дома. Договорились на следующий день прогуляться по Москве, поели на рыночной площади пироги, сходили на гулянье. После она попросила её нарисовать…
Он рассказывал о том, как зарождались и развивались их отношения, а я слушал и тихо худел. Н-ну, сестрица! Она ведь всегда хотела прыгнуть выше головы, и светское общество манило её, как свеча мотылька. А тут заприметила боярича из захудалого рода, и у неё засвербело. И ведь говорил ей, что не бесталанной метить на подобные высоты