Чтобы не видеть этих взглядов, Юлия закрыла глаза и отдалась рукам. Жар протопленной бани, тяжелые, сладкие ароматы летних трав, настоями которых ее натирали, приглушенное бормотание Бояны, ворожившей в углу со свечами… От всего этого очень быстро закружилась голова, кровь прилила к лицу, а во рту появился привкус меда и молока. Слишком чувственная атмосфера, древние афродизиаки и заговоры действовали на Юлию гипнотически. А когда она, распаренная, с блестящими глазами и благоухающая сексом, сама не веря в то, что это все происходит с ней наяву, вошла в дом Медведя, все мужчины, находящиеся там, замолкли на минуту, заворожено и жадно провожая ее глазами, пока она не скрылась в маленькой темной комнатушке за печью. Лишь Белояр коротко и неприязненно взглянул из-под светлых ресниц.
В каморке жар стоял почти как в бане, пахло мехом, вином и воском. Но еще один запах перебивал все остальные. И, несмотря на страх и возмущение от этого запаха, у нее слабели колени. Юлия опустилась на широкую скамью, покрытую шкурами животных и круглыми полотняными подушками. Смешиваясь с банными благовониями, впитавшимися в ее собственное тело, запах Ивана усиливался, становился резче, мощнее, притягательнее. Закрыв глаза, она упала лицом в одну из этих подушек.
…Этот вечер выдался таким тихим и ясным, что странной казалась сама возможность передвигаться по улице, не пряча по привычке лицо в поднятый воротник, не щуря глаза в попытке защититься от резкого ледяного ветра.
Бояна, возвращаясь из бани в «дом жертв», замедлила шаги и не стала запахивать дубленку, подставляя лицо и шею свежести воздуха, слушая мирную тишину, в которой все же чувствовалось нечто тревожное — как в затишье перед бурей. Она остановилась на половине пути, в самом центре двора, стараясь понять, что именно вызвало в ней беспокойство. Заскрипевший под чьими-то быстрыми шагами снег в наступивших сумерках стал ответом на вопрос. Она обернулась одновременно с Рьяном, внезапно появившимся сзади и схватившим ее за локоть.
— Ах…!!
— Тихо…
— Чего тебе?!
Бояна сделала попытку высвободить руку из цепких пальцев цыгана, но они только крепче сомкнулись, не давая надежды уйти без объяснений.
— Ну, что? — усмехнулся Рьян, белея в темноте острыми зубами. — Заступник-то твой отказался от тебя, красавица? А я вот не откажусь… К тому же завтра нашего героя здесь уже не будет, как я слышал…
— Отпусти мою руку, — медленно и четко проговорила Бояна.
— …он ведь снова отправляется на поиски идола, кажется? — продолжал Рьян, словно не слыша ее.
— Да! — не выдержала девушка. — Да, именно так! То, что мечтал сделать ты, но тебе не доверили!
Говорить такое Рьяну — значило стоять на краю пропасти. Он скрипнул зубами, нахмурился, но вдруг лицо его просияло беспечной улыбкой.
— Ничего! Зато у меня будет другой трофей… Подобная радость — пострашнее гнева.
Бояна с расширившимися от ужаса глазами отчаянно дернула рукой и, к собственному удивлению, обнаружила, что ей удалось вырваться. Охнув от неожиданности, девушка не стала дожидаться, когда ее схватят снова. Здесь, в поселении, некуда спрятаться, если возникала необходимость в одиночестве. Ноги сами инстинктивно направили бег к маленькой калитке за домом Бера. Только в пушистой темноте леса она позволила себе разрыдаться — горько, в голос, впервые за очень долгое время.
Судорожно вздыхая и всхлипывая, растирая по горячим щекам быстро замерзающие слезы, Бояна медленно брела по тропинке, ведущей к капищу Велеса. Не для того, чтобы попасть туда. Просто тропинка была единственной, а стоять на месте оказалось мучительнее, чем двигаться хоть куда-нибудь. Мало-помалу рыдания утихли, вздохи стали более спокойными и глубокими, а слезы высохли. Тем более удивительным показалось ей странное эхо — повторяющее в точности эти звуки, только с большим опозданием. Плач раздавался со стороны капища, до которого было уже рукой подать. Замирая сердцем от страха и любопытства, Бояна осторожно подкралась к входу в древнее место силы.
Она удивилась лишь в первый момент, когда не смогла сразу обнаружить источник звука. Потом, когда опустила глаза и увидела темный силуэт, распростертый у жертвенного столба в неверном свете убывающей луны, Бояна уже знала, кто это. Забыв о собственных печалях, она медленно приблизилась к человеку, лежавшему на снегу вниз лицом.
— А-а… братик! За сестру переживаешь?
От звука бархатного голоса Марк вздрогнул, перевернулся и сел, с всклокоченными кудрями и бешеным взглядом.
— Чего тебе?! — хрипло воскликнул он. — Оставь меня!
Бояна поступила ровно наоборот. Время шло, а она все стояла, возвышаясь над несчастным Марком, глядя на него в упор с жалостью и насмешкой. Но постепенно насмешки в ее лице становилось все меньше, а невольного сочувствия и еще чего-то, пока не очень понятного ей самой, — все больше.
— Уйди… — бессильно попросил Марк.
— Я уйду, а ты будешь валяться в снегу и плакать?
Словно в подтверждение ее слов плечи Марка странно задергались, он глухо застонал, закрыв лицо руками.
— Да она теперь круче нас всех стала! Священная жертва Велесу, да еще и избранница Белояра…
— Тебе какое дело?! — взревел юноша.
— Радоваться надо, — пожала плечами Бояна. — Ты ведь этого хотел…
В ее низком грудном голосе неожиданно прозвучали нотки Велемира — когда она сама в первый свой вечер услышала о роли жертвы, предназначенной ей.
И то же отчаяние и подавленный гнев, какие испытала тогда, она видела сейчас в глубине зеленовато-серых глаз, застывших от внутреннего мороза, оледенившего душу.
— Издеваешься? — процедил Марк. — Или — провоцируешь?
— Да просто не понимаю, почему ты так огорчен? Можно подумать — ты ревнуешь… — опускаясь рядом с ним на колени, Бояна метнула на бледное лицо быстрый любопытный взгляд.
Марк досадливо щелкнул пальцами.
— При чем здесь ревность?! С этой клоунской «волчьей» свадьбой и всеми судами прекратились волошба и обряды! И неизвестно, когда возобновятся, а я уже не могу ждать!
— Ты ведь недавно прошел вторую стадию…
— Да. Но я хочу пройти третью!
Марк, обернувшись назад, окинул столб и коровий череп на его вершине горячим взглядом, в котором гнев, жажда и отчаяние смешивались в редкий и опасный сплав. Он схватился за голову, сжал ладонями виски и опять тихо застонал.
— Я могу тебе помочь… — сказала тогда Бояна.
— Как?!
Марк так резко повернулся к девушке, сидевшей рядом, что мокрые каштановые кудри взметнулись и снежинки разлетелись вокруг его лица алмазной крошкой. В глазах-хамелеонах засверкала не менее яркая шальная и недоверчивая надежда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});