Читать интересную книгу Genzel_ - Ella James

Потому что я люблю боль. Это заставляет чувствовать себя так, будто я имею некий контроль над ситуацией. Но в данный момент, я не имею никакого контроля, я полностью разбит, потерян. Стою в комнате для гостей, жажду увидеть Леа. Я так одинок и потерян.

Я сильнее стискиваю зубы и начинаю медленно двигаться к ванной. Но будь она здесь, что бы я ей сказал? Наверное, попытался бы признаться в некоторых вещах. Попытался бы сказать правду, но, скорее всего, напугал бы ее до чертиков. Но это хорошо, этого я и добиваюсь.

— Люк?

Ее голос звенит в тишине комнаты, и пронзает мое сердце, словно стрела. На секунду, я могу поклясться, оно перестало биться. Полностью обнаженный, я поворачиваюсь и, глядя на нее, пытаюсь сделать хотя бы вдох.

Леа стоит в дверном проеме. И самая первая вещь, которую я замечаю, она стоит в моей толстовке с надписью Университет Пейс, затем я смотрю на ее прекрасное лицо. Она такая родная. На душе становится теплее, кровь бежит быстрее по венам.

— Милая толстовка.

Я чертовски обожаю, как эта кофта смотрится на ее великолепной груди. Я оглядываю ее, и мне так нравятся рваные джинсы и желтые носочки.

Она перевезла вещи в мой дом.

Бл*дь.

Ее губки складываются буквой «о», которая превращается в робкую улыбочку.

— Надеюсь, ты не возражаешь, Хейли нравится, когда немного попрохладнее.

Жгучее чувство пронзает меня, сердце уходит в пятки. Леа встретила Хейли, значит, она знакома с Эхо. Моя одержимость на неприкосновенность личной жизни быстро рассеивается, я так хочу расспросить ее обо всем. Хочу умолять, чтобы она позвала ко мне Эхо.

Вместо этого, я пытаюсь успокоить рваное дыхание и спрятать чувства, которые бушуют во мне, грозя выйти из-под контроля.

Я улыбаюсь ей в ответ.

— Да, это так. Поэтому всегда держу толстовку в детской.

Она смотрит на меня с восхищением, голова немного склонена набок.

— Ты шоумен, Эдгар. Я удивлена.

Я пожимаю плечами, что причиняет боль рукам. Колени начинают дрожать.

Леа быстро подходит ко мне. Она оборачивает руку вокруг моего локтя, это выглядит так, будто ей нравится прикасаться ко мне.

— Ты выглядишь немного бледным. Я могу проводить тебя до ванной. Не бойся, я не останусь там.

Ни за что.

Это то, что я должен был ей ответить.

Мне не нужна ничья помощь. Я не беспомощный инвалид.

Но в данный момент... Я обнаруживаю, что прижимаюсь к ней и позволяю помогать мне.

Я должен чувствовать себя немного смущенным, потому что она сопровождает меня в ванную, заходя в нее, хотя говорила, что не будет. Я веду себя рядом с ней как ненормальный. Вспоминая, как в последний раз выкрикивал ее имя, и это не из-за того, что мой член был в ее киске. Просто потому что я нуждаюсь в ней. Черт, я такой возбужденный последние пару...

— Как долго я был без сознания? — спрашиваю я.

— Около двух дней. — Мои глаза расширяются, она прижимается головой к моему плечу. — Все это время ты спал. Хирург, который оперировал твою левую руку, сказал, что тебе нужны очень сильные обезболивающие лекарства. Так много мелких осколков... ну, это из-за того, что ты сделал.

Я опять смотрю на нее, пытаясь понять ее чувства ко мне. Она что, пытается заботиться обо мне? Зачем ей это нужно?

— Хочешь, чтобы я вышла? — интересуется она.

— Ээ, ну, наверное, да. — Но это ложь. Когда ее рука медленно скользит по моему предплечью, а затем опускается, я хочу схватить ее обратно и не отпускать. Я бы хотел, чтобы она держала меня — даже в этот момент. Она кивает и говорит:

— Хорошо, я буду ждать тебя снаружи.

Я сажусь на унитаз, поэтому мне не нужно тянуться вниз и пытаться как-то помочь себе помочиться.

Не глядя ни в одно зеркало, я ногой нажимаю на слив и медленно, не спеша, маленькими шажками направляюсь к двери. Я чертовски слаб.

Я тянусь к дверной ручке правой рукой и хочу ее повернуть, когда дверь открывается. Леа стоит там, на ее губах играет маленькая, понимающая улыбка, поэтому она предлагает мне руку.

— Может, я тебе и не нужна, может, ты не нуждаешься в моей помощи, но это помогает мне чувствовать себя полезной, — негромко говорит она, пока мы направляемся обратно к кровати.

Она оборачивает руку вокруг моего бицепса и предплечья, ее прикосновения почти обжигают мою кожу.

