с месяц они и встречались. Возможно, что впоследствии что-то бы и получилось у них, в смысле образования семьи, но с конца 1929 года, с момента раскулачивания их семьи в Петровском, он уже находился «в бегах». В 1962 г. он приехал к нам в Красный Куст как раз в то время, когда я был в пионерском лагере. Вот он и ходил вместе с бабушкой навестить свою знакомую, Полякову тётю Дусю. (Поляковы от нас жили в деревне на другом её конце.) У неё в это время было уже четверо детей.
Когда собирались, бабушка его спросила:
— Пётр, а как же ты там назовёшься? Петром или Иваном?
— Да уж и не знаю, — говорит Пётр-Иван, давай, видать, по-старому, а то придётся что-то рассказывать, а я этого не хочу.
Человек дядя Петя был весёлый. На свадьбы и праздники его приглашали с гармошкой. Играл он плохо, неправильно, с музыкальным слухом у него как-то не образовалось, но весело. Без пения дяди Петина гармошка ни одной песни не могла сыграть, не получалось. Выходила какая-то только ему известная мелодия, причём, для любой песни, в конце концов, одна и та же. Но, к счастью, без пения гармошка не была, что и выручало. Хотя сам дядя Петя, я думаю, этого и не замечал. Больше на правильную игру направляла его Фаина Ивановна. Она пела хорошо. Но требования к деревенскому гармонисту были не очень высокие, на свадьбе это или на каком другом празднике. Под громкие песни и гармошку не слышно, а под пляски с обязательными частушками — и подавно.
Да он и сам соображал, что как-то не так у него получается с игрой на гармошке. Я-то пользовался самоучителем, да ещё и мог по одной клавишке подбирать ту или иную мелодию той или иной песни. Вот, как-то, сижу (в Яковлевском), подбираю известную плясовую на слова «Базар большой, в нём народу тыща, дед бабку потерял, по базару ища». Получилась даже как-то и с небольшим перебором. Заходит дядя Петя, слушает, говорит, что очень хорошо получается по нотам, прямо заслушаешься. А я же без нот, таких нот у меня не было, самоучитель просто лежит рядом. И немного у меня с басами получалось. Разучивал я и вальсы, «На сопках Манчжурии», «Дунайские волны», «Берёзка» и другие, военные песни. Дяде Пете очень нравился вальс «На сопках Манчжурии», а из военных — «В землянке», кажется, называется, в которой «Вьётся в тесной печурке огонь…», и «Тёмная ночь». Приходил, когда я приезжал на каникулы, и просил сыграть что-нибудь из нравившихся ему вальсов и песен и ещё этот самый «Базар большой…»
Жили дядя Петя и тётя Фаина, как я сказал выше, в деревне Шишково, что через мостик от деревни Яковлевское. Сейчас, кажется, все эти небольшие деревеньки называются Яковлевским. Для поездок он пользовался велосипедом. Да и Фаина Ивановна, хотя и была не очень маленького веса, но тоже ездила на велосипеде. А дядя Петя приезжал на велосипеде из Шишково к нам, в Яковлевское, хотя там всего три шага. Но когда они жили в Серебряных Прудах, то он часто и из Прудов к нам в Яковлевское приезжал на велосипеде (родители прожили в Яковлевском тринадцать лет, а потом, в 1978 году, получили квартиру городского типа в селе Узуново, в микрорайоне «Северный»). А это уже примерно пятнадцать километров в один конец, от Серебряных Прудов до Узуново.
В Шишково он загорелся купить мотороллер. И купил. Долгое время мотороллер стоял в сарае. Мы говорили ему, мол, зачем он тебе. На что он заявлял, что пусть стоит, заведу его, побурчит, а мне и спокойней становится, всё — техника в доме. Но потом он научился, всё-таки, с ним управляться. А до этого, когда мотороллер стоял ещё без движения в сарае, мы в сентябре помогали дяде Пете и тёте Феше копать картошку. Народу собралось много: мы, Чекалины, папа, мама, я, потом их дочки, Света с мужем Мишей и Валя с мужем Славой, была, кажется, и дочка Нелли. Были и кто-то из деревенских, женщины-соседки. Как это, вообще говоря, и принято в деревнях — помогать по-соседски друг другу, пока погода позволяет убраться с землёй. Закончили с огородом, пока собирали угощенье на стол, мы с Мишей, мужем Светы, попросили у дяди Пети прокатиться на мотороллере. Он согласился. Мы уселись, Миша за рулём, а я сзади, и поехали по полю, по грунтовой полевой дорожке в сторону шоссе Кашира-Серебряные Пруды. Уже было темно. Выезжаем на шоссе, а там, на перекрёстке, — дорожная Серебряно-Прудская милиция. Остановили нас, права, говорят, давайте. А какие у нас права, тем более — на этот мотороллер. Мы и так, и сяк. Объяснили ситуацию. Сказали, кто мы и зачем тут. Я говорю, что приехал к родителям, Чекалиным, в Узуново, помочь с картошкой. Но Чекалиных они не знали, поэтому попросили назвать кого-то из узуновских шоферов. Я и назвал Николая Ерёмчева, он был шофёром нашего директора совхоза. Его-то они хорошо знали. После этого нас благополучно отпустили.
И ещё про мотороллер, про то, как дядя Петя научился, всё-таки, на нём ездить. События происходили где-то в конце 1960-х годов. Сам дядя Петя ездить на мотороллере не умел, хотя на велосипеде ездил. Здесь речь только о том, что он не умел управляться с урчащей техникой. Стоял у него во дворе, время от времени заводил этот мотороллер и слушал «живую душу». Но потом ему это прискучило, решил заодно и освоить саму езду на нём. Понятия, конечно, не имел, что там у него, мотороллера-то, почём. Да и почитать не мог об этом, поскольку по жизни своей остался абсолютно неграмотным. Жена научила его только расписываться, потому что уж без этого прямо никуда, даже зарплату не получишь.
Надо сказать, что мотороллер — весьма неудобная для поездок машина. Конечно, человек на нём сидит не верхом, как на велосипеде или мотоцикле, а как на стуле, обе ноги свободно на плоской поверхности рамы. Но сама машина тяжёлая, колёса маленькие, меньше, чем у мотоцикла. Словом, нужен сравнительно хороший навык в его управлении.
За обучение взялись два его зятя, Слава и Миша (соответственно мужья дочерей Валентины и Светланы). В конце концов, научили его с горем пополам трогаться с места и справляться с переключением скоростей. Но это было в обязательном присутствии на заднем сиденье кого-то из зятьёв, которые могли, в случае необходимости, что-то поправить. Настала пора этому дяде уже одному ехать на «живой душе».