Выступления Банга возбудили к нему интерес. Нестандартность мышления всегда интригует, вызывает сочувствие, но, как правило, не находит единомышленников. Банга за глаза называл «Временщик из викингов». Считали чудаком, но к мнению его прислушивались.
А все чудачество заключалось в том, что со всеми, с кем Бангу приходилось общаться в ученом мире, будь то физики, математики, химики, биологи или философы, он держался на равных. Проявлял осведомленность, свидетельствующую о глубине его знаний по, казалось бы, далеким для него проблемам, и непременно высказывая свою точку зрения, он мог повернуть их ошарашивающей всех плоскостью. Перевернуть вверх тормашками. Заставить посмотреть на ту или иную проблему под совершенно неожиданным углом зрения. Как бы там не было, а доктор Харрис, научный руководитель Доли, после одного такого весьма острого обмена мнениями с «Временщиком из викингов», пришел к выводу—кафедре следует в корне поменять направление исследований в области психиатрии. Проконсультировавшись с Терье, он разработал новую программу поисков.
Во вновь созданную группу исследователей вошло три психиатра (Харрис, его не менее именитый коллега, поляк по происхождению, Вацлав Каминский и в качестве ассистента Доли), по два биохимика и биофизика и один математик-программист. Деканат наотрез отказывался утвердить такую по меньшей мере странную команду. Вспыхнувший в связя с этим скандал на факультете стал предметом обсуждения на Совете попечителей университета. Команда Харриса с перевесом в два голоса одержала победу. Им выделили небывалые для медицинского факультета средства. Такому подарку исследователи были обязаны представителю Пентагона, всерьез заинтересовавшемуся на редкость парадоксальной, но заманчивой идеей.
По случаю столь ошеломительного успеха на самом начальном этапе работы, парни из ансамбля «Психи Харриса», как они себя окрестили, устроили банкет. Банкет проходил в доме «Главного психа».
Терье с Доли, как впрочем и другим приглашенным не терпелось сесть за стол. Все пришли голодными. Харрис со своей миловидной и хрупкой на вид супругой стойко охраняли подступы к аппетитно заставленному столу. Еще нельзя было. Не прибыла чета Каминских. Может, их и не стали бы дожидаться, но, как сообщила хозяйка, Каминские должны прийти не одни. С ними явится иностранец.
— Он видный общественный деятель в Советском Союзе. И, кажется, академик, — сказала хозяйка дома.
Ог нее же стало известно, что Вацлав с ним познакомился, когда ездил в СССР намеждународный симпозиум врачей-психиатров. Их представил друг другу хорошо известный собравшимся здесь медикам московский психиатр Исаак Гершфельд. И тот не то общественный деятель, не то академик принимал их у себя дома. Поэтому, как говорят у русских: «Долг платежом красен».
Кто-то тоскливо проканючил, что Каминских придется ждать долго, так как русский обязательно будет согласовывать свой незапланированный визит с посольством, а может, и с самим Кремлем.
Столь не оптимистичный, но вероятный прогноз поверг гостей в уныние. Они молча, с ощущением голодных спазмов в желудке, разбрелись по дому.
Терье с Доли подошли к камину. Из его черного зева доносилось сиплое дыхание. Это от разгулявшегося над городом ветра. Резкого и горячего, как будто дул он из раскаленной печки. Давно остывшая гортань камина жадно ловила влетавшие в нее горячие порывы вихрей и с ностальгической тоской по зимним вечерам, полоскала ее. Камин сипло от невероятного облегчения и удовольствия отдувался скопившимся в нем холодком.
— Здесь прохладней, чем у окна, — заметила Доли.
— Даже холодно, — усмехнулся Банг, показывая на что-то скрытое от ее глаз камином.
Это был открытый на июньской странице большой настенный календарь. Почти весь его лист над двумя цепочками цифр, занимала полная цепенеющего драматизма сцена, развернувшаяся в северных широтах океана… Дуэль фантастически громадного, цвета слоновой кости кита и черной шхуны, за штурвалом которой стоял человек с перекошенным от страха лицом. Судно с заснеженными парусами беспомощно висит на холке вздыбившейся к небу сине-зеленой волны. А мощно изогнувшееся тело морского гиганта, наполовину погруженного в студеную черноту пучины, высоко занесло плавник над шхуной, вероятно, для последнего, сокрушительного удара. Еще миг и кит сокрушит шхуну. Бросит ее на фосфоресцирующий под скудным полярным солнцем айсберг, нависший над местом схватки… Голые плечи Доли покрылись морозкими пупырышками. Банг обнял ее и, наклонившись к календарю, вполголоса прочел: «Белый кит. Иллюстрация к роману Германа Мелвилла „Моби Дик или Белый кит“, со дня выхода которого в том, 1978 году, исполнялось 125 лет».
С ударами старомодного гонга, висящего над входной дверью Харриса, похожими на звон и треск раскалывающегося льда, Доли с Терье из арктических широт с ужасающим китом выбросило в реальный мир гостиной.
Приунывшая компания пришла в движение. Явились Каминские. С ними еще одна пара. Гость с переводчицей. «Мисс Вера», — отрекомендовал её Вацлав. Она-то и взяла на себя церемонию представления своего подопечного. Делом это оказалось не простым. Каминский запутался бы. Слишком многими титулами обладал московский гость. Мисс Вера перечисляла их не спеша, старательно выговаривая, чтобы присутствующие успели воспринять, переварить и проникнуться. Сначала объявила длиннющее название Государственного комитета, возглавляемого им, потом его принадлежность к высшим кругам партийной иерархии страны, потом то, что он является депутатом Верховного Совета СССР, лауреатом двух или трех национальных премий, название которых никому запомнить не удалось, и наконец:
— Академик Николай Павлович Оголев, — чуть повысив голос, объявила переводчица.
— Ну что вы, мисс Вера. Можно было бы проще… Я ведь среди своего брата, — с полупоклоном, полным достоинства, на ломаном английском пожурил Оголев.
— Я хозяин дома, — пожимая гостю руку, выступил вперед Харрис.
Простодушно улыбаясь, он, утрируя мисс Веру, продекламировал:
— Заведующий кафедрой психиатрии медицинского факультета Балтиморского университета имени Джона Гопкинса, вице-президент Международной ассоциации психиатров, президент национального Комитета противников трезвости, почетный член университетского клуба гурманов и юмористов, доктор медицины Дэвид Эптон Харрис…
Главная же моя должность состоит в том, что я являюсь мужем сопрезидента Пан-Американского общества любителей собак и кошек, ветеринарного врача Евы Чандлер… С остальными, — Харрис обвел рукой настороженно умолкнувших коллег, — вы, надеюсь, познакомитесь по ходу вечера. У них куча званий, наград и титулов, перечисление которых они сочтут за садизм с моей стороны, так как их мучают голодные колики.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});