Подойдя к кровати, она пододвигает ногой маленькую пластиковую подставку, по форме похожую на маленький стул, со словами:

— Так, а сейчас забирайся на него, и я помогу тебе лечь обратно на кровать.

Я хмурюсь.

— Мы уже делали это?

Ее щечки мило краснеют.

— Да. Один раз, вчера. Но ты не помнишь этого.

— Ты так уверена, не так ли? — говорю я, раздраженно забираясь на подставку и садясь на край кровати. — Откуда тебе знать, что я не помню?

Ее розоватые щечки становятся красными.

— Просто догадываюсь.

Она подходит ближе, крепче берет за предплечье и второй рукой пытается уложить мои ноги на кровать. Мне совершенно не нужна ее помощь, но я не хочу говорить ей об этом. Я переношу часть веса на нее и откидываюсь на подушки. Она заботливо поправляет парочку под моей спиной, а я просто смотрю на нее, желая ее настолько сильно, что саднит в груди.

Мой член вздрагивает и начинает приподниматься под простыней. Я стискиваю руки в кулаки, размышляя над тем, чтобы подрочить, но движение в руках отдается острой болью.

Я перевожу взгляд на нее.

— Что с моими руками? И насколько все плохо? — скороговоркой говорю я.

Я вижу растерянность на ее лице. Леа нервно отводит глаза. Я ненавижу себя за то, что она переживает такое. Переживает из-за моего дерьма.

— Давай уже, просто скажи мне. Это просто чертовы руки. — Я усмехаюсь, хотя моя голова начинает неистово стучать от возрастающей головной боли.

Он прикусывает нижнюю губу зубками, я слегка меняю положение бедер, надеясь, что стояк хоть немного утихнет.

— В правой руке очень много осколков... стекла. Врачи даже использовали специальный аппарат, чтобы понять, как глубоко они застряли, затем хирург извлек их. Тебе наложили двадцать два шва в верхней части руки и на костяшках. — Она мягко вдыхает. — Ты сломал три из них и палец тоже, но с ними все будет в порядке.

Я присвистываю. Господи Иисусе.

— А с левой?

Я замечаю, что она чувствует себя не в своей тарелке. Может, просто расстроена? Леа заправляет выбившийся локон за ушко и смотрит мне в глаза.

— В ней также много фрагментов стекла. Одна костяшка полностью раздроблена. Туда поставили протез. — Она втягивает воздух в легкие. — Люк, в твоем запястье был большой кусок стекла. Доктор сказал оно... оно было затолкано под кожу. Очень глубоко. Это скорее всего произошло, когда я затаскивала тебя в машину. Оно повредило артерию, из-за этого было много крови, сильное кровотечение. — Ее лицо бледнеет, она облизывает сухие губы. — Оно... оно повредило сухожилия в твоей руке.

— Что ты имеешь в виду?

— Они не уверены, что рука полностью восстановиться... что сможет функционировать как раньше. — Она учащенно дышит. — Ты писатель, Люк? Пока ты был без сознания, кто-то звонил...

— Что? — я держу глаза крепко закрытыми.

— Они спросили, готов ли оригинал рукописи. Поэтому я спрашиваю, ты писатель?

Я выдыхаю.

— Я призрачный писатель.

— Это значит, что ты пишешь про призраков?

— Нет, — я слегка качаю головой. — Я помогаю людям писать их истории, книги, иногда пишу за знаменитых авторов. Когда у них нет времени. — Еще я пишу свои собственные книги — в основном детективы, но я не хочу ей этого говорить, пока не хочу.

Я внимательно рассматриваю ее лицо, ожидая, что она удивится, будет впечатлена, так чаще всего реагируют. Вместо этого, она напрягается.

— Ты пишешь вручную, используешь карандаш или ручку?

Я хмурюсь.

— Нет. Черт побери, нет. Это бы заняло вечность.

Слезы заполняют ее глаза и влажно поблескивают в уголках, я чувствую, как ужас сковывает внутренности.

— Твой большой палец, Люк... Твой большой и указательный палец. Там, где был осколок...

Я закрываю глаза и пытаюсь представить остаточный фрагмент стекла. И почему, черт возьми, я загнал его под кожу?

— Там, где был осколок, — пытается сказать Леа. — Они сказали, что ты можешь потерять двигательную активность этих двух пальцев.

Когда наконец открываю глаза, я вижу, что ее щеки влажные от слез. Из-за меня. Она плачет из-за меня. Я забрал ее девственность и пропал на годы. Я тот, кто лелеял ее, словно талисман, многие годы, чтобы заполнить пустоту внутри. Я тот, кто обращался с ней как с дешевой шлюхой, когда она нашла меня в клубе. Я заставлял причинять мне боль, чтобы трахать ее. Именно я — то чудовище, которое заставило ее испытать весь тот ужас в доме Матери.

— Я не заслуживаю твоих слез, Леа.

Она вытирает глаза.

— Почему ты так говоришь? — спрашивает она, осипшим от слез голосом.

И после этого вопроса, я с уверенностью могу сказать, что она знает абсолютно все.