Весь этот вздор придуман Мухиным только для того, чтобы произнести следующую, еще большую глупость: «К чему это автоматически должно было привести? Само собой, к лишению их права переписки — они не должны были никому сообщать о своем осуждении». Тюрьма изобретена гораздо раньше письменности, но с тех пор, как люди научились читать и писать, письма заключенных проходят цензуру. Порядок известен — в лагерях польские военнопленные сдавали свои письма администрации в открытых конвертах, чтобы цензору не приходилось даже тратить лишнюю минуту на распечатывание. «Само собой», достаточно было один раз объяснить полякам, что письмо с малейшим упоминанием о работе на стройке немедленно выкинут в печку, и выдуманная Мухиным «великая тайна Сталина» была бы надежно сохранена. В конце концов, и пленному, и его семье важно было не столько содержание, сколько сам факт получения письма: если пишет, значит еще жив. Так вот, совмещая обе бредовые версии Мухина, мы приходим к тому, что для советского правительства допустить разглашение тайны работы пленных «было невозможно и в мирное время, и тем более во время войны», но именно во время войны 11 тыс. польских офицеров были беспрепятственно оставлены противнику в качестве живых свидетелей — с лопатами и киркой в руках…
Невероятная, противоречащая реальной практике эвакуации тюрем, не подтвержденная ни одним документом, ни одним свидетелем, выдумка о том, что пленные польские офицеры в полном составе были оставлены конвоем НКВД и в том же полном составе, без единого уцелевшего, попали в руки немцев, делает, строго говоря, дальнейшее обсуждение излишним. Так не бывает.
Никакой «линии фронта» в общепринятом значении этих слов в середине июля в районе Смоленска не было. Было несколько танковых и моторизованных дивизий вермахта, которые с разных сторон подошли к Смоленску, Ельне и Ярцево, оторвавшись от своей пехоты на 100–200 км. 21 июля началось контрнаступление советских войск, в ходе которого пять армейских оперативных групп нанесли удары из районов Белого, Ярцева и Рославля по сходящимся направлениям на Смоленск с целью деблокировать окруженные северо-восточнее Смоленска войска 16-й и 20-й армий. Ожесточенное смоленское сражение продолжалось до 5 августа (как считал командующий группы армий «Центр») или даже до 10 сентября (как пишут советские военные историки). В этом хаосе ударов и контрударов, на театре военных действий, который представлял собой «многослойный пирог» из рубежей обороны немецких и советских войск, по меньшей мере, часть польских офицеров имела возможность или отойти на восток, или, напротив, уйти на запад, в Белоруссию, где были многочисленные деревни и местечки с преобладающим польским населением.
Однако ни одного (!!!) живого человека, который бы был участником или свидетелем блужданий многотысячной толпы в польской военной форме по лесам и дорогам Смоленщины, так и не найдено. Ни одного. Тем не менее предположим невозможное возможным и рассмотрим гипотетические варианты действий подозреваемого Гитлера.
По здравой логике, подозреваемый Гитлер должен был использовать попавших в его руки польских офицеров с пользой для себя. Среди нескольких тысяч человек всегда находятся те, кого угрозой смерти, обманом или подкупом удается склонить к сотрудничеству. Именно так — и никак не иначе — Гитлер использовал многотысячные толпы пленных красноармейцев. Кого-то вербовали в диверсионно-разведывательные подразделения, кого-то отправляли работать в тыловые, ремонтно-строительные, транспортные части вермахта, кого-то заставляли подписывать листовки с рассказами о привольной и сытной жизни в немецком плену… Всех остальных сгоняли на огромные, окруженные колючей проволокой поляны, где морили голодом и дизентерией. Обращение с пленными было предельно жестоким — но никаких массовых, многотысячных расстрелов не было. И уж тем более массовые расстрелы не совершались таким долгим и трудоемким способом, как выстрел в затылок каждому из обреченных. Если же поверить «бригаде Мухина — Сталина», то с польскими офицерами подозреваемый Гитлер поступил самым нестандартным образом: тайно расстрелял и тайно захоронил, не предприняв ни одной попытки использовать их в пропагандистских, военных, разведывательных целях.
