догадался о смысле этого вопроса.
— Я ищу клипер, чтобы наняться в команду.
— Ноу клипер, — повторил моряк и для большей убедительности развел руками и пожал плечами. — Ноу…
После этого разговора с ним Егор, кажется, окончательно убедился, что клиперов в гавани нет.
«Ладно. Спешить некуда. Подожду». — Он скорым шагом пошел от пристаней.
Уже темнело. На узкой улочке в районе порта тускловато светились газовые фонари над входом в питейные заведения. Какие-то женские фигуры останавливали проходящих матросов и негромко говорили с ними. Одна из женщин ухватила Егора за локоть и что-то сказала ему непонятное. Егор вырвался и почти убежал прочь. Вдогонку ему послышался смех.
По улице, обнявшись за плечи, шли несколько матросов. Один из них бренчал на банджо, а другие громко распевали песню. Если бы Егор знал хорошо английский, он бы понял следующее:
Малайские красотки
Стройны, как стеньги.
Плывем к Лусону,
Плывем к Лусону…
Там ночи жарки,
Там луны ярки,
Плывем к Лусону,
Плывем к Лусону[71]…
Таверна была почему-то закрыта, и Егору пришлось лечь спать натощак. Поесть в портовом кабачке он не решился: боялся пьяных.
Утром Егор обнаружил, что узел с бельем и чуйкой исчез. Он поискал на полу под кроватью, незаметно заглянул под соседние койки — узла нигде не было. «Неужто украли? — подумал он. — Вот так штука! Как же я теперь без белья? Надо соседа спросить, не видал ли».
Моряк в брезентовой робе ушел из ночлежки. Его место занял старик в заплатанном ветхом рединготе[72], стоптанных гамашах[73] и белой рубахе с очень грязным воротником. Лицо у него испитое, сморщенное, как печеная репа, с острым носом и любопытными глазками. Эти глазки так и бегали по сторонам, и, казалось, видели все насквозь. Егор довольно вежливо, чтобы старик не обиделся, спросил у него про узелок. Сосед не понял вопроса и развел руками. Егор стал пояснять жестами, что вот, мол, был у него узел, совсем небольшой, лежал под подушкой, а теперь он куда-то исчез. Старик, уразумев в чем дело, спесиво надулся: не знаю, дескать, никакого узелка, и не приставай ко мне с глупыми расспросами.
Искать пропажу было бесполезно. Вещи Егора наверняка стянул кто-нибудь из ночлежников и уже продал где-нибудь на толкучке его холщовые подштанники, рубаху и чуйку и пропил деньги в кабачке «Серый Кот» или «Джон Ветреник», что находились на соседних улицах. «Ладно, бог с ними, — подумал Егор про воришек. — Пущай пользуются моим добром. Впрок им не пойдет».
Пропажа вещей заставила Егора вспомнить о доме. Ему стало грустно, он почувствовал себя совсем одиноким: уехал бог знает куда и зачем, и живет теперь на птичьих правах. Кругом чужие люди, нет им до него никакого дела. Кто он, почему здесь, какие у него заботы, какая тоска гложет сердце — поделиться не с кем.
Не спалось дома на мягкой постели, не сиделось за столом с вкусными материнскими щами и шаньгами да запеченной в латке камбалой или наважкой… Хлебай теперь в аглицком трактире похлебку из каких-то темных комочков, называемых бобами. А что дальше будет — умом не представить…
Нету рядом матери, — с каким наслаждением он бы слушал ее ласковый голос, с каким удовольствием принял бы воркотню деда, с каким замиранием сердца побежал бы на свидание с Катей!
Как все это теперь далеко!..
Егор справился все-таки со своей минутной слабостью, призвал себя к выдержке: «Сам ушел, никто не толкал на аглицкой парусник. Стало быть, и обижаться не на кого. Будь мужиком, не распускай сопли!»
После такого самовнушения Егор поуспокоился. Он вспомнил также об Энди, который отнесся к нему по-дружески. Обижаться на всех англичан из-за пропажи узелка и невкусной бобовой похлебки несправедливо. Спасибо, что есть и такая…
Деньги у Егора таяли. Он уже разменял второй фунт. Теперь он проверял, не потерял ли, что у него остается. Деньги были в целости.
Наученный горьким опытом, он даже не стал снимать с плеч куртку и все ходил в ней. Когда было очень тепло, он всюду таскал ее под мышкой.
3
Их было два. Они появились в гавани, видимо, ночью. Еще вечером, когда Егор приходил в порт, их тут не было, а сегодня утром они предстали перед его восхищенным взглядом во всей красоте.
Один стоял на швартовах у пристани, другой — поодаль, на якоре. Тот, что у пристани, носил название «Капитан Кук»[74], а второй назывался «Поймай ветер».
Егор подошел к стоянке «Капитана Кука» и с жадным любопытством стал его рассматривать. Корпус был очень длинный — саженей[75] тридцать, не меньше. На фок- и бизань-мачтах у него было по пять, а на грот-мачте — шесть реев. Бушприт с утлегарем[76] выдавался далеко вперед, на нем немало можно было закрепить кливеров. На палубе у мачт виднелись большие серо-голубые шлюпки с красными обводами бортов. Все паруса тщательно подобраны к реям на гитовы. На грот-мачте у клотика и на тросе у гафеля на корме лениво полоскались при слабом ветре флаг и вымпел. Флаг был английский.
Нос «Капитана Кука» украшен деревянной резьбой. На конце штевня красовалась выточенная из горного вяза грудастая фигура Ники — богини победы. Позолота сверкала на солнце.
Со стороны на Егора, наверное, смотреть было забавно: по-юношески нескладный, довольно высокий сероглазый парень прямо таки пожирает глазами парусник, широко раскрыв рот и зажав под мышкой куртку с отвисшим рукавом. Картуз сбился набок, прядь русых волос выпала из-под козырька. Егор ничего и никого не замечал, кроме корабля, он весь ушел в созерцание красивого деревянного чуда с мачтами, уходящими к самым облакам. «Вот это да-а! — восторженно шептал он. — Это корабль! Надо поскорее проситься в команду, пока он не ушел».
Егор нащупал в кармане аккуратно свернутую бумагу, которую ему дал капитан Стронг, и приготовил ее, чтобы показать на клипере. И тут же его одолели сомнения: «Возьмут ли меня на этот корабль? А вдруг опять станут проверять мою силенку, как в Архангельске, на Смоляной пристани? И, может, начнут допытываться, кто я да откуда, да почему тут оказался?..»
Однако надо было действовать. Он хотел уже подойти к трапу «Капитана Кука», на борту которого стоял вахтенный и словно поджидал паренька. Но тут на причале объявилась группа матросов, видимо, возвращавшихся из увольнения. Один из них, приметив парня, стоявшего возле