Тем временем, как и предполагала Дюбуа, от Ф. пришло еще одно письмо. В этом письме она, по-прежнему выражая уверенность, что провела ночь именно с Казановой, тем не менее прислала двадцать пять луидоров на лечение слуги и рассчитывала, что все случившееся будет надежно похоронено в памяти Соблазнителя. Теперь оставалось только подождать возвращения Ледюка и сравнить результаты. Лакей вернулся поздно вечером с двадцатью пятью луидорами в кармане и рассказал, что полдня он просидел на лестнице у дома Ф., пока та, наконец, не заметила его. Узнав, кто он такой, она тотчас пригласила его подняться и, выяснив, чем он болен, без лишних слов вручила ему деньги и попросила забыть об этой поездке. Победа была полной. Казанова отослал Ф. утонченно-издевательское письмо, великодушно оставил Ледюку его двадцать пять луидоров (луидоры, присланные для него Ф., он по рассеянности оставил себе) и стал собираться в Берн. Недуг не слишком беспокоил его — лечение шло успешно. Но бедняга Ледюк совсем расхворался, и его пришлось оставить в Солере на попечении местного врача. Поправившись, он должен был сам добраться до Берна и явиться в гостиницу, где остановится Казанова. Адрес хозяин пообещал ему сообщить.
В городе Берне были отличные бани, и Казанова не преминул посетить их. Юная, пышущая здоровьем банщица раздела Казанову, потом разделась сама и принялась его намыливать. Движения ее были уверенны, однако Соблазнитель не чувствовал ни нежности в ее руках, ни приятного ритма в движениях. Взглянув на лицо ее, он увидел розовые щеки, светлые глаза, белоснежные зубы — словом, ничего отталкивающего. И все же вид этой обнаженной девицы нисколько не волновал его. Почему? — задавался он вопросом, сидя, завернувшись в полотенце и ожидая, когда банщица принесет заказанный им кофе. Потому, что черты лица ее не носили отпечаток изысканности, отличающий девиц благородных и образованных? Или потому, что во взоре ее не было лукавинки, скрывающей бездну чувств, или сдержанности, мгновенно переходящей в почтение, а может, ей не хватало робости и стыдливости или, напротив, крохотной толики кокетства, столь необходимого для возникновения любовного чувства? Мужчинам нравятся женские ухищрения и уловки, они манят их словно яркий цветок пчелу, простота становится приятна потом, когда они вволю насладятся игрой. Может быть, это происходит оттого, что мы все привыкли ходить в одежде, оставляя открытым только лицо, и хотя для любви оно далеко не столь важно, как все остальное, влюбляемся мы именно в него, именно по нему судим о красоте женщины. Не естественнее, не разумнее ли было бы наоборот: закутывать голову, оставляя все остальное обнаженным, и влюбляться в тот предмет, обладание которым является венцом пылких наших устремлений? Ведь тогда мы бы влюблялись в подлинную красоту, и не оправдавший наших ожиданий лик прекрасно сложенного создания, освободившись от маски, не повергал бы нас в отчаяние. Тогда бы женщины, чье лицо не отличается совершенством, не сразу открывали бы его, а позволяли бы нам наслаждаться их телом, постепенно приучая нас к мысли, что можно прекрасно обходиться без красивого лица. Ведь совершенно ясно и бесспорно, что непостоянство в любви происходит исключительно из-за разнообразия лиц. Если бы мужчина не видел вокруг себя хоровода женских лиц, он хранил бы верность той женщине, которая приглянулась ему первой.
Погруженный в размышления о природе мужского непостоянства, Соблазнитель вернулся домой, где его ожидала верная Дюбуа. Хотя отношения между горничной и хозяином давно уже были нежными и доверительными, болезнь последнего пока не позволяла им сблизиться окончательно. Но теперь, когда болезнь отступила, сладостный миг явно был уже не за горами.
За ужином Казанова поделился с Дюбуа, ставшей поверенной всех его дум и тайн, своими мыслями о молоденькой банщице, здоровой и свежей, вновь выразив свое удивление, отчего ему нисколько не захотелось соблазнить ее. Дюбуа уверенно ответила, что банщица, видимо, была не слишком хороша собой, и внезапно заявила, что желает взглянуть на нее, дабы приобрести собственное суждение. Соблазнитель с радостью вызвался сопроводить ее, попросив только переодеться в мужское платье. Служанка согласилась. Фрак Ледюка сел на ней как влитой, панталоны же пришлось взять у Казановы. В конце концов из мадам Дюбуа получился вполне привлекательный молодой человек, с коим на следующий день Казанова вновь отправился в бани.
На этот раз он выбрал себе другую банщицу, а прежняя занялась Дюбуа. Войдя в воду и раздевшись, Соблазнитель предоставил свое тело быстрым и ловким рукам дородной швейцарки. Дюбуа долго не решалась снять рубашку, но наконец отважилась это сделать. Тогда девицы, узрев перед собой любовную парочку, решили развлечь их импровизированным спектаклем лесбийской любви. Казанове тотчас вспомнились любовные игры, кои довелось ему наблюдать между М. М. и К. К. Однако здесь, в воде, зрелище изгибающихся и трепещущих молодых женских тел завораживало. Обняв желанную Дюбуа, Казанова любовался юными красавицами. Дюбуа же, зачарованная необычной игрой, забыв обо всем на свете, высвободилась из объятий Соблазнителя, плавно, словно во сне, направилась к играющим и присоединилась к ним. Грациозная, с роскошной грудью и пышными бедрами, она органично вписалась в дуэт, мгновенно преобразившийся в трио, которое развлекало восторженного Соблазнителя. Вернувшись домой после столь захватывающего зрелища, Казанова и чаровница Дюбуа к обоюдному удовольствию наконец полностью вкусили плод Венеры. «Моя служанка стала моей любовницей и продолжала ей оставаться все время, пока я жил в Берне», — писал Казанова. Он полностью излечился от болезни, и она не омрачила их любви. «Радости проходящи, но проходящи и печали», — заметил он по этому поводу.
Счастливой парочке пришло два письма. Одно было от мажордома французского посланника Лебеля, того самого, который в Солере нанял мадам Дюбуа горничной в дом к Казанове. Теперь почтенный мажордом просил Дюбуа стать его женой. Второе послание было от посланника и адресовано Казанове. В нем господин де Шавиньи уговаривал Соблазнителя отпустить Дюбуа (в том, что Дюбуа стала любовницей Казановы, у него не было никаких сомнений) и позволить ей вступить в брак с Лебелем, а ежели та заупрямится, любой ценой склонить ее к этому браку. Посланник был уверен, что Казанова не собирается жениться на своей служанке, а значит, он обязан позаботиться о ее будущем. Лебель был намного старше Дюбуа, искренне к ней расположен, обладал достаточными для семейной жизни средствами и, будучи человеком разумным, не требовал ответного пылкого чувства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});