Может такое быть? Такого быть не может, но мы в очередной раз поверим в невозможное, а значит, в очередной раз зададим неизбежные вопросы: где свидетели? где документы? где приказы? где имена, звания и должности палачей? Гуманности в вермахте и СС, конечно, не было, но порядок был. Известно, что после массовых расстрелов еврейского населения составлялись точные сводки использованных патронов и израсходованного на перевозку жертв и трупов бензина. Чему-чему, но аккуратности и дисциплине немцев учить не надо. И какие же ответы на эти очевидные вопросы нашла за 60 лет «бригада Мухина — Сталина» в трофейных немецких архивах, в протоколах допросов пленных офицеров вермахта и СС? Увы, ничего свежее и умнее, чем разоблаченный в ходе Нюрнбергского процесса рассказ про обер-лейтенанта Аренса и 537-й «саперный полк», который потом превратился в полк связи с тем же номером, так и не предъявлено.
Едва ли найдется суд, который после такого нагромождения нелепостей и несуразностей в позиции обвинения не освободит обвиняемого прямо в зале судебного заседания. Ничего, кроме явного желания запутать следствие и скрытого намерения выгородить истинного убийцу, «прокурор Мухин» так и не предъявил.
Насколько сомнительной является вина подозреваемого Гитлера в убийстве польских офицеров, настолько же очевидным и бесспорным является то, что именно немцы (а не подозреваемый Сталин!) подняли огромный международный скандал вокруг захоронения в Катынском лесу. В апреле 1943 г. немцы везли к раскрытым могилам в Катыни всех, кого только могли привезти: экспертов Красного Креста, журналистов со всего мира, польских военнопленных, католических священников, солдат вермахта… Получается, что подозреваемый Гитлер изо всех сил старался убедить весь мир в том, что убийство на самом деле произошло. Такое странное поведение убийцы по версии Мухина — Сталина объясняется тем, что, совершив одно преступление (убийство польских военнопленных), Гитлер решил совершить следующее преступление — клеветнически обвинить невинного Сталина.
Сразу же возникает частный, не имеющий принципиального значения, но все же интересный вопрос — почему подозреваемый Гитлер тянул столько времени с осуществлением своего подлого замысла? Почему немцы, которые по версии Мухина — Сталина сами же и расстреляли польских офицеров, подняли грандиозный шум вокруг захоронения в Катынском лесу только весной 1943 года, т. е. после вывода польской армии (известной как «армия Андерса») с территории СССР? По состоянию на 1 марта 1942 г. в польской армии, сформированной в СССР, числилось 60 тыс. человек, шесть пехотных дивизий; в стадии формирования находились еще четыре пехотные дивизии, танковый и кавалерийский полки, артиллерийская бригада. Согласитесь, что, учитывая горячий (а часто и безрассудный) польский характер, обнародование весной 1942 года факта массового убийства польских офицеров открывало перед Гитлером совершенно удивительные возможности… Но он их почему-то упустил.
Мудрый Мухин понимает, что вопрос этот существует, поэтому дает на него ответ, который без тени смущения называет «доказательством № 6 версии Сталина». Прошу прощения, но звучит это так: «Мы должны понимать следующее. Немцы расстреливали поляков осенью и зимой (комиссия Бурденко на основании показаний «свидетелей» неопровержимо «установила» время расстрела как август-сентябрь, но Мухину нужна «осень-зима» для объяснения наличия теплой одежды на трупах расстрелянных. — М. С.), то есть трупы остывали уже на морозном воздухе, сбрасывались в промерзшие могилы и засыпались промерзшей землей. Они были как в морге. Раскапывать их весной 1942 года было нельзя, они были еще не тронуты тленом. Другого объяснения нет».
Оцените настойчивость, с которой г-н Мухин проводит свой сеанс камлания: «Мы должны понимать… Другого объяснения нет…» Другое объяснение есть. Весной 1942 г. немцы понятия не имели о том, что в Катынском лесу находится массовое захоронение польских офицеров. Вот и все. Самое простое объяснение. Что же касается «тлена»… Уважаемый читатель, в предисловии я обещал вам «простую и веселую книгу». В данной главе мне уже пришлось выйти за всякие рамки простоты и веселости. Сейчас (а дальше будет еще хуже) наш разговор подошел к обсуждению таких обстоятельств дела, которые находятся за гранью допустимого в светских беседах. Вынужден вас об этом предупредить; если вам это неприятно — можете сразу же перейти к следующей главе. В принципе все главное о так называемом «катынском вопросе» вы уже знаете…