хватать меня, игнорируя пораненные руки.

Его губы и язык танцуют с моими, пока он не отстраняется.

— Укуси меня, — резко говорит он.

— Что? — я издаю стон.

— Укуси меня... за шею.

Я не спрашиваю зачем. Я знаю, что ему нужно, чтобы это было жестко. Объезжая член, я глажу его щеки и кусаю за шею, на месте укуса появляется немного крови.

Он взрывается внутри меня и безвольно падает назад, закрыв глаза и приоткрыв рот.

Когда в тишине комнаты он обнимает меня и притягивает к себе, я думаю, что победила.

Он целует меня в лоб. Его поцелуй нежный и теплый.

— Мне нужно время подумать. Может быть, много времени.

Мои глаза наполняются слезами. В любом случае я сплю рядом с ним. Около четырех утра я целую его в щеку и ухожу.

ГЛАВА 8

Леа

Три недели спустя.

Следующие несколько недель очень тяжелые для меня. Я больше не могу скрывать всё это. Поэтому в один из вечеров, во вторник, я просто набираю Лану и рассказываю ей о том, как Люк был связан с тетей Шелли.

Она молча слушает меня, я рассказываю все до мельчайших деталей, испытывая желание рассказать всю историю. Мне необходимо понять свои чувства.

Положив трубку, мне все равно остается непонятной одна вещь: Почему Люк рассказал Матери обо мне? Как мы со всем этим связаны, мои сестры и я? Тетя Шелли любила нас, но она была намного младше моей матери. Мы видели ее раз или два в году, но не думаю, что ее дом был заставлен нашими фотографиями.

Так почему же он упомянул именно нас? Почему упомянул меня?

Всю ночь я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, разместить бедра и голени в более расслабленной позе, чтобы наконец уснуть, но наступает рассвет. Я больше не могу лежать в кровати, поэтому решительно поднимаюсь и иду на пробежку, пробегая пару миль.

Вернувшись домой, тяжело дыша и истекая потом, я вижу, что на коврике перед дверью сидит моя мама, ее ноги подтянуты к груди, на лице грустная улыбка, от которой в голове раздается тревожный звоночек.

— Мама? — я изумленно смотрю на нее. Протягиваю ей руки и помогаю подняться. — Все в порядке? Где папа?

— Все отлично, — она снова смотрит на меня грустной улыбкой. — Я не хотела пугать тебя.

— Но тогда, что ты здесь делаешь? — я открываю дверь, и приглашаю ее войти. Хватаю бутылку с водой и начинаю жадно пить.

Мама заходит на кухню, по спине пробегает холодок.

— Что-то случилось с Лаурой? Ланой? Мам, кто-то болен?

Мои родители в том возрасте, когда многих людей поражает рак, и я постоянно волнуюсь по этому поводу.

Мама качает копной светлых волос и прислоняется к столешнице.

— Нет, Леа, детка не в этом дело. — Ее губы искривляются, но это явно не улыбка.

— Мам, объясни мне, почему ты здесь. А то у меня случится сердечный приступ.

Развернувшись, она выходит из кухни и направляется в гостиную.

— Почему бы нам не присесть, милая?