День девятый
10 июля 1943 года
Они ехали настолько быстро, насколько позволяли машины. И было так, как будто в день накануне битвы под Курском: гигантский сжатый танковый кулак словно клином рассекал пространство в восточном направлении. Блондин с удивлением отметил, что отвратительного чувства в желудке не возникло. Наоборот, он почти ничего не чувствовал. Получила ли удар его тонкая стенка живота? Была ли виновата трезвая и типичная для Эрнста оценка настоящей и будущей обстановки в том, что он спокойный и почти расслабленный сидел в машине на заднем сиденье, или безразличие, тупое восприятие неизбежных фактов, наплевательское чувство было сильнее тянущего ощущения в желудке? С одной стороны, ему было все равно, кто и что едет им навстречу. С другой стороны, оставалось любопытство, желание узнать, с кем предстоит встретиться на этот раз. От этого ничего не менялось, но было бы все же лучше, если знать, что там, с востока, катится навстречу ударному клину войск СС. При некоторых логических действиях и с помощью верхней губы и носа, конечно же, это можно прояснить. Почему Эрнст всегда попадает в самую точку? Когда он в ходе своих размышлений пришел к приемлемому, как ему кажется, результату, то решил проверить его на деле:
— Эрнст, кто, по-твоему, едет нам навстречу? Я имею в виду, с кем мы должны будем драться и сколько их будет? Какое соотношение, какие силы стоят против нас?
— Думаю, Цыпленок, сейчас будет все не так, как в прежней великой стратегии. Как ты думаешь, Дори?
— Иван, — улыбнулся Дори и щелкнул пальцами. — Есть у тебя еще сигарета, Эрнст?
— Садитесь, Дори, — улыбнулся Эрнст, — вы получаете единицу. Следующий вопрос: что за иван? Какой род войск? Какие дивизии?
Дори повесил сигарету в уголке рта и ответил:
— Значит, я сейчас играю роль генштабиста? Сначала мы опрокинули гвардейских стрелков. Потом иван нанес отвлекающие удары 1-й гвардейской танковой армией. Последними он угробил механизированные полки. Пушечное мясо! Их сожгли, чтобы выиграть время. Время… — Он задумался, стряхнул пепел и поднял руку с вытянутым вверх указательным пальцем: — Время для стоящей дальше на востоке армии. Теперь понятно?
— Понятно, — буркнул Эрнст, а Блондин кивнул.
— Так как Иван знает, что мы на полном газу рвемся вперед, то он не станет против нас бросать пехотинцев или степных наездников с плетками. Остались только танковые дивизии. Ясно? Твой третий вопрос, Цыпленок, о силах и численности! На него ответить проще всего. Если мы бьем тремя дивизиями, то у ивана — минимум шесть. Это нормально, или, как говорит Эрнст, этому учит опыт. Вывод: противник, с которым мы будем иметь дело в районе «Н» во время «Ч», будет танковой армией, по-видимому, гвардейской! Всё!
Эрнст рассмеялся:
— Вот это класс! Дори, великолепно! И тебя до сих пор не отправили в Брауншвейг, в юнкерскую школу?!
Дори надулся, выпрямился, сидя за рулем, и гордо выпятил грудь. Он неряшливо стряхнул пепел, и ветер отнес его на куртку Блондина.
— Эй, Дори, поосторожней, прожжешь мне куртку!
— Все лучше, чем задницу! — рассмеялся он в ответ. — Еще есть вопросы, Цыпленок?
— Да. Еще один. Теперь, господа обер-стратеги, вы должны мне сказать, когда это начнется.
Эрнст махнул рукой, а Дори только посмеялся:
— Чем быстрее мы едем, тем раньше ты получишь ответ.
