покрывающей суть существа,
Прекрасное-любое, не в меру сладкое, не в меру гармоничное,
Лежало под запретом, а чувства сердца притупились сном,
И вместо них ценился трепет восприятий тела;
Мир изучался потоками приятных ощущений.
415. Холодный материальный интеллект был судиею здесь,
И он нуждался в плети и ощутимой встряске,
Чтоб сухость жесткая и нервы неживые могли почувствовать
Страсть некую и силу, и жизни острый край.
Такая философия предсказывала право зла,
420. Гордилась проблесками вздора декаданса18
Иль наделяла речью убедительной Силу змеиную
И знанием своим вооружала первобытную жестокость.
Согнувшись от размышлений лишь о Материи и жизни,
Подобным зверю, стоящему на задних лапах, стал разум;
425. Чтоб раскопать там истину, он в яму влез
И осветил свой поиск неровным светом подсознания.
От грязи и гниющих тайн бездонной Пропасти
Наверх поднялись загрязняющие воздух пузыри:
Они и подтвердили достоверность реальной жизни.
430. Они и составляли основу той зловонной атмосферы.
Страсть зверя дикого прокралась из тайны Ночи,
Высматривая жертву обворожительными глазками:
Вблизи от Ашвапати, как пламя с языками гневными,
Стоял в ленивой позе и смеялся экстаз животный;
435. Желаньями неистовыми, грубыми наполнен воздух был;
Сбиваясь в рой чудовищный и жаля,
С жужжанием пагубным врывались в его разум мысли, -
Они могли бы отравить небесное дыхание самой Природы -
И с неохотой заставляя подниматься веки, они терзали взгляд
440. Деяньями, что обнажают тайну Ада.
Всё то, что было там, существовало, именно, по этой схеме.
В краях тех обитало племя одержимых.
Здесь скрытая в людских глубинах сила демоническая,
Подъем которой пресекается законом человеческого сердца,
445. Страшащаяся тихого и независимого взгляда Мысли,
Способна при пожаре и землетрясении души
Подняться и, призывая ночь родную,
Свергнуть с престола разум, жизнь захватить
И пробежать копытами своими по сотрясаемой земле Природы:
450. Всё это было ужасной сутью тех существ.
Мощнейшая энергия, бог-монстр,
Для сильного жестокий, для слабого непримиримый,
Взирал на созданный им мир, безжалостный и грубый,
Глазами каменными твердо установленного замысла.
455. В нём сердце было опьянено вином ужасной жажды,
В страданиях других он ощущал волнующий восторг,
А в смерти и крушении он музыку напыщенную слышал.
Быть властелином, силой обладать было его единственное благо:
Он требовал весь мир для места жизни Зла -
460. Ужасного авторитарного господства своей команды
Над горькою судьбою живых существ.
Всё было создано по замыслу единому и выверено
Под удушающим давлением злой темной диктатуры.
На улицах, в домах, в советах местных и дворах -
465. Везде здесь Ашвапати видел тех, кто выглядел живыми существами.
Они в своих речах парили на крыльях высокой мысли,
Но приютили у себя всё то, что подло, недостойно человека
И ниже уровня любой, какой угодно низменной рептилии.
Лишь разум тот, что близок к Богу
470. И поднят до уровня небес прикосновением к Нему,
Мог только высветить своим пророческим лучом
Чудовищность природы их врожденной.
Не раз бывало, всматриваясь в ситуации опасной
В знакомое лицо, которое он с радостью встречал
475. В надежде искренней найти в нём светлое начало,
Его предвидение, оповещенное внутренним взором духа,
Распознавало отличительную метку Ада на лике этом
Иль ощущало чувством внутренним, которое не может ошибиться,
Во внешнем, мужественном, чистом облике
480. Вампира или черта, или демона.
Царили здесь надменность холодной бессердечной силы,
Послушной, мощной, одобряемой судом Титана,
И громогласный хохот нечеловеческой жестокости,
И радость лютая от злодеяний и насилий жутких.
485. В этом обширном циничном логове зверей разумных
Напрасно было ждать любви и жалости;
Прикосновенья добродушия там не было нигде,
Там были только Сила и ее прислужники – алчность и ненависть:
Никто не помогал страдающим, никто их не спасал,
490. Никто не смел сопротивляться или просить о благородстве.
Безоговорочно вооружившись поддержкой деспотичной Силы,
Подписывая все без исключения указы этой ужасной власти,
А в качестве печати используя и кровь, и пытки,
Тьма эта провозгласила миру собственные лозунги.
495. Тупое рабское молчание утихомиривало разум.
Он только повторял заученные им уроки,
Пока, увенчанная митрой ложь, сжимающая посох пастыря
Пред распростертыми вокруг неё сердцами, на трон сажала
Учения и культы, которые готовили приход лишь смерти
500. И умерщвляли душу на жертвеннике лжи.
Там каждый был обманут или служил обману собственному;
В той душной атмосфере Истина жить не смогла б.
Убожество там верило в свой собственный успех,
А страх и слабость радовались своим глубинам жалким;
505. Основой было всё, что низко и отвратительно задумано,
Всё было серым, бедным и ничтожным,
Дышало с вялым удовлетворением своей понятной им атмосферой.
Не чувствуя стремления к освобождению божественному, -
Высокомерные, с насмешками над состояниями высокими -
510. Все эти люди бездн с презрением относились к солнцу.
Огородив себя барьерами, такая автократия не допускала свет;
С идеей неотступной быть своим серым «я», она провозгласила
Собственный стандарт роскошным уникальным образцом:
Она свой голод умиротворяла грезами грабителя;
515. Крест рабства гордо выставляя в качестве короны,
Она цеплялась за автономию зловещую и жесткую.
Её бычачья глотка ревела языком своим без всякого стыда;
Её бесстыжие, безжалостные крики, переполняющие пространство это,
И угрожающие всем, кто смел прислушиваться к истине,
520. В измученное ухо трубили о праве их исключительном;
Непротивление оглохших отдало свой голос им,
А веры этой символы хвастливые, кричавшие в ночи,
Для падшей той души, считавшейся когда-то богом,
Поддерживали эту упоённость тем самовластьем бездны.
525. Как одинокий первооткрыватель этих опасных царств,
Оберегаемых от солнца также, как термиты оберегают обиталища свои,
Подавленный, среди толпы и топота, и шума, и вспышек тьмы,
Проследуя из мрака в более глубокий и опасный мрак,
Боролся Ашвапати с силами, что вырывают свет из разума,
530. И стряхивал с себя их липкие влияния.
Вошел тотчас он в мутное, лишенное оград, пространство.
Вот, все участки эти, населенные людьми, остались позади;
Он шел между далеких берегов слабеющего перед ночью вечера.
Вокруг него взрастали изможденная духовная незавершенность,
535. Грозная пустошь, губительное одиночество,
Что разум делали незащищенным от нападения незримого,
Пустой страницей, на которой каждый, кто хотел, мог начертать
Застывшие ужасные послания без всякого контроля.
Как пятнышко, блуждающее по ведущим вниз дорогам Сумрака,
540. Среди полей пустынных и хижин, и разбросанных лачуг,
Немногочисленных кривых и призрачных деревьев
Он ощутил сознательную пустоту и чувство смерти.
Но всё ещё невидимой была там Жизнь враждебная,
Чье равновесие, похожее на смерть, сопротивляясь истине и свету,
545. Живое сделало унылой брешью в пустом ничто.
Здесь он услышал ужасающие голоса, что