— Пойдем, дорогая, — сказал Клейтон, поспешно оглядываясь и почти насильно увлекая Уитни за собой. — Тебе нечего бояться: здесь нет ни одного безумца, который намеревается силой взять тебя.
Уитни тряхнула головой, словно пытаясь отрешиться от неотвязных воспоминаний, и переступила порог. Облегченно вздохнув, Клейтон закрыл дверь и повел Уитни к длинному дивану с зеленой обивкой, стоявшему под прямым углом к камину, напротив кресла, в котором он сидел в ту зловещую ночь. Он уже хотел сесть рядом, но при одном взгляде на чарующее лицо передумал и решил устроиться в кресле.
Сегодня им не стоит спать каждому в своей комнате, решил он, иначе слуги не преминут заметить, что обе постели разостланы. Придется Уитни лечь в его постель, а он проведет ночь на диване.
Клейтон взглянул на жену. Она упорно смотрела в огонь, боясь повернуть голову и увидеть огромную кровать. До Клейтона только сейчас дошло, что она, должно быть, гадает, почему он привел ее в свою спальню, если действительно решил сдержать обещание.
— Тебе придется спать здесь, малышка, иначе слуги начнут судачить. Я лягу на диване.
Уитни впервые за все это время рассеянно улыбнулась, словно думая о чем-то ином.
— Хочешь поговорить? — после нескольких мгновений неловкого молчания предложил Клейтон.
— Да, — с готовностью согласилась она.
— О чем, дорогая?
— Э-э-э… о чем угодно.
Клейтон ломал голову, пытаясь придумать какую-нибудь интересующую обоих тему, но мысли путались от волнения, вызванного ее присутствием.
— Погода сегодня была просто чудесной, — наконец изрек он и мог бы поклясться, что Уитни едва удерживается от смеха… или это только игра отблесков огня на ее лице? — По крайней мере дождя не было, — добавил он, чувствуя себя последним идиотом. — Впрочем, даже если бы и шел, какая разница? Все равно этот день был самым лучшим, самым прекрасным в моей жизни.
Боже! Хоть бы она не смотрела на него своими чудесными, сияющими изумрудным светом глазами! Не сегодня!
В двери их покоев тихо постучали.
— Кто, черт возьми…
— Наверное, Кларисса, — спохватилась Уитни, поднимаясь и отыскивая взглядом смежную дверь, ведущую в ее спальню.
Клейтон встал на пороге и раздраженно уставился На камердинера.
— Добрый вечер, ваша светлость, — приветствовал тот, по привычке входя в комнату.
Черт возьми! Клейтон совершенно забыл о горничной и камердинере! По крайней мере в его возбужденном состоянии было бы лучше, если бы они вообще спали сегодня в одежде!
Мысленно проклиная всех слуг на свете, Клейтон проводил Уитни до смежной двери, а сам повернулся и устремился в кабинет, примыкающий к спальне, уже забыв о присутствии лакея.
Глядя на ряды полок с книгами, он пытался выбрать что-нибудь почитать. Господи Боже, читать! В брачную ночь! После восьми недель едва сдерживаемой страсти, страсти взаимной, она все еще насмерть перепугана! И какое безумие овладело им, когда он давал это обещание?
Как только Клейтон потянулся к книге, Армстронг, ступая почти неслышно, появился в кабинете.
— Могу я помочь вам, ваша светлость? — спросил он.
Смущенно отдернув руку от полки, Клейтон набросился на несчастного слугу.
— Если вы понадобитесь, я позвоню, — коротко бросил он, пытаясь скрыть раздражение. Теперь слуги начнут говорить, что в брачную ночь он нервничал, как мальчишка, рычал и кидался на невинных людей. — Это все, Армстронг. Доброй ночи, — добавил Клейтон и, лично проводив потрясенного камердинера до двери, вытолкнул его в коридор и запер дверь, а сам вернулся в кабинет и расстегнул две пуговки на сорочке.
Только после этого он вынул пробку из хрустального графина и плеснул в бокал бренди. Взяв с полки книгу, Клейтон устроился в кресле, вытянул ноги, пригубил бренди и попытался сосредоточиться на новом романе. Но прочитав один и тот же абзац четыре раза, он все же сдался и захлопнул книгу. Да, не стоит отрицать, что он очень злится на себя, но стоит ли так нервничать всего лишь из-за еще одной ночи воздержания? В конце концов, прошло достаточно времени с тех пор, как он в последний раз был с женщиной, так что какое значение имеет еще одна ночь? И все-таки он никак не мог взять себя в руки, может, это из-за того, что брачная ночь в его сознании неизбежно ассоциировалась со страстными объятиями и плотской любовью, и все потому, что так заведено предками.
Учитывая, что всю сознательную жизнь он никогда не обращал внимания на традиционный порядок вещей и условности, Клейтон просто не понимал, почему сейчас все воспринимал иначе? Вероятно, дело в том, что обольстительное тело его жены — как ему нравилось это слово! — теперь принадлежит ему по праву супруга и, кроме того, находится так соблазнительно близко от его собственного изголодавшегося тела.
Он дал Уитни вдвое больше времени на раздевание, чем необходимо, прежде чем подняться и войти в спальню. Ее там не было. Смежная дверь была распахнута, и он вошел через гардеробную в ее спальню, но и там Уитни тоже не было. Сердце Клейтона тревожно забилось, хотя он пытался убедить себя, что она не может, не станет убегать от него. Уитни, несомненно, верит его обещанию!
Клейтон почти бегом вернулся в спальню и облегченно вздохнул, увидев, что Уитни стоит у возвышения и неотрывно смотрит на гигантскую кровать. При свете свечей он видел полное страха и недоверия лицо: по-видимому, воспоминания опять терзают ее!
Он подошел поближе, так что длинная тень легла на противоположную стену.
Уитни взглянула на него, и Клейтон заметил, что она тщетно старается скрыть ужас за очаровательной улыбкой.
— Скажите, кто вы на самом деле? — заговорщически спросила она, как тогда, на маскараде у Арманов.
— Герцог, — признался он, поддержав ее игру. — И еще твой муж. А ты кто?
— Герцогиня! — воскликнула Уитни со смесью радости и недоверия.
— И еще моя жена?
Уитни кивнула и радостно рассмеялась. На мгновение Клейтон представил прежнюю дерзкую богиню с пурпурными и желтыми цветами, вплетенными в волосы. И вот теперь он видел ее стоящей у постели и неожиданно вдруг понял, что вовсе не важно, овладеет он ею сегодня или нет. Самый драгоценный дар — это она сама, и главное, что Уитни принадлежит теперь ему. Он добился этого, она действительно его жена!
Восторг и торжество охватили его, вскипели в жилах пенящимся шампанским.
— Моя покорная жена? — поддразнил Клейтон, подчеркивая слово «покорная».
Уитни снова кивнула, и в ее глазах засверкали веселые искорки.
— Тогда подойди сюда, моя покорная жена, — хрипло сказал он.
Уитни испуганно дернулась, но послушно направилась к нему своей плавной, грациозной походкой. Именно сейчас Клейтон увидел, что на ней надето, и едва не застонал. Ее пеньюар из тонкого белого кружева почти не скрывал ни упругих грудей, ни длинных ног, ни тонких рук, а при виде нежной плоти, обнаженной вырезом корсажа, его снова пронзило жгучее, смешанное с прежним сожалением желание.