«Брюки тоже делают уже ненадолго. Дыра на колене обеспечивает вентиляцию, так же как и разошедшийся шов сбоку. В левом кармане дыра. Хорошо еще, что у меня нет денег. При военном окладе — тоже неудивительно, так как это просто ничто, если подумать, что за них приходится делать. Дурацкое слово — военный оклад. Плата за военную службу. Кто присягал прусскому знамени, кроме личных вещей, больше ничего не имел. Этому мы еще в пимпфах научились. И с тех пор до сегодняшнего дня ничего не изменилось! Ремни снаряжения еще в порядке. Сухарная сумка мешает и давит, когда сидишь. Краюха хлеба, кусок сухой колбасы. Две пачки „Юно“. Пачка „Шокаколы“. Столовый прибор, маленькие ножницы, немного погнутая металлическая расческа — вот, пожалуй, и все. Фляга самый нужный, а штык самый бесполезный предмет. Лопатка — вещь хорошая, впрочем, если только она не складная. Складная — это просто игрушка для ящика с песком. Самая ненужная вещь — это противогаз в футляре. Его используют обычно как Эрнст — в качестве контейнера для хранения жратвы. Плащ-палатка и котелок, притороченные ремнями к штурмовому снаряжению, так же нужны, как и большие карманы, но зачем нужно штурмовое снаряжение? Идти в атаку лучше безо всякого снаряжения, а для штурма полевой кухни вполне достаточно котелка. Плащ-палатка — для палатки, но кто их сейчас ставит? „В поле лагерем палатки…“ — эти времена прошли. Когда идет дождь, тогда нужен брезент, особенно весной и осенью, когда вода течет из сапог. А сейчас, в июле, когда жарко и сухо… — он посмотрел на солнце, — нет, дождя не видно».
— Что-нибудь случилось, Цыпленок?
— Нет, дождя не видно.
Непонимающее лицо Эрнста, озабоченный взгляд Дори — это длилось немного, пока они опять не приняли свое обычное выражение.
— Ты слышал, Дори?
— Ущипни меня, Эрнст, чтобы я проснулся, потому что об этом можно только мечтать. Ты что, сдурел? Не так сильно!
Эрнст разочарованно покачал головой, потянул воздух и при этом простонал:
— Дождем и не пахнет, Дори, тебе показалось. У нас война, и едем мы на огромную бойню. А наш отличный солдат не может сказать ничего другого, кроме «дождя не видно»!
Блондин хотел что-то сказать, объяснить, начал было…
— Спокойно, Цыпленок, молчи. Главное — не волнуйся. И это пройдет, это только моментальный приступ душевного смятения.
— Может, отвезем его в госпиталь, Эрнст?
— Ты не прав. Провести остатки своей молодой, полной надежд жизни в сумасшедшем доме? Это хуже, чем в «ЛАГе».
— Но Хансу надо доложить.
Эрнст кивнул, лицо его было совершенно серьезно:
— Но в смягченной форме, Дори, иначе мы потеряем веру в подрастающее поколение.
— Веру в Германию, Эрнст!
— В Великую Германию!
«Бессмысленно, — Блондин упал на свое сиденье, — бессмысленно что-нибудь говорить. Бессмысленно что-то объяснять этим идиотам. Один раз подумать вслух, и начинается! Они бы подтрунивали надо мной, даже если бы я был генералом или дедушкой. Они просто рады и счастливы, когда кого-нибудь подкалывают. Самый молодой — он же самый глупый. Для старых мешков всегда должен быть кто-то, на кого бы они выпускали накопившийся пар. Единственная правильная реакция — это молчание. Не возражать, не ругаться и не злиться. Это все только ухудшит дело. Этого они только и ждут. Если не поддерживать их глупости, то у них к ним пропадает интерес и они сами перестают ими заниматься. Просто сделать так, как будто ничего не случилось. Смеяться, ничего не говорить и дурачиться вместе с ними». Блондин снова осмотрел дырку и разошедшийся шов на брюках, уселся глубже на сиденье. Задул легкий ветерок. Шлейф пыли от колонны отнесло в сторону от дороги. Как в поезде: все переходят на ту сторону, куда не отлетает дым локомотива, чтобы можно было посмотреть ландшафт. Можно съесть кусочек шоколада, позволить себе сигаретку и просто осматривать окрестности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});