— О, какой ужас! Кто-то из младших Флэмборо подсунул эти рисунки, чтобы всех позабавить. Я теперь долго буду краснеть, вспоминая о них.
Раздался смех, и София поняла, что никто, кроме сконфуженного лакея и соседей за столиком, не видел скандального содержимого ее портфолио.
Каллум встал.
— Идем со мной, — прошипел он и пошел вслед за Уиллом, держа охапку листов и обе папки.
Когда они оказались в коридоре, он остановился перед женой и потребовал объяснения:
— Говори правду. Что ты натворила?
— Я продала несколько невинных рисунков мистеру Аккерману для памятного альбома, их автор останется анонимным. — В голосе ее прорывались истерические нотки, она обхватила себя руками, с трудом сохраняя остатки самообладания. — Я купила несколько карикатур и попыталась сделать свои, скопировать стиль. Потому что эти старые ведьмы говорили обо мне ужасные вещи, но, клянусь, ни одной карикатуры я никому не показала и не продавала, и я собиралась все рассказать тебе завтра.
Глаза его потемнели от гнева, он с трудом сдерживался:
— Ты понимаешь, что это может разрушить твою репутацию навсегда? Какого дьявола ты не рассказала мне и не показала все сразу? Ты мне совсем не доверяешь?
Несмотря на его гнев и собственный ужас, она видела в его глазах боль — его задело ее предательство. Она не только не поделилась с ним своим секретом, она нанесла удар по его чести и его карьере.
— Каллум… Я…
— Теперь они станут говорить, что ты профессиональный художник, — продолжал он, не обращая внимания на ее умоляющий тон и не замечая ее протянутых рук. — Скажут, что я знал обо всем. И как я могу отрицать это, если мое обнаженное тело оказалось у всех на виду? И что еще хуже — пойдут слухи, что я недостаточно зарабатываю и моя жена вынуждена подрабатывать как художник. А теперь слушай: тебе лучше пойти туда и как ни в чем не бывало изображать хозяйку. Сможешь это сделать?
Он не сказал этого, но она поняла: это его крах. Жена — профессиональный художник. Да еще существует подозрение, что она продает карикатуры на родственников. Такая жена помеха для молодого человека, который только начинает свою карьеру, да еще в тот момент, когда он так успешно поднимается по служебной лестнице. Компания предъявляет высокие требования к своим сотрудникам, ей не нужен служащий с подмоченной репутацией. Ведь и раньше говорили, что он зря женился на ней, а теперь еще позволяет жене такие вольности!
— Да, разумеется. Я справлюсь, Каллум, не волнуйся. Прости меня.
— Немного поздно просить прощения. Ты не находишь? — сказал он мрачно, повернулся и зашагал прочь по коридору.
Ей непозволительно упасть сейчас в обморок или зарыдать. Единственный путь спасти Каллума — надеть маску любезной хозяйки, подойти к леди Джулии и позволить ей руководить собой. Она сделала глубокий вдох, приклеила к губам улыбку и открыла дверь в залу.
Дита, Алистер, Эврил и Люк сидели за столом с Уиллом и весело смеялись. Увидев Софию, они сделали ей знак подойти, Алистер подвинул ей стул.
— София, дорогая! Такой чудесный бал! — громко воскликнула Дита, потом тихо добавила: — Что здесь случилось? Мы слышали только краем уха, потому что сидели подальше.
— Но и до нас долетел вот этот рисуночек, — с легкой иронией проговорил Люк. — Правда, я тут же наступил на него ногой, пока никто не увидел. — И он поднял с пола карандашный рисунок: мужская рука, голова, ступня, торс и… — Люк своей большой ладонью накрыл то, что было изображено в деталях, а Дита с интересом спросила:
— Это ведь Каллум? О нет!
— Так оно и есть, ты права. — Он сложил рисунок, протянул Софии, и она поспешно сунула его в ридикюль.
— Я продала несколько безобидных рисунков Аккерману для альбома: цветы, виды природы. Но Каллум не знал об этом, да еще принес сюда папку, которую я от него прятала — он нашел ее случайно. А этот идиот лакей передал ее Уиллу прямо во время ужина.
— Теперь, когда все уже произошло, пожар надо гасить. Как мы можем помочь? Леди Джулия уже проделала прекрасную работу: распространила слух, что кто-то из молодых людей подсунул свои неприличные рисунки, чтобы всех шокировать, и мы станем придерживаться этой версии. Ты не хочешь домой? — обратился он к Софии. — Мы тебя отвезем.
— Нет. — Она покачала головой. — Я хозяйка этого приема и должна быть на виду. Мое отсутствие даст пищу новым слухам и сплетням. Не знаю, как Каллум сможет заставить замолчать этих ужасных женщин, что он сделает, но пока я должна притворяться, что ничего не произошло, во всяком случае, сохранять внешнее спокойствие, насколько это возможно.
— Ты права, — согласился Алистер, — а мы тебе поможем. Мы станем усиленно распространять слухи о чьей-то дурной шутке, особенно по отношению к Хиксонам и Пирсенбриджам. А сейчас я буду сопровождать Софию для моральной поддержки.
— Благодарю. — Ей удалось улыбнуться. — О, я так вам благодарна.
* * *
— Разумеется, я все знал об этом, — говорил тем временем Каллум, наливая бренди мистеру Пирсенбриджу и Хиксону, пока Уилл угощал лучшей мадерой их жен. — София исключительно талантлива, и я собирался показать ее работы Уиллу, чтобы он попросил ее нарисовать портрет леди Джулии. А этот идиот, лакей, притащил рисунки прямо в обеденный зал, подумав, что мы забыли нечто важное.
— Так ты знал, что твоя жена — профессиональный художник? — спросила кузина Джорджия.
— Она сделала несколько рисунков для Аккермана, анонимно, конечно, но не знаю, можно ли назвать их профессиональными, — защищался Каллум.
— Да, но взгляни на это! — Лорд Пирсенбридж сунул рисунок под нос Каллуму. На нем леди Пирсенбридж с кузиной Джорджией и еще группой приятельниц, легко узнаваемых, изображены в виде стайки птиц, клюющих женскую фигурку в модном платье, которая пытается закрыться от них руками. И над их головами в духе современных карикатур, которые продаются в каждом книжном магазине, слова в кружках.
Каллум взял в руки рисунок и начал читать:
— «Деревенское ничтожество, даже не имеющее такого преимущества, как юность». Итак, что говорят эти птички? «Как жаль, что этот молодой человек, аристократ, вдруг решил заняться торговлей… Граф помолвлен, и теперь риск, что титул получит недостойный отпрыск, уменьшился, моя дорогая леди Пирсенбридж. Слава богу! Эта деревенская, никому не известная простушка потащит его вниз. И трудно оправдать эту женитьбу любовным помешательством, потому что его не было!» — Он поднял глаза на двух ошеломленных женщин: — Интересно, откуда и где слышала София эти слова? — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Моя жена, которую я очень люблю, что бы вы ни говорили, была так ранена и оскорблена вашими нападками, злобными и беспочвенными, что выразила свое огорчение единственно возможным для нее способом — своим рисунком, но он не был предназначен для публикации, его видел только я один.