Читать интересную книгу Вардес: Лик Бога - Олег Лукьянов

Ануминас по площади практически не уступает землям Империи. Ближе к югу – крохотное королевство Галиян. Далее на западе у самого океана — среднее по размерам королевство Арон. И Фаготские Острова разбросаны неподалеку от Мифрилова острова, судя по тому, что я знаю, обитаемых людьми земель в этом мире больше нет. Края карты обрисованы черной тушью. Я пытался думать, что это неизученные земли. Но еще в Высокой Башне мне доходчиво объяснили, что там нет никаких земель. Нет неба и воздуха, там нет ничего, лишь чернота. После того, как мне объяснили это в десятый раз, преподававший географию мира маг взорвался и пожаловался на нерадивого ученика Тзару.

Тот, поняв, в чем суть моего непонимания, сказал: «В истории твоего мира древние люди верили, что мир плоский и держится на трех китах. На секунду представь, что это правда. Если долго идти в один конец, придешь к краю земли, а поглядев вниз, легко можно упасть в бездонную пропасть. Представил? А теперь поверь, что для нашего мира это абсолютная истина.

Как-то по дороге из приграничной крепости я объяснял тебе, что наш мир очень молод. Не завершен и еще «строится». Законы физики тут точно такие же, как в твоем мире, но принцип их действия совершенно разный. То, что ты видишь солнце, не значит, что оно существует на самом деле. В нашем мире солнце — это не огненная звезда, а лишь магический источник тепла и света. А если ты сможешь прокопать колодец длинной в несколько километров, то провалишься в бездну. Ведь у нашей земли нет никакого ядра…»

Признаюсь, я несмотря на весь авторитет Тзара, не поверил. Но сомнения в душе его слова все же зародили. Иногда бросая взгляд на облачное небо, я думаю, есть ли за ним хоть что-то, или это просто муляж?

— Если граница с Ануминасом перекрыта империей, то можно попробовать пройти через Сиций, хотя я сомневаюсь, что маги это не предусмотрели и не выставили охрану и там, — сказала Лейла, отвлекая от навалившихся воспоминаний.

— Что же ты предлагаешь?

— Видишь, земли северян тоже соприкасаются с Ануминасом. Вот здесь от северян можно попасть через Зачарованный лес.

— Не нравится мне это название, — заметил я.

— Неудивительно, через Зачарованный лес, как я слышала, еще никому не удавалось пройти.

— Значит, не удастся и нам.

— Мой повелитель себя оговаривает. Да и Северяне, чтя Арайдона, наверняка, помогут.

— Ты же говорила, что границы с северянами тщательно охраняются войсками империи?

— Да это так, но все же не так тщательно, как границы с государством, на которого собираются напасть…

— Мы сейчас почти на юге империи, ты хочешь, чтобы мы прошли ее целиком, перешли охраняемую границу, а потом через доселе непроходимый лес? Даже, если предположить, что мы уцелеем, сколько времени это займет?

— Ну… путь до севера займет недели три, я не боюсь лесов, но в Зачарованном никогда не была. Думаю, еще неделя понадобится, чтобы пройти через него.

— То есть, если нам повезет, мы потеряем месяц только на то, чтобы пройти в Ануминас? Лейла, может, есть способ лучше?

— Есть один… — сказала она и замолчала. Лишь образовавшиеся небольшие морщинки на лбу выдавали ее тяжкие размышления.

Глава 12

В деревне, к которой мы подходили, явно что-то не так. Дом с краю выгорел дотла, черный дым еще поднимается в небо. Мельтешили какие-то силуэты, вооруженные люди вламывались в дома и бросали на соломенные крыши горящие факелы..

— Я слышу крики… насилуют какую-то женщину.

Я ошарашено оглянулся: Лейла стоит ни жива ни мертва. Я видел, что она хотела превратиться в миракла и разорвать налетчиков, но на это превращение не осталось энергии…

Навстречу выбежал подросток, лицо в саже, глаза навыкат. Увидав нас, с разбегу остановился, но, сообразив, что мы не налетчики, бросился было дальше. Я перехватил его за локоть.

— Пусти, — то ли заблеял, то ли запищал он.

— Кто напал на вашу деревню?

— Пусти. Это каратели, они нас всех выпотрошат, как скот!

Парень проявил ловкость, которую от него не ждал, извернулся, стукнул мне кулаком в ребро и дал деру. Что за молодежь пошла…

Я видел, как намереваясь повторить удачный побег парнишки, в нашу сторону бросился худосочный мужик. Справа ему наперерез помчался, как на секунду показалось, боевой робот. Рыцарь, гремя тяжелыми доспехами, развил скорость, которой позавидовал бы и самый быстрый гепард.

