был:
Очарование и сладость, внезапные и странные,
Возникшие из ниоткуда лица, пленяющие глаза и губы,
Приблизились к нему под руку с красотою в качестве ловушки,
140. И каждой своей чертой они скрывали смысл смертоносный,
Ибо могли в мгновение ока опасно измениться.
Лишь он один увидел эту скрытую атаку.
Покрылось пеленою внутреннее видение,
Присутствовала сила там, которая скрывала свои ужасные шаги;
145. Всё было ложным там, хотя считало себя истинным;
Всё было там осаждено, но об осаде не подозревало,
Ибо увидеть творцов падения никто не мог.
Осознавая мудрость темную, ещё держащуюся в тайне от него,
Которая была гарантом и печатью силы этой,
150. Он шёл по следу трудноразличимому шагов каких-то жутких,
По следу, в ночь ведущему, туда, откуда этот след когда-то вышел.
Ничейной, незастроенной земли достиг он:
Любой сюда войти мог, но никто надолго там не оставался.
Это было ничейное пространство злой атмосферы,
155. И не единого на нём жилища не было – соседство было слишком близким
С мирской землей и адом, оно пространством было пограничным между ними.
Властителем Природы была там Нереальность:
Здесь, в этом месте, истинным ничто быть не могло,
Поскольку было совсем не тем, чем быть претендовало -
160. Было роскошной видимостью, оберткой лицемерной пустоты.
Однако, ничто не признавало здесь свой собственный обман -
Даже сама та Нереальность, с её двуличным сердцем:
Обширная иллюзия была законом всех явлений в этом месте;
Они существовали здесь благодаря этой иллюзии.
165. В пространстве этом бестелесное Ничто дало гарантию
Фальшивости всех форм, которые Природа эта приняла и сделала,
Чтобы они, хотя б недолго, казались всем живыми, реально существующими.
Магия, взятая взаймы, добыла их из Пустоты;
Они себе присвоили и облик, и материал, которые им не принадлежали,
170. И цвет изобразили, который не могли иметь,
Отображая лишь фантом реальности.
Любой блеск радужный был яркой ложью;
Роскошному лицу была подарена воображаемая красота.
Не сохранилось ничего, на что бы можно было положиться:
175. Радость питала слезы, добро испытывало зло,
Но никогда никто от зла не получал добра:
Любовь быстро кончалась ненавистью, блаженство убивалось болью,
И в вероломство превращалась Истина, а смерть рулила жизнью.
Та Сила, что смеялась над бедами этого мира, -
180. Насмешка, соединявшая противоречья
И бросившая их в объятия друг к другу, чтоб состязаться, -
Кривила гримасу ужаса на лике Бога.
Её влиянье отчужденное воздействовало повсеместно
И оставляло на душе тот самый след раздвоенных копыт;
185. Изломанное сердце и странная унылая улыбка
Осмеивали жизнь в дурной комедии.
Оповещающая о пришествии опасной Формы,
Зловещая походка смягчала свои ужасные шаги,
Чтобы никто не мог понять происходящее или насторожиться;
190. Ничто неслышно было, пока чудовищная хватка не оказывалась рядом.
Или, наоборот, всё говорило о божественном приходе,
Пророчество витало в атмосфере, небесная надежда
Воспринималась благою вестью, смотрелась новою звездой.
Был виден Демон, облаченный в свет;
195. Казался ангелом с небес он, несущим помощь:
Неправду он вооружал Писанием Священным и Законом;
Обманывал он здравым смыслом, а душу – добродетельной трясиной,
И вёл дорогой в «небеса» к погибели.
Он щедро раздавал всем ощущенье силы и восторга,
200. И если изнутри вдруг возникало предостережение,
Он ухо утешал сладко звучащим голосом,
Или бросал ум очарованный в его же собственную западню;
Его безжалостная логика ложь представляла истиной.
Избранника ошеломляя благочестивой эрудицией,
205. Он изъяснялся тем самым гласом Бога.
Та атмосфера была напоена предательством и хитростью;
Речения об истине были уловкой здесь;
В улыбке пряталась засада, опасность прикрывалась
Безопасностью, входною дверью сделалось доверие:
210. С глазами правды, смеясь, пришла неправда;
Любой знакомец превращался во врага или шпиона здесь,
Рукопожатие таило в рукаве удар кинжала,
Объятие становилось клеткой железной Рока.
Опасность и страдания преследовали крадучись трепещущую жертву
215. И мягко говорили как с робким другом:
Атака проводилась внезапно, бешено, невидимо;
При каждом изменении страх сердце заставлял усиленно стучать,
Взывая страшным мученическим голосом;
Молил он о спасении, хотя никто не приходил.
220. Здесь все ходили очень осторожно, поскольку смерть была поблизости;
Однако эта осторожность представлялась совсем напрасной,
Ибо всё то, что всеми оберегалось, оказывалось в сетях смертельных,
А если после долгих ожиданий спасение приходило
И приносило радостную, утешающую, обезоруживающую силу,
225. Оно служило приятным переходом к судьбе гораздо худшей.
Ни передышки не было, ни места для отдыха надежного;
Никто не смел вздремнуть или на время руки опустить:
Это был мир сражений и сюрпризов всевозможных.
Любой, кто был там, жил только для самого себя;
230. Все воевали против всех, с единой ненавистью
Кидаясь на умы, искавшие каких-то высоких благ;
Изгнали истину, чтобы она не смела даже голос подавать
И ранить сердце тьмы своим сиянием,
Или чтоб не могла она нести свет знания и поносить
235. Ту неизменную анархию установившихся явлений здесь.
Затем картина изменилась, при этом сохраняя сущность страшную:
Меняя форму, жизнь осталась той же самой.
Пред Ашвапати простиралась некая столица без государства:
В ней не было правителя, лишь только конфликтующие группы.
240. Увидел в ней он город древнего Неведенья,
Который был основан на земле, не ведающей Света.
Там каждый в темноте своей блуждал поодиночке:
Согласны были все там различаться лишь в направленьях Зла,
Жить собственной, своей особой жизнью для самого себя
245. Или в жизнь претворять простую ложь, неправду;
Там повелителем на царском троне сидело Эго,
А рядом, в качестве супруги и царицы сидела Ложь:
Мир этот развернулся к ним, как Небо – к Истине и Богу.
Несправедливость утверждала здесь своими нерушимыми законами
250. Державные весы легализованной торговли самой Ошибки17,
Но взвешивания все были фальшивыми и никогда не совпадали;
Она, с её весами и мечом, всегда следила,
Чтоб ни одно кощунственное слово сомнению не подвергло
Святые для неё догматы её плохого руководства.
255. Высокими делами хвастая, везде гуляло своеволие,
И шествовала эта вольность, болтая о порядке и правах:
Но алтаря, воздвигнутого в честь Свободы, там не было;
Свободу настоящую травили там и ненавидели,
Терпимость и гармонию нельзя было нигде увидеть, поскольку группа
260. Каждая провозглашала собственный зловещий неприкрашенный закон.
Рамки учения любого раздувались при помощи библейских правил,
Или теория, которую превозносили и которой страстно поклонялись,
Сводом священного закона представлялась Небес божественных.
Формальный ритуал, в броню железную одетый,
265. Давал жестокому и грубому воинственному роду,
Наружу извлечённому из диких недр земли,
Суровую и гордую уравновешенность прямого благородства,
Гражданскую позицию неумолимую и грозную.
Но