— Дедушка, я захожу, у вас замка нет?
В ответ молчание.
— Ха-ха! — рассмеялся Никита, — А вы забавный. Надеюсь, что кружечку чая мне уже налили.
— Никита, сукин сын! — рявкнул Даня. — Стой, мать твою! Стой!
— Пошел ты, Дань, — сказал он, отворяя дверь. Шагнул внутрь. Хлоп!
Тишина.
В окне до сих пор стоял старик и добродушно улыбался.
Саша и Миша стояли на месте, завороженно глядя на дверь домика.
— Идиоты! — рявкнул Даня, влупив каждому по щеке. — Чего вы уставились?
Они схватились за лицо, замотали головой, выругались.
— Дебил, — ворчал Миша, — Ты чего?
— Даня, ты охренел? — взбесился Саша, затем взглянул на окно и обомлел.
На месте старика теперь стоял Никита и во весь рот улыбался.
— Ну что, придурки? — кричал он. — Видите? Здесь тепло и уютно. А ещё дедушка…
Черная тень мелькнула перед ним, разрезав тьму. Парень отшатнулся, схватился за горло. Руки окрасились в красный, изо рта потекли струйки крови. Она брызнула на стекло, отпечатавшись алым шлейфом. Никита задрожал, рухнул телом на подоконник, расплескал кровь по стеклу. Так и застыл, обхватив руками горло и умирающими голубыми глазами, глядя на придурков, не решивших зайти внутрь.
А милый старик стоял позади, по-доброму махая рукой.
— Ну, что вы, ребятки? Заходите на чаек! Грех на морозе столько торчать!
— М-м-мамочка… Что-что, что, только что случилось?! — залепетал Саша, пуская слезы. — А? Что такое! Это ведь не сон, нет? Я ведь хотел зайти туда, хотел! А Никита, он что, что с ним? Он правда м-мёртв?
— Господи Иисусе, — бормотал Миша, срывая Калашников, — что с ним? Дань, что с Никитой? Что происходит?!
Даня сжал зубы. Вдохнул свежий зимний воздух.
Он помнил рассказы Егеря. Тот рассказывал ему о таких тварях. О домовых, обитающих в брошенных деревнях, таящихся в тёмных углах одиноких домов. Твари, способные влиять на сознание и дурманить разум жертвы, заставляя того поверить в то, чего он сам хочет, чтобы заманить и сожрать. Некоторые из них настолько сильны в своем искусстве, что способны создавать почти отдельные мирки, наслаивать иллюзию на реальность, смешивая всё в одну картину. И глупая жертва, не понимая сути, попадётся. Даня знал, с самого начала знал, что это за тварь. Но настойчиво не верил, что здесь, именно здесь, мог затаиться домовой. Он до последнего не верил в происходящее.
— Кранты Никите, — сухо заключил пепельноволосый, смотря на кровь стекающую по стеклу, — сообщите группе, что мы попали на домового. Быстро.
Кровь прилила к лицу. Ноги дрожали, руки не слушались. Пот пробивал лицо.
А старик не унимался — безумно реалистичная иллюзия приветливо улыбалась, зазывала к себе в логово, будто не понимая, что жертвы видят растерзанный труп товарища.
Саша заплакал. Миша нервно сообщал в рацию происходящее, выслушивая отборные маты Булата. Напряжение натянулось, словно гитарная струна. И никто не хотел играть свой аккорд.
— Эх, вы! — грустно произнесло существо. — Не хотите уважить старика!
Вдруг он исчез. Поблёк, растворившись в воздухе. Даня держал прицел. Егерь говорил, что они любят играть с жертвой. И даже если не смогут достать когтями, будут стараться изводить иллюзиями.
— И насколько же ты хитер, сукин сын? — шипел Даня. — Миша, Саня, успокоиться! Сейчас он будет насылать иллю…
Он обернулся. Миша, свернувшись клубком, обильно выплевывал кровь. Живот вспороли, выпустили кишки наружу. Рядом стоял Саня, истерично смеялся, давил фальшивую, злую ухмылку.
— Ты что творишь, урод?
Даня прицелился.
Миша закашлялся, сплюнул тонкий ручеек крови. Взгляд притупился, остекленел.
— Саня, что ты творишь?
Тот только посмеялся, рассекая воздух охотничьи ножом.
— Ха! Ты — монстр, тебя надо порезать? Да!
— Отвали, придурок! Подойдешь — накормлю свинцом! Ты не понимаешь, что творишь!
Снег багровел, в такт шагам убийцы.
— Хе, нужно отрезать тебе голову и скормить монстрам! Да, псина? Да, чёртово отродье?
Даня положил палец на курок. Он дрожал. Как в ту ночь. Боялся двинуться, страх сковал тело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Нет-нет! Я не могу, не могу двинуться… Черт, меня будто сжали, — думал он. — А ведь я обещал…»
— Ты ведь лгун! — хихикал Саша, не переставая зло улыбаться. — Врёшь нам, себе, всем вокруг! Трус. Ну давай, выстрели в меня, пришей!
Он почти подошел. Потом согнулся. Сделал рывок. Удар! Даня успел увернуться, взять Сашу в захват, обездвижить руку с ножом. Он сдавил его шею, так, что тот стал похож на помидор и нелепо закряхтел.
— Сдохни, сука! — бормотал пепельноволосый. — Раз в себя не можешь придти, так хотя бы сдохни…
— Эй! Даня, сюда!
Даня на секунду отпустил обмякшее тело Саши, посмотрел в направлении дома.
— Егерь?
Перевозчик был около двери, держал АКСУ наготове.
— Слава богу ты здесь! — Даня облегченно выдохнул. — Там, в доме, домовой! Сильный, зараз-за!
— Вижу, — спокойно ответил перевозчик, глядя на распластанный труп Миши. — Отпусти этого и оставь снегу. Он уже без сознания. Нужно прикончить эту мразь. Живо ко мне!
Даня бросил кряхтящего Саню, схватил выроненный калаш, быстро побежал к дому.
— Эй! — сзади послышался знакомый, хриплый голос. — Ты не туда идешь, сынок.
Даня замер. Обернулся.
— Дядя?
Хриплый стоял в своем привычном положении, чуть сгорбившись. Одет он был в обычное сталкерское тряпье.
— Ты запутался, сына. Это не Дамир.
— Что… что происходит?
Позади Артёма всплыли две черных фигуры.
— Дядь, сзади, сзади! — закричал Даня, вскинув автомат. — Осторожно, сзади!
Артем улыбнулся, закурил сигару. Кубинскую.
— Даня, это не Дамир, — он ткнул пальцем в Егеря, — а дешёвая копия.
Силуэт перевозчика задрожал.
— Даня, твою мать, не отвлекайся, иди сюда! — ворчал перевозчик, кивая на дверь.
Голова закружилась. Стало совсем плохо соображать. Будто разум взяли в тиски.
— Не бойся, иди ко мне, — спокойно сказал Артем. — Так будет лучше.
— Но… Но эти двое?
— Они помогут, Дань. Поверь мне.
— Не слушай его! Черт, щас эта тварь уйдет! Даня, шуруй сюда!
Но было поздно.
— Прости меня, дядь… Что не смог спасти… Прости, — слезы ручьем пустились по щекам. — Я хотел… Правда хотел тебя защитить…
Он всеми силами прижался к Артёму.
— Всё в порядке, сына… Будь сильным.
Очертания поплыли, всё задрожало, растеклось и смешалось. Тонкий писк забил уши. Но и он скоро стих.
5
Проснулся от взрывов. Громких, оглушающих взрывов. Где-то близко.
— Твою мать! — смутно послышался чей-то голос рядом.
— Там чё, динамит лежал? — спросил второй, не менее знакомый.
— Скорее всего баллоны с газом.
Взгляд немного прояснился, писк в ушах утих. Одинокий домик буквально разорвало, разворотило в щепки. Его обуяло дикое пламя, жадно пожирающее гнилые доски.
Разбилось окно. Оттуда, шипя, взвывая и крича, вырвался маленький карлик, пытающийся отделаться от прицепившегося огня. Он упал в снег, заворочался, что-то вскрикнул. Бах! Раздался очередной взрыв, разбивший остатки домишки. Тварь прибило к снегу кусками горящих досок. Она что-то недовольно просипела и стихла. Снег окрасился в черно-красные тона, а щепки досок, словно град, осыпали землю.
Миша, смотрящий за происходящим, перекрестился.
— Может он жив? — хныкал Саша, сидя обняв колени. — Может, Никита жив?
Булат сел рядом, положил руку на плечо.
— Нет, Саш. Его теперь даже не похоронить. Сгинул он.
Сашу затрясло. Бугай оставил его.
— Приём, это четвертая! Булат, мать вашу, что там за взрывы? — запищала рация.
— Приём. Домовой, закидали молотовыми. Видимо, в доме были баллоны с газом, они и рванули.
— Тварь убили?
— Да, но у нас один двухсотый и двое трехсотых, лёгких.
В рации выматерились.
— Нас Беркут повешает! Чёрт, ладно… Мы всё обыскали, давайте подтягивайтесь к нам и сваливаем отсюда. Остальным группам сейчас сообщим.