Странный рыцарь даже не поднял для удара топор, с разбегу нанизал на грудные шипы забившегося в агонии человека. Постояв неподвижно несколько секунд, невероятной силы и жестокости рыцарь снял с шипов навсегда затихшего окровавленного человечка и отбросил его с такой силой, что тело едва не упало на соломенную кровлю ближайшего дома.

Орошенный кровью шлем повернулся в нашу сторону. Рыцарь сделал пару шагов нам навстречу, но видимо, поняв, что бежать или поднимать оружие мы не спешим, вернулся к своим прерванным делам.

На наших глазах он с разбега выбил дверь избы, оттуда донеслись и стали по одному затихать отчаянные крики крестьянской семьи. А со всех сторон в деревне занялся пожар. Люди с факелами в руках в такой же амуниции, что я уже видел на имперских солдатах, ходили от избы к избе, поджигая дома, добивая слабо стонущих умирающих жителей.

Такой бессердечной бойни мне видеть еще не приходилось. Чем бы не провинились эти люди, никто такое не заслуживает…

— Повелитель… — не то сказала, не то всхлипнула Лейла.

Я глянул в ее умоляющие глаза и понял, что они вопреки логике просили меня вмешаться и остановить это побоище. Самое страшное, что на ее помощь полагаться не приходилось. До следующего полнолуния она не сможет оборачиваться зверем. А я не справлюсь с этими людьми, и если вмешаюсь, лишь разделю участь крестьян.

Понимал, что нужно, пока не поздно, обходить деревню стороной, но по извечной мужской глупости, когда находимся рядом с женщинами, пытаемся вести себя как герои, не понимая, что ведемся как дураки. Я не смог устоять перед мокрыми глазами Лейлы, и единственное, на что хватило рассудка, не броситься очертя голову размахивать мечом.

Я не спешно подошел, как показалось, к руководящему бойней человеку. В черном плаще с нашитым поверх него белым черепом, он казался воплощением зла. Однако, подойдя ближе, разглядел жесткое, орошенное чужой кровью благородное лицо. Лицо защитника веры, но не палача. В глазах светится скорбь, мудрость и решимость.

— Кто ты, что мешаешь вершить праведный суд? — спросил он.

— Разве я мешаю? — хрипло переспросил я. — И почему ты думаешь, что суд праведный?

— Эта деревня укрывает повстанцев и будет предана каре, дабы устрашить прочих, — сухо бросил он. Подозрительно оглядел меня с ног до головы, бросил мимолетный взгляд на красивую заплаканную девушку позади. — Я вновь спрашиваю, кто ты?

— Я путник, пробираюсь в Арон. Случайно застал эту… бойню. И решил узнать, в чем дело.

— Может быть, чужак, может быть. Я вижу осуждение в твоих глазах, но ради защиты и процветания всех людей Империи иногда необходимо обагрять руки, в том числе и невинной кровью. Мы каратели, чужак. Мы уничтожили деревню, поскольку она кормила повстанцев. Мы оставим за собой выжженные дотла дома и пашни. Гора изуродованных трупов еще долго будет напоминать окрестным селениям, что с империей шутки плохи. А теперь иди путник, не мешай работать.

Он повернулся, смотря на то, как солдат за волосы выволакивает из дома девчонку лет четырнадцати. Бросает ее на землю, наступает ногой на спину и одним движением режет ей горло как безропотной скотине. Эти глаза, полные смертельного ужаса, эти судорожные движения юного тела будут сниться мне еще долго. Мои кулаки сжались сами по себе, и это не укрылось от глаз карателя.

— Последний раз говорю тебе, — сказал он с нажимом, — иди путник, не искушай судьбу.

Я смотрел в его глаза, заполненные мыслью о праведном деле, и впервые в жизни мне захотелось убить человека. Просто так, не для того, чтобы выжить самому.

Можно даже прирезать спящим, не давая и шанса, забывая про дурацкое успокоение совести, типа у него в руках было оружие, и мне пришлось, оборонялся…

Такие, как он, в чьих душах нет и следа сомнений, принимают страшные решения, которые ведут человечество в пропасть. Думаю, Гитлер тоже не знал, что есть сомнение. И не испытывая их, он подверг мучительной участи десятки миллионов людей.

Словно уловив возникшее в воздухе напряжение, в проеме двери ближайшего дома показался рыцарь в доспехах, напоминающих дикобраза. Квизарианец, откуда взялось это слово? повернул шлем, в темном вырезе которого не угадывались глаза. Топор на длинном древке сжимается обеими гигантскими перчатками. «Одно неверное движение, — говорил он всем видом, — и ты будешь разрублен надвое».