в ладоши. Команда Алёнки и Султанова забивает Валентинам гол.
— Надо же, как бывает, Виолетта! Даже не верится, несмотря на ваше сомнительное общее прошлое, Султанов замечательный человек. И с Алёнкой у них всё хорошо. Ребёнок постоянно сияет, правда, папка выглядит немного замученным, — хохочет, а я глубоко дышу, мне здесь очень нравится, при каждом вдохе в ноздри проникает чудесный запах хвои. — Но ничего, привыкнет ваш папка. Я когда-то в молодости вожатой в пионерский лагерь ездила. Ох и хлебнула я тогда радости. Чуть не поседела от веселья. Думала, детей никогда в жизни не захочу. На уроках малыши поспокойнее.
Улыбаюсь подруге и, сорвав листик, кручу его в руках. Мне интересно, как обстоят дела у самой Ирины.
— А твой пилот, он какой?
— Мой?! Не знаю. Понятия не имею, какой он. Он герой! Смелый и умный, раз может то, что может. А большего мне неизвестно, — пожимает она плечами.
Теперь смеюсь я. С ума сойти. Как такое возможно? Женаты и не знают друг друга.
— Вот расскажу ему, что мы вступили в официальный брак и посмотрю на его реакцию. Наша история интригует, но… Возможно, — переходит на шёпот, — я очень сильно наломала дров.
— Что?! — шокированно охаю, но при всем моём интересе к Иркиной жизни, я не могу не поглядывать на своих.
Чувствую, что лицо прямо сияет от радости. Это такое счастье — видеть их с Алёной рядом. Просто не передать словами. Мы сидим в беседке, а Султанов и дочка, разувшись, активно играют в футбол. Иногда борьба за жёлтый снаряд доходит до безумия, и они просто валяются в песке. Слышны визги и шум. Раньше я бы сделала дочке замечание, а теперь чувствую себя на седьмом небе. Вот же безмозглая дурында.
На нас накатывает тёплый, напоённый ароматами цветов ветерок. Я снова тяну свежий воздух носом.
— Виолетта, ты не поверишь, я же плюс ко всему ещё и беременна.
— Правда?! — всё моё внимание снова сосредотачивается на подруге, я поворачиваюсь к ней, она ко мне. — Это так мило — быть беременными одновременно.
Только если я как будто окунулась в бочку со счастьем, то у Иры в глазах есть какая-то грусть. Странная у них с пилотом история. Не хочется тянуть её за язык. Надеюсь, однажды, она сама всё расскажет.
— Молодец этот твой личный шеф. Как он тебя скрутил, а? Ты вся светишься. Постоянно смеёшься и несешь милые глупости, несмотря ни на что. Это значит, что он тебя действительно любит.
Кивнув, соглашаюсь. Встаю, собираясь подойти к реке, потрогать водичку рукой, пропустить сквозь пальцы песок, но, отупев от накатившего на меня счастья, я будто не чую под собой ног и просто стою, любуясь своей наконец-то целой семьёй.
С наступлением темноты мы возвращаемся в санаторий. После девяти вечера Алёнка, набегавшись на воздухе, засыпает. Я долго сижу на кровати, засмотревшись на свою малышку. Какая же она у нас красивая получилась! Затем поправляю ей одеялко, встаю, собираясь посетить ванную комнату. Но в проёме двери, ведущей в коридор, путь мне преграждает Султанов.
— Как насчет того, чтобы выпить с боссом сока?
Не знаю, что больше меня завораживает: тон, которым он это говорит, или чёрные, как ночь за окном, глаза.
— Выходит, у нас с тобой служебный роман?
Это все потому, что я беременна! Иначе как трактовать, что я, такая вся колючая и резкая, сама кладу ему руку на грудь в разрезе рубашке и даже прикрываю глаза от ощущения сексуальной мощи и твердости. Гладить его одно удовольствие. А запах! Как же классно и терпко пахнет его кожа.
— Открой рот, — командует мой босс, отец моей дочери, человек, второй раз надевший мне на палец кольцо, — и дай мне сюда свой язык.
Звучит очень горячо. И это совершенно точно нарушение всякого офисного этикета. Но как я могу отказать начальству? На то он и босс, чтобы распоряжаться мной по своему усмотрению. К тому же Султанов выше меня. Он сильнее. Я не смею ему сопротивляться.
И, забыв обо всем, подчиняюсь. Делаю, как он сказал. Марат с горячим стоном кусает мою нижнюю губу, начинает ритмично её посасывать и тут же играет с языком, да так сильно и активно, будто пытается выпить меня до дна. С ума сойти, как же это заводит. Просто до изнеможения!
Надо бы обсудить границы наших отношений. Решить, как мы будем жить, но мой личный шеф ни минуты не медлит и, подхватив меня под ягодицы, несёт в номер напротив. Толкнув ногой дверь, погружает в темноту. А уже через мгновение я приземляюсь на мягкий матрас.
Он лишь на секунду исчезает, чтобы, судя по щелчку в коридоре, закрыть Алёнку на замок, а затем снова возвращается. Включает ночник. И наваливается сверху. Аккуратно, продумывая свои действия, стараясь не давить на живот и не навредить нашему ребёнку. Но вместе с тем с дикой, неистовой страстью, которая лишает меня мозгов. Его тяжёлая ладонь задирает подол сарафана и тут же находит трусики. Пальцы кружат, давят и пощипывают. Тело сотрясает от острых ощущений, а затем Марат, усмехнувшись, убирает руку. Жаль… Я хочу ещё.
Словно куклу, садит меня на кровати и, умудрившись в одно мгновение расстегнуть на спине лифчик, выпустив полную тяжёлую грудь с каменными сосками, укладывает обратно. Сарафан всё ещё на мне, а я хочу быть голой и чтобы кожа к коже.
Он растягивает резинки бюстгальтера и смотрит на меня исподлобья. Оглядываюсь на спинку кровати. Мы понимаем друг друга. Наши извращенные фантазии сходятся. Когда я увидела эту кровать впервые, сразу же вспомнила то, как мы обожали заниматься любовью. Подозреваю, что он заплатил дополнительную стоимость, чтобы для него нашли именно такую. Потому что металлическая перекладина на спинке буквально кричит о наших желаниях.
— Подними руки вверх!
Даже не думаю спорить. Делаю, как он приказывает, ибо меня аж скручивает от желания. Оказывается, я много лет этого ждала. И скучала по этому.
Мой собственный бюстгальтер становится моими сладкими путами, аж извиваюсь от предвкушения.
Ненормальная? Может быть.
— Как же я тебя люблю! — вырывается само собой.
Плыву, как сладкое вишнёвое желе.
— Я тебя больше, — смеётся директор и нарочито грубо задирает подол моего сарафана почти до подбородка.
Мне нравится его по-мужски суровый подход к сексу. Он всегда был таким. Никогда себя не сдерживал. Брал меня как ему хочется.
И сейчас, не раздеваясь, просто расстёгивает ширинку. От одного вида его мощного блестящего от желания члена по телу прокатываются волны блаженства. Он опускается на