– Неужели Шарн с Айфой не побрезгуют воспользоваться нашим оружием?!
– ахнула Мерси.
Маленький робот-хранитель бесшумно подкатил к ним по проходу.
– Прошу, гражданин, получите заказанный вами материал.
– Премного благодарен. – Эйкен открыл верхнюю папку, вытащил оттуда пакетик и засунул его под левый обшлаг. Затем выключил компьютер и направился к двери. – Ну вот и все, любовь моя. На днях еще разок приведу тебя сюда, подберешь себе что-нибудь.
– До начала войны? – невесело усмехнулась Мерси.
– По моей инициативе она не будет начата.
– Фирвулаги наверняка устроят на тебя покушение во время праздника. Пришла же блажь их приглашать! Они умеют запудрить мозги еще лучше, чем потомство Нантусвель.
Он подошел к ней вплотную. Острые грани его доспехов прижались к ее телу сквозь тонкую ткань платья. Одной рукой он все еще сжимал шлем, другая обвила ее талию.
– Приглашая маленький народ на праздник, я демонстрирую им свою силу. Ясно тебе. Огненная леди? В настоящий момент нет более разумной тактики. Эти экзотики – все недоумки. И Шарн с Айфой, и наши лорды из провинции, и злокозненный старик Село – все до единого. А психопатка Фелиция заодно с ними. Такие варвары понимают только язык силы. Что же касается грозящей мне опасности… когда я не сплю… для того-то я сюда и спустился. Знаешь, что это такое? Прибор для защиты головного мозга. Какой-то параноик из Содружества решил, что в плиоцене его уму понадобится защита. А угодил мне, поскольку я не силен в коррекции.
В глазах цвета морской волны сверкнуло восхищение, смешанное еще с чем-то.
– Да уж, все они тебя недооценивают, а когда поймут, каков ты есть, будет уже поздно. Ты их обведешь вокруг пальца, не сомневаюсь. Но за это придется тоже платить. Только не знаю, кому – тебе или мне…
Его тяжелая рука легла ей на затылок. Их губы встретились, наэлектризованные, жгучие. Он заглянул ей в душу и рассмеялся.
– Так вот что тебя возбуждает, Огненная леди! Смертельный страх.
– Точь-в-точь как тебя, Амадан-на-Бриона.
– У тану я не слышал такого слова. Что оно означает? Стой, не закрывайся!
Но Мерси поставила надежную защиту, и он не мог ничего уловить, кроме всепоглощающей страсти.
– Амадан в кельтском фольклоре значит «шут». Фатальный дурак, чьи прикосновения смертельны. – Она безжалостно засмеялась. – Ну пойдем наверх, мой Амадан! Прочь с этой помойки! Я передумала насчет того, чтобы подождать до свадьбы, и ты забудешь свои страхи в моем гостеприимном лоне.
Апрельское небо полыхало огнем в ночь, когда тела их впервые слились воедино. А Стеклянный замок Гории звенел, точно призывный набат.
10
Вон Джарроу, беспечно перевесившись через борт кеча, послал в волны телепатический сигнал.
– Прекрати, – сказал Элаби Гатен, не пытаясь скрыть своего отвращения.
– Не суйся не в свое дело.
Странная нечеловеческая трель вновь прорезала воздух. Из глубины моря долетел слабый ответ.
– Эге-гей! – завопил Вон и вскинул карабин «Мацушита РЛ-9».
– Зря ты, Оуэн предупреждал нас… – начал было Элаби.
Но в этот момент голова дельфина показалась на поверхности, и Вон выстрелил; красные лучи прошили хребет морского млекопитающего. Раздался писк, в котором смешивались боль и разочарование. Вон захохотал и еще раз пальнул в судорожно дернувшуюся тушу. Крик заглох, и дельфин скрылся под расползающимся рыжим пятном.
– Ну ты, кретин безмозглый! – Оуэн Бланшар, белый от ярости, пошатываясь, выскочил из каюты.
Элаби, стоявший на комингсе, спешно поставил судно на автопилот и подбежал к старику, чья хроническая морская болезнь теперь могла окончиться апоплексическим ударом.
– Я говорил тебе, чтоб ты оставил дельфинов в покое! Говорил или нет?!
Вон облокотился на поручни, не выпуская карабина. На нем были одни узенькие плавки, и над ними нависало раскормленное брюхо, блестевшее от крема для загара.
– Мне надоело сканировать проклятое дно. Должны же у нас быть хоть какие-то развлечения.
– Стреляй акул или мант!
Вон пожал плечами.
– Они не откликаются на мой зов.
– Черт бы тебя побрал, можешь ты понять, что дельфины – разумные существа?!
Вон поглаживал лучевой селектор карабина и с кривой усмешкой отводил взгляд.
– Такие же, как те миллионы неприсоединившихся, которых ты уничтожил во время Мятежа. Нечего передо мной святую невинность разыгрывать.
Элаби одним взглядом пригвоздил сверстника к месту.
– Хватит, Вон! Не притворяйся еще более тупым, чем ты есть на самом деле. Оуэн имеет в виду, что дельфины могут быть связаны с Фелицией. Она любит животных.
– Чушь! Дельфины не могут общаться на расстоянии больше двух километров.
– Ну и что? Все равно есть риск! – кипятился Оуэн.
– Какой риск? Ведь Фелиция далеко.
– Точно никто не знает. И пока мы не убедились в этом, оставь дельфинов в покое!
Ухмылка Вона сделалась еще шире, и глаза превратились в щелочки.
– О'кей, папаша. Найду себе новую мишень. Я обязан быть в форме.
Оуэн бессильно опустился в кресло. На землисто-сером лице выделялись набрякшие под глазами мешки.
– Я вмонтировал в аппарат смирительное устройство, – сообщил он Элаби. – Но надо быть совсем наивным, чтобы попасться в такую ловушку.
– А усыпляющее ружье? – спросил Элаби, вновь берясь за штурвал.
– Нет, глухо. – Оуэн вытащил носовой платок, связал уголки и спрягал под этой импровизированной шапочкой свою белобрысую макушку. – Оно двадцать семь лет пролежало в тропическом климате, и из него не сделали ни одного выстрела, а теперь стакан теплого молока и то лучше подействует.
Элаби сквозь зубы выругался. Он так рассчитывал на гипнотический прожектор, теоретически способный уложить наповал противника в радиусе пятисот метров.
– Тогда нам придется действовать сообща – тебе, мне и Клу. А это задача не из легких. Фелиция – настоящее чудовище. К тому же мы с Клу порядком подустали, толкая чертову посудину…
Этот разговор происходил двадцать седьмого апреля. Трансатлантический рейс продлился на неделю дольше, чем предполагалось, поскольку западный ветер у Азорских островов не оправдал их ожиданий. В команде только Элаби, Клу и корабельный шкипер Джилиан Моргенталлер обладали психокинетическим потенциалом, необходимым для порождения попутного ветра, и не успели они как следует отдохнуть от полосы экваториального штиля, как снова пришлось включаться в работу. Когда до Испании оставалось километров девятьсот, кеч наконец вырвался из затишья, но переутомленная троица еще не успела войти в форму, а к Оуэну, едва окреп ветер, вернулась изнуряющая морская болезнь.