Родители были в долгом неведении о судьбе младшего сына. В последнем письме, которое Наталья Ивановна получила от Сергея (отец ему не писал, чтобы не усугублять положение), он вскользь писал: "…общая ситуация оказывается крайне тяжелой, значительно более тяжелой, чем можно себе представить…[93] А вот июньская 1935 года запись в дневнике Троцкого: "Сережа сидит в тюрьме, теперь это уже не догадка, почти достоверная, а прямое сообщение из Москвы… Он был арестован, очевидно, около того времени, когда прекратилась переписка… Бедный мальчик… И бедная, бедная моя Наташа…"[94] Получив это сообщение, Наталья Ивановна с помощью мужа написала обращение к общественности, деятелям культуры, в котором призывала "создать интернациональную комиссию из авторитетных и добросовестных людей, разумеется, заведомых друзей СССР. Такая комиссия должна была бы проверить все репрессии, связанные с убийством Кирова; попутно она внесла бы необходимый свет и в дело нашего сына Сергея". Далее Седова продолжает: "Неужели же Ромен Роллан, Андре Жид, Бернард Шоу и другие друзья Советского Союза не могли бы взять на себя инициативу такой комиссии?"
Седова пишет, что "Сережа стоял за последние годы от политики так же далеко, как и раньше… Да и власти, начиная со Сталина, очень хорошо осведомлены об этом; ведь Сережа, повторяю, вырос в Кремле, сын Сталина бывал частым гостем в комнате мальчиков; ГПУ и университетские власти с двойным вниманием следили за ним, сперва как за студентом, затем как за молодым профессором…"[95]
Но все было тщетно. Сергей навсегда сгинул, как растаял… Чудовищная машина репрессий сжигала в своей топке все новые и новые жизни. До самой смерти у отца теплилась надежда, что сын жив, находится где-то в далеком лагере, "без права переписки". Были минуты, когда Троцкий говорил жене: "Может быть, моя смерть спасет ему жизнь?"[96]
В ноябре 1935 года, не дождавшись активной общественной реакции на письмо жены, Троцкий, уже из Норвегии, шлет письмо одному из своих друзей с просьбой:
"Дорогой друг!
Прилагается в 3-х экземплярах письмо Н.И. о Сергее. Помимо всяких агентств, газет и проч., следовало бы послать письмо Ромену Роллану, Андре Жиду, Мальро и др. именитым "друзьям СССР" заказным порядком, с оплаченной обратной распиской"[97].
Жена Троцкого еще раз обратилась к мировой общественности через печать: "В продолжение последних трех месяцев я посылала на имя жены сына банковским переводом очень скромную денежную сумму, чтобы облегчить ей, если возможно, помощь Сергею… Но получен ответ: адресат не найден… Таким образом арестована и жена сына… Нельзя отделаться от мысли, что пущенный советскими властями слух о том, что сын мой "не в тюрьме", приобретает в связи с новыми обстоятельствами особенно зловещий и непоправимый смысл. Если Сережа не в тюрьме, то где же он? И где теперь его жена?"[98] Ответом несчастной женщине было страшное гулаговское молчание.
Сталин был непробиваем. Он, а также его аппарат, отвечали на подобные просьбы односложно. Когда у его ближайшего помощника А.Н.Поскребышева арестовали жену, то на мольбы верного "оруженосца" отвечал кратко:
— Не паникуй. В НКВД разберутся.
Как "разбирались" В НКВД, многие знали уже тогда. Помогал "разбираться" и сам Сталин. Следы этой "работы" чудовищно лаконичны:
"Товарищу Сталину.
Посылаю списки арестованных, подлежащих суду военной коллегии по первой категории.
Ежов".
Резолюция однозначна: "За расстрел всех 138 человек.
И.Ст., В.Молотов".
"Товарищу Сталину.
Посылаю на утверждение 4 списка лиц, подлежащих суду: на 313, на 208, на 15 жен врагов народа, на военных работников — 200 человек. Прошу санкции осудить всех к расстрелу.
20. VIII.38 г.
Ежов".
Резолюция, как всегда, лаконична:
"За. 20.VIII. И.Ст., В.Молотов"[99].
В этой мясорубке и оборвалась жизнь младшего сына изгнанника. Сын Троцкого, талантливый ученый, стал одним из объектов чудовищной мести "непогрешимого вождя".
Арест младшего сына заставил супругов еще серьезнее думать о судьбе старшего сына, который стал настоящим эмиссаром Троцкого. Кроме выпуска "Бюллетеня", он участвовал, по решению отца, в двух международных органах, созданных троцкистами: Международном секретариате и Международном бюро. Эти два центра "большевиков-ленинцев", по мысли Троцкого, должны были сплотить разрозненные группки его сторонников в монолитную "Мировую партию социальной революции". Л.Седов фигурировал в этих органах под псевдонимом "Маркин", который дал ему отец в честь своего верного друга — матроса из далекой уже теперь революции.
Старший сын Троцкого был любимцем семьи. Лев рано вступил в партию, боготворил отца, был фанатичным поклонником и последователем его идей. С середины 20-х годов, когда Троцкий оказался в оппозиции режиму, Лев забросил учебу в Московском высшем техническом училище и стал, по существу, ближайшим помощником отца. Он не колеблясь поехал с ним в ссылку (хотя формально не высылался), отправился с родителями и в Турцию, добровольно депортируясь в знак солидарности с отцом. Но старший сын был не только помощником и исполнителем воли отца. У него было гибкое, сильное политическое мышление, отличное перо. Л.Седову принадлежит ряд блестяще написанных брошюр и статей. Его небольшая "Красная книга о московском процессе" привлекает внимание своей основательностью, аргументацией, остротой выводов[100].
Еще когда Троцкий находился на Принкипо, Лев много ездил по европейским столицам, выполняя его поручения. И уже тогда Седов рассказывал отцу, что несколько раз замечал, как за ним следят. Он понял, что его взяли на "прицел" агенты Ягоды.
В Москве начались чудовищные процессы, отправлявшие на смерть невинных людей. Сталин решил провести генеральную чистку и устранить всех потенциально опасных людей. В Европе все прогрессивно мыслящие люди были потрясены. Даже некоторые агенты советской разведки оказались в замешательстве и были готовы порвать с преступной политикой. Первым это сделал видный советский разведчик Игнатий Раисе, о котором я расскажу в следующей главе.
Доклад Сталина на февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме явился, по сути, изложением методологии террора, репрессий, ужесточения "классовой хватки" в отношении врагов внутренних и внешних. После Пленума за рубеж пошли секретные циркуляры, конкретизирующие установку Сталина: врагов "мы будем в будущем разбивать так же, как разбиваем их в настоящем, как разбивали их в прошлом"[101].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});