— Ты была ко мне очень добра, Дзио. Спасибо тебе.
Она смотрела на меня, и лицо ее было нежным.
— Мне жаль, что ты не нашел, что искал.
Я взял ее за руку.
— Мне надо идти, — сказал я, но мне вовсе не хотелось никуда идти, и в конце концов она меня не отпустила: обняла меня и поцеловала.
13 июля 1755 года
— Мастер Кенуэй, вы действительно нашли его?
Это были первые слова, которые произнес Чарльз Ли, когда я вошел в нашу комнату в таверне «Зеленый Дракон». Вся моя команда была в сборе, все смотрели на меня с надеждой, и лица у всех поникли, когда я отрицательно покачал головой.
— Это не то место, — сказал я. — Боюсь, что это не храм, а всего лишь раскрашенная пещера. Тем не менее, там есть изображения предтеч и письмена, означающие, что мы близки к цели. Мы должны удвоить наши усилия, расширить наш Орден и создать здесь постоянную базу, — продолжал я. — Хранилище ускользает от нас, но я уверен, что мы найдем его.
— Верно! — сказал Джон Питкерн.
— Тихо, тихо! — сказал Бенджамин Черч.
— Кроме того, я считаю, что пора принять в наши ряды Чарльза. Он зарекомендовал себя как верный ученик и служил исправно с того самого дня, как он пришел к нам. У вас должна быть возможность пользоваться нашими знаниями и извлекать из этого дара все преимущества, Чарльз. Кто против?
Все молчали и одобряюще смотрели на Чарльза.
— Отлично.
Я продолжал.
— Подойдите, Чарльз.
Он подошел, и я спросил:
— Клянетесь ли вы блюсти устав Ордена и наши принципы?
— Клянусь.
— Никогда не выдавать тайн и не разглашать истинную сущность наших трудов?
— Клянусь.
— И так будет отныне до самой вашей смерти, чего бы это ни стоило?
— Клянусь.
Все встали.
— Итак, мы приветствуем тебя в наших рядах, брат. Вместе мы увидим зарю нового мира, в котором будут царить цель и порядок. Дай мне руку.
Я взял кольцо, снятое с Брэддока, и надел его Чарльзу.
Я смотрел на него.
— Теперь ты тамплиер.
Он слегка усмехнулся.
— Да направит нас Отец Понимания, — сказал я, и все хором подхватили мои слова.
Теперь наша команда была полной.
1 августа 1755 года
Люблю ли я ее?
Мне трудно ответить на этот вопрос. Я знаю лишь то, что я счастлив быть с ней рядом и приравниваю к сокровищам время, проведенное вместе с ней.
Она. необычная. В ней есть что-то такое, чего я не встречал в других женщинах.
Тот «дух», о котором я говорил раньше, — он сквозит в каждом ее слове и жесте. Я ловлю себя на том, что очаровываюсь огнем, постоянно горящим в ее глазах, и пытаюсь понять, всегда пытаюсь понять — что она чувствует? О чем думает?
Я полагал, что она любила меня. Надо бы сказать: «Я полагаю, что она любит меня», но она как я. Она скрытная натура. И так же, как я, думаю, она понимает, что это любовь в никуда, что мы не можем переменить наши жизни, чтобы остаться вместе, ни здесь в лесу, ни в Англии, что существует слишком много препятствий для нашей совместной жизни: ее племя, например. Она не желает порывать со своими корнями. Она видит свое место среди своего народа, она будет защищать свою землю — землю, на которую, по их мнению, посягают такие люди, как я.
Но у меня тоже есть обязательства перед моими людьми. Принципы моего Ордена, разве они сочетаются с идеалами ее племени? Я не уверен. Я вынужден выбирать между Дзио и моими идеалами, и что же мне выбрать?
Вот над чем я ломал голову последние несколько недель даже в сладостные, краденые минуты блаженства с Дзио. Я мучился вопросом, что же делать.
4 августа 1755 года
Все решилось само собой сегодня утром, когда у нас побывал гость.
Мы были в лагере, милях в пяти от Лексингтона, и кроме нас там не было никого — ни единой живой души— уже несколько недель. Конечно, я услышал его раньше, чем увидел. Точнее сказать, я услышал тревогу, которую он вызвал: все подступающий шум взлетавших с деревьев птиц. Могавки так не ходят, было ясно, что это чужак: колонист, патриот, британский солдат или даже французский скаут[11], делавший крюк.
Почти час, как Дзио не было в лагере — она отправилась на охоту. Но я знал наверняка, что она тоже заметила встревоженных птиц; тоже потянулась за мушкетом.
Я быстро скользнул на дозорное дерево и внимательно осмотрелся. Он был там, вдалеке — одинокий всадник, медленно рысивший через лес. С мушкетом через плечо. На нем была треуголка и глухой темный сюртук; не военный мундир. Он осадил коня, остановился, полез в ранец, извлек подзорную трубу и поднес ее к глазам. Я заметил, что он нацелил подзорную трубу вверх, выше макушек деревьев.
Почему вверх? Смышленый парень. Он высматривал струйки дыма, сероватые на фоне ярко-голубого утреннего неба. Я глянул вниз, на наш костер, увидел дымок, который вился к небесам, и снова стал следить за всадником, который вел подзорную трубу вдоль горизонта, почти как.
Да. Почти как если бы он разделил всю видимую область сеткой и методично перемещался по ней из квадрата в квадрат так же, как это делал.
Я. Или мои ученики.
Я немного расслабился. Это был кто-то из моей команды — скорее всего, Чарльз, если судить по его комплекции и наряду. Он заметил струйку дыма от нашего костра, спрятал подзорную трубу в ранец и рысью двинулся дальше, к лагерю. Теперь он был ближе, и я убедился, что это Чарльз, и спустился с дерева в лагерь, беспокоясь, где теперь Дзио.
Внизу я осмотрелся и увидел лагерь глазами Чарльза: костер, две жестяные тарелки, тент, натянутый между деревьев, под которым лежали шкуры — мы с Дзио укрывались ими ночью, чтобы не мерзнуть. Я поправил тент так, чтобы шкуры были в тени, потом опустился возле костра на колени и сложил тарелки. Через несколько секунд он оказался на поляне.
— Здравствуйте, Чарльз, — сказал я, не оборачиваясь.
— Как вы узнали, что это я?
— Я видел, как вы практиковались в полученных навыках: я был впечатлен.
— Мне было у кого поучиться, — ответил он. И я уловил в его голосе улыбку и, наконец, обернулся — он смотрел на меня сверху вниз, из седла.
— Нам не хватает вас, мастер Кенуэй, — сказал он.
Я кивнул.
— Мне вас тоже.
Он поднял брови.
— Разве? Но вы же знаете, где нас искать.
Я ворошил палочкой в костре и наблюдал, как у нее загорается кончик.
— Я хотел убедиться, что вы сможете работать в мое отсутствие.
Он поджал губы и кивнул.
— Думаю, вы убедились. Ну, а в чем реальная причина вашего отсутствия, Хэйтем?