Стамбул встретил нас распростертыми объятиями, как старый приятель, который очень соскучился и крутится вокруг вас, улыбаясь и не зная, куда усадить и чем угостить дорогих гостей. Сеня с Кирой и Савва с Ильдаром тоже были рады нам, но скоро мы с Гораном оказались никому не интересны – все внимание переключилось на юных Драганов.
– Утиии, какие вы няшные! – заворковал Сеня, склонившись над переносной колыбелью, что нес хорват. – Ангелочки мои!
– Они наши с Саяной. – Пряча улыбку, уточнил папа.
– Отдай племяшек! – новоявленный дядя вырвал у Горана колыбельку и, сопровождаемый сюсюкающей Кирой и расплывшимся в умиленной улыбке Ильдаром, утащил детей наверх.
– Руфь, присмотришь? – попросила я свекровь, которая двинулась следом за ними.
– Конечно, не волнуйтесь. Отдыхайте.
– Хорошо, что твоя мама прилетела с нами. – Я улыбнулась.
– А нас теперь вообще к детям подпустят? – хмыкнул Драган, глядя ей вслед.
– Меня точно пустят, я молокозавод. А вот тебя…
– Но ты же замолвишь за меня словечко?
– Даже не знаю. А что мне за это будет?
– О, давай поднимемся в спальню, и я продемонстрирую!
– Неа. Меня ждут. – Я вздохнула. Отдыхать некогда.
Стоило открыть дверь в хранилище для манускриптов Киллиана – на подвальном этаже, как запах моментально перенес на остров, в огромную комнату с множеством стеклянных стеллажей, наполненных свитками, старыми книгами, гравюрами и прочим «хламом», за который многие историки и археологи самолично отгрызли бы себе ухо, уверена. Теперь сотни редчайших памятников письменности принадлежат мне, как часть наследства маньяка.
Но кроме этих раритетов и денег, которые уже начали работать на доброе дело, от него мне досталась горечь, тщательно хранимая на задворках души. Воспоминания о близости с ним вызывали тошноту и заставляли ненавидеть – и его, и себя. Умом я понимала, что во всем виновата кровь, но легче не становилось. Он изнасиловал мою душу, пролез своими склизкими щупальцами в сердце, одурманил чувства. И что-то умерло внутри. Окончательно и бесповоротно, оставив лишь тоску по чему-то светлому и невинному, чего уже никогда не вернуть.
На бесценные раритеты закапали слезы, и я очнулась. Хватит предаваться рефлексии. Что было, то прошло. Не сахарная, не растаю. Лучше вспомню, как начали полыхать в тот день ладони – будто сунула руки в огонь – когда я приближалась к нужному свитку. Будем надеяться, это была не разовая акция небывалой щедрости небес.
Закрыть глаза. Сосредоточиться на самом важном. Хм. А что, кстати, номер один на повестке дня? Архангел Михаил? Междумирье – чтобы помочь родителям моих демонят? Странное безумие сестры Горана, Катрины? Как ни странно, нет. Самое важное – новое тату Глеба на запястье – рука с ритуальным еврейским подсвечником, менорой, в центре. Она – ось, на которую будут нанизаны все последующие события. Что ж, тогда сосредоточимся на ней.
А вот и покалывание в кончиках пальцев. Не открывая глаз, я вытянула руки и двинулась в ту сторону, которая его усиливала. Через пару метров въехала бедром в острый угол стола, выругалась, сама на себя разозлилась, пнула стол и… Подпрыгнула из-за раскатов хохота.
– Что ты делаешь, невозможное существо? – отсмеявшись, спросил Драган, обняв меня. Да уж, со стороны это на самом деле выглядело занимательно!
– Проводила ритуал вызова дьявола, – прошипела мисс Хайд, – но явился ты! Странное совпадение, не находишь?
– Злюка! – он вздохнул. – Я соскучился!
– Драган, ты мне мешаешь… – как это обозвать? – Шаманить! Я верное направление ищу!
– Хочешь, бубен подарю? – чертики в глазах хорвата отплясывали джигу. – Могу даже чум достать!
– Ты кого угодно можешь достать! – парировала мисс Хайд. – Идем-ка! – я потянула его к двери.
– Вот видишь, ты уже нашла правильное направление! – довольно промурлыкал хорват.
– Конечно, дорогой. – Я вывела его в коридор, посмотрела на Ковача и отчеканила, – Нико, запрещаю пускать этого сексуального террориста в хранилище без моего разрешения, чем бы он тебе ни угрожал, хоть казнями египетскими! Можешь сам в принудительном порядке удовлетворить его плотские аппетиты! Приказ ясен?
– Предельно! – богомол усмехнулся.
– Будешь беспредельничать – накажу! – пообещала я Драгану. – Вернее, наоборот, вообще перестану наказывать!
Я вернулась в хранилище и продолжила поиск, стараясь не смеяться над собой. Нет, определенно, чувство юмора мое все! Хотя по-другому мне никак, с ума сойду. Воспоминание о том, как Глеб однажды сказал, что раз смех продлевает жизнь, то мне, хохотушке, придется жить вечно, вновь заставило меня рассмеяться. Но вскоре полились слезы.
– Хватит! – прошипела мисс Хайд. – Он сам выбрал свой путь!
Смахнув влагу со щек, я закрыла глаза и сосредоточилась на запросе. Пальцы начали пылать перед дальним стеллажом. Конечно же, нужной оказалась самая верхняя полка. С трудом дотянувшись, я пороняла на пол свернутые рулончиками манускрипты, и села на пол прямо среди них. Как же эти трубочки похожи на обычные обои! Перебирая их, я зашипела от боли – ладони словно терзало настоящее пламя.
– Что ж, вот и ты! – чтобы «не обжечься», пришлось брать нужный рулончик несколькими пальцами. – Итак, что тут у нас? – спрятав ладони в рукавах кофты, я расстелила его на столе.
Плотная вязь незнакомых значков вновь сама по себе преобразовалась в слова в моей голове. Много, очень много информации о Хранителях. Что ж, пригодится. Но как это связано с татуировкой брата? В тот момент, когда я уже хотела раздраженно хмыкнуть, взгляд с размаху налетел на один из абзацев.
Который спокойным рутинным тоном повествовал о радикально настроенной части Хранителей, что именуют себя Карающей дланью. Их знаком является тату в виде руки с ритуальным еврейским подсвечником, менорой, в центре.
Драган довольно улыбнулся, когда я вошла в спальню, и сразу же прижал к себе.
– Так, угомонись, озабоченный мой! – пришлось поспешно ускользать. – У тебя все окрашено в постельные тона!
– Вредная! – обиженно пожаловался он. – Ты меня не хочешь?
– Всегда хочу. Но сейчас меня интересует, где наши ангелочки. В детской пусто.
– Не волнуйся, Арсений унес их на прогулку. – Мы вышли в сад. Ковач подошел к нам. Было тепло, но вечерняя свежесть уже расплывалась между деревьями. Юные Драганы громко ревели невдалеке. Дядя хлопотал над ними, тряся погремушками.
– Ты что с детьми сделал, паразит? – я склонилась над