Читать интересную книгу Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

Керим был уже дома. Среди других своих умений он был признанным зубодером в нашем селе, и первым делом я попросил его вырвать остатки зуба, пока не заросла разорванная десна и не началось воспаление в обломке с открытыми нервами. Керим был профессионал, у него даже аналог зубоврачебного стула был, с учетом специфики эпохи. Возле заборного столба стоял высокий пенек, к столбу были привязаны пять веревок. Усадив меня на пенек, Керим споро примотал веревками мои руки, ноги и голову, так что я не мог пошевелиться. Осмотрев мой зуб и поцокав языком, Керим радостно сообщил, что будет больно, и пошел выносить различные инструменты. Осмотрев его инструментарий, я понял, что Кериму без разницы, луки делать или зубы: инструменты одни и те же. Всунув с противоположной стороны мне в зубы распорку, Керим небольшим ножиком разрезал мне десну с внутренней, целой стороны, деревянными лопатками, которыми он наносил клей наплечи лука, отогнул разрезанную десну в сторону. Ухватившись небольшими клещами за обломок зуба, ловко выдернул его наружу. Поскольку плеваться слюной и кровью в рожу врача, пока он тебя не отвязал, чревато, приходилось судорожно глотать и мычать, пытаясь объяснить Кериму, что любоваться моим зубом можно после того, как освободишь пациента.

Но все в этой жизни рано или поздно кончается — и хорошее, и плохое, а по прошествии определенного времени ты уже и не различишь, плохим оно было или хорошим. Плоские события приобретают объем, наполняются разнообразными смыслами, и то, что ты считал плохим, вдруг становится не таким уж и плохим, а иногда просто хорошим: все дело в узости угла зрения при первом взгляде. Попытавшись взглянуть на вещи шире, заставил себя радоваться тому, что сижу привязанным на пеньке, мне в горло не переставая льется кровь из разрезанной десны, а голова и верхняя челюсть разламываются от боли. Ведь в этом мире есть масса мест, где сидеть не захочется никогда, кровь может литься и из более важных частей тела, а голова может и не болеть, особенно если она уже не на плечах, но это никого не обрадует.

Занятый такими мыслями, уже даже не реагировал на то, что, развязав меня и дав мне серебряный кубок с вином пополоскать рану, Керим сразу предложил посмотреть, чему я научился за это время, и пошел выносить лук и стрелы. Мы стояли на огневом рубеже, все замерло в ожидании, Керим не стрелял, я не двигался. Наконец, поняв, что так он будет ждать долго, Керим непонятным мне образом вытолкнул меня из состояния видения и, саданув стрелой по ребрам, удовлетворенно заявил, что в поединке выживу, если о самостреле не вспомню и целить не начну. О самостреле я не вспомнил, но вспомнил другое.

— Дядьку Керим, а что, много дичи набил?

— Двух косуль и зайца снял — тай домой поехал: соли мало, морозов нет пока, пропадет мясо — чего лишнее бить.

— А продашь мне одну косулю, если я тебе хорошую новость расскажу?

— Да я тебе и без новости продам, ты тут один такой на все село, что монетами трусишь. Хлопцы уже устали всем рассказывать, что Богдан им по три медяка дал, да еще и поил и кормил за свой кошт, за работу пустяшную. Бабы хвастают, что тебе полотно продали дороже, чем в Киеве на базаре, полдня уже по селу бегают. Так что, сколько дашь за косулю? — Керим, хитро прищурясь, смотрел на меня.

— А ты сколько просишь?

— Ну, как тебе, Богдан, так и быть, за три серебряка продам.

— Не, больно много ты загнул, дядьку, больше серебряка не дам.

Громко расхохотавшись, Керим притащил уже разделанную косулю, завернутую в снятую шкуру. Забрав мою серебряную монету, он сказал:

— Будем живы, в Киев на ярмарку поедем — сам не ходи: рано тебе еще монеты в руки давать. Сеешь серебряками направо и налево. Так какую хорошую новость ты еще знаешь, кроме той брехни, что ты мне рассказывал про татарский разъезд?

Вот же странный человек. Кому ни рассказывал про татарский разъезд, с которым мы схлестнулись, все верили, один Керим презрительно хмыкнул — мол, брехня это все — и ничего дальше расспрашивать не стал.

— В середу с утра в поход едем на татар, одвуконь, припасу на пять дней с собой иметь.

Выражение хищной радости на миг озарило его лицо:

— Ишь, разъездился наш атаман в походы, на зиму глядя. Ну слава Богу, что так.

Нагруженный двадцатью килограммами мяса, которые приходилось тащить на вытянутых руках, чтобы не измазаться, побрел домой. Матери сказал, что к нам завтра целая орава придет после обеда помогать халаты делать, надо будет сготовить что-то. Вначале была у меня идея сготовить шашлыки, даже придумал, как из ивы сплету прямоугольный короб, поставлю на высокие ножки и обмажу глиной. И как весело завтра в таком самопальном мангале будут гореть дрова.

Но память брызнула в глаза разноцветными картинками, где мы с семьей и друзьями жарим шашлыки, радостные лица близких и родных людей, веселый смех моих детей, и мне стало ясно, что еще очень долго в этой жизни я не попробую шашлыков. Пока под песком, неумолимо льющимся из призмы и отсчитывающим минуты, дни и года, не побледнеют лица и чувства и воспоминания не будут так остро резать, заслоняя собой весь этот мир, который до сих пор не стал для меня реальным.

Пожевав что-то на ужин, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, улегся спать, пытаясь уйти от тоски, внезапно сдавившей грудь. Перед сном, чтобы отвлечься, проанализировал наш с атаманом разговор, и это немного успокоило. Все-таки это была первая маленькая победа, первый шаг на долгом пути. Такой союзник, как Иллар, дорогого стоит, а если он стремится к тому же, к чему и ты, то это просто выигрыш в лотерею. И не столь важно, что для него это несбыточная мечта, а для меня — первый шаг по долгому пути к окончательной цели. Просто я знаю намного больше, и знаю, как это делалось в нашей истории. Просто и без крови, по крайней мере, ее было так мало, что никто о ней специально не вспоминал. Значит, и здесь этот алгоритм в основном должен сработать. Время поджимает. Через девять с половиной лет нужно обладать возможностью первый раз вмешаться в ход событий. Значит, на консолидацию ближайшего казачьего и не казачьего населения в одну управляемую воинскую силу есть пять-шесть лет. Теоретически должно хватить с запасом, а практически узнаем через два года. Так и атаман мягко намекнул: даю, мол, тебе, Богдан, два года относительно спокойной жизни. А через два года будем твою дальнейшую судьбу очень даже решать, поэтому промежуточные результаты должны быть убедительными.

* * *

Утром запряг возы и уехал за село косить траву, а сестричек поставил в третий раз размалевывать полотно. С травой было много мороки. На некошеном лугу она вымахивала в пояс ростом. Понятно, что никто такое помело к халату привязывать не будет. Поэтому требовалось аккуратно вязать в пучки скошенную траву, связывая в верхней трети, а нижние две трети затем отсекать. Заготовив достаточно травы, вернулся домой, где меня поставили с малявкой докрашивать полотно, потому что Оксану мать забрала на подмогу — печь пироги. Оборудовав сперва рабочие места, нарезав кусками сетку, приготовил тонкую бечевку для вязки травы и пошел вместе с батей что-то перекусить. Угощали нас сегодня пирогами с мясом, капустой, репой и различными комбинациями этих ингредиентов. Лично у меня репа вызвала вопросы, но всем остальным и она понравилась.

После обеда привалила толпа народу. Озадачил их каждого своим делом: трое девок шили капюшоны, трое сшивали узкие полотна в халат, хлопцы вязали траву к сетке, я с сестричкой докрашивали по третьему кругу полотна, чтобы успели просохнуть. Потом присоединился к хлопцам вязать траву. Хлопцы с девками точили балы, постоянно меня о чем-то спрашивая, но все попытки вынудить меня рассказать о своих подвигах я мягко переводил на другие темы. О стычке с «татарским дозором» пришлось коротко рассказать, в основном выпячивая роль Сулима и Дмитра. Девки на меня обижались, пацаны были довольны. Еще не начинало вечереть, как все было сделано. Мать с Оксаной вынесли стол, пироги и большой жбан с компотом из сухофруктов. Тут и атаман прибыл посмотреть на нашу работу, ну и дочку проведать. Мария, как пришла, рассказывала, что не хотел сначала пускать, но как она ему про его наказ сказала, рассмеялся и отпустил. Но под благовидным предлогом решил проверить, что и как.

Осмотрев халаты и одобрив работу, атаман, попробовав пироги, загорелся сразу проверить уже лично, как я в нем скрадываюсь. В прошлый раз он подошел, когда уже никто не знал, где меня искать в широком поле. Возле дома, на лугу у реки кошено было два раза и условия были совершенно неподходящие, а вот дальше, напротив кузни, косилось только раз, в мае. Поскольку лето было достаточно дождливым, вторая трава вымахала высокой, выше колена, и уже пожелтела, так что условия были хоть и не такие, как в степи, но вполне нормальные. Указав всем на лужок напротив кузни, я заявил: