Это доказывают два письма великого визиря Оттоманской Порты Юсуф-Зия-паши к Ушакову, писанные в январе и феврале 1799 года; при первом из них, «на самомалейшие расходы» адмирала, прислано ему было от султана тысячу червонцев, и при втором, «в знак дружелюбной привязанности», приложена табакерка, украшенная алмазами. Адмирал отвечал, что «благоволение его султанского величества, ему объявленное, и присланную табакерку он с глубочайшим благоговением имел счастье получить и приносит всепокорнейшую благодарность».
Терпением, угрозами и жалобами, ласками и подарками, Ушаков успел наконец заставить пашей прислать вспомогательное войско, хотя оно составляло только третью часть того числа, какое от них требовалось. Но не в этом заключалось уже тогда главное. Нерегулярное и необузданное войско это приходило в разные времена и малыми отрядами, иногда не более 20 человек, без провианта, жалованья, пороха и пуль.
Оно беспрестанно напоминало, что вынуждено будет возвратиться домой, если не получит довольствия, или даже перейдет на сторону неприятеля. Главнокомандующий был в необходимости выдавать им деньги и делиться провиантом, в котором сам терпел большой недостаток; но за всем тем, беспорядочные толпы эти нелегко было удерживать от беспрестанных и многочисленных побегов и грабежа.
Они грабили церкви, истребляли образа и иконостасы, и корфиоты были до того озлоблены поступками этими, что одно только старание адмирала и единоверие удерживало их от возмущения[87]. В решительную же минуту албанцы изменили; они отказались от участия в нападении на остров Видо, и не более 200 их находилось в числе союзного войска. Они не хотели также драться на батареях против крепостей Корфу, и только покорение острова Видо ободрило и подстрекнуло их идти на приступ.
Суда турецкой эскадры также оказывали небрежение и леность. «Дела, сколько здесь ни есть, вся блокада, во всех рассылках и местах, и все успехи производимы были одними моими только судами, – писал адмирал впоследствии Томаре, – а с турецкой эскадры, кого ни посылал я, пойдет часа на два, а потом и возвращается назад; когда велю где крейсировать и не приходить назад ко флоту, то отойдут, остановятся на якорь и дремлют во все время без осмотрительностей».
Точно же так и при общем нападении на укрепления, 18 февраля, помощь их была незначительна. «Все настоящие действия формально произведены были одними нашими войсками и ежели судить справедливо, надобно приписать все одной только моей эскадре: обе батареи на берегу сделаны и окончены одними только моими людьми. Турки и албанцы, за работу ни один человек даже никогда и не принимался… При нападении на остров Видо повреждения, какие случались в корпусе кораблей и рангоуте, все это потерпели одни только мы… Целый свет может отдать справедливость вверенной мне эскадре и нашему действию; но чтобы утвердить более дружбу нашу с Блистательною Портой, в реляции пишу с похвалою и признательностью и об их судах. И, по справедливости сказать, они помогают мне по их возможности; но кораблей турецких при атаке острова не поставил я вместе с нашими, потому что, став на якорь, не могут скоро поворотиться на шпринге и в это время были бы обращены кормами против батарей неприятельских».
В письме к турецкому адмиралу (от 16 марта 1799 года) сказано: «Вашему превосходительству известно, сколь мала помощь от вашей эскадры была мне делана». По взятии Корфу то же нерадение продолжалось: «Я двукратно объяснялся с вами словесно и требовал, чтобы непременно вы послали ваши суда, – писал Ушаков Кадыр-бею, – и помогали бы мне в осторожностях: но более трех недель уже прошло после взятия крепостей, однако во все время вы судов ваших в крейсерство не посылаете».
Желание избегать всяких несогласий со своими союзниками заставляло Ушакова не быть к ним слишком взыскательным, и потому вся тягость продолжительной зимней блокады падала на одну русскую эскадру. К этому присоединились еще разные недостатки в продовольствии флота, происходившие от злоупотребления и нерадения турецких чиновников, которым поручено было заготовление провизии.
По договору, заключенному с Портой, она обязалась продовольствовать русскую эскадру на свой счет, доставляя запасы частью натурою, и непременно на четыре месяца вперед, и частью деньгами, по 600 тысяч пиастров на каждые четыре месяца. Но еще за два месяца до покорения Корфу адмирал доносил (18 декабря 1798 года) государю: «Скоро от совершенного уже неимения на эскадре провианта находиться будем в крайне бедственном состоянии, и чем пропитать служителей, способов не нахожу.
Остров Корфу, будучи блокирован, в провианте имеет недостаток; ежели малое число пшеницы на него привозят на лодках из других островов, то она в продаже чрезвычайно дорога и притом весьма малое количество. За всем тем начинаем мы с Кадыр-беем покупать пшеницу, посылать на мельницы, а потом будем искать способов к печению хлебов…
А притом, служители в эскадре, мне вверенной, крайнюю нужду терпят, не имея платья и обуви, не получив оных на нынешний год, и как обмундировать их, средств не нахожу, потому что в здешнем краю ни мундирных материалов, ни обуви, даже за весьма дорогую цену, достать невозможно; да и на выдачу жалованья, почти за целый год, денег я еще в наличии не имею…»
Ушаков беспрестанно напоминал пашам о необходимости скорой и исправной доставки продовольствия, указывая им на угрожавшие последствия от такого замедления; на деньги же, собранные в небольшом количестве на островах и считавшиеся призовыми, вынужден был купить до «тысячи капотов для солдат, бывших на батареях», и до двух тысяч разных кож «на обносившихся людей, бывших в самой крайности».
Для обеспечения прозрачности расходования призовых всех денег адмирал учредил особую комиссию; но так как в числе прочих недоброжелательных слухов, распространяемых Али-пашой о русской эскадре, он упрекал главнокомандующего в присвоении себе этих денег, то Ушаков писал о том В. С. Томаре: «Все сокровища на свете меня не обольстят, и я ничего не желаю и ничего не ищу от моего малолетства; верен государю и отечеству, и один рубль, от монаршей руки полученный, почитаю превосходнейше всякой драгоценности, неправильно полученной».
Три мелких судна, прибывшие из Севастополя 22 ноября, доставили незначительное количество запасов, в сравнении с возраставшим их требованием на эскадре, весьма недостаточно снабженной при отправлении из своего порта; многие же суда, посланные с провизией из Константинополя и Мореи, погибали на пути от свирепствовавших в то время ветров или получали большую течь, от которой подмокал их груз; вообще же вся провизия была самого плохого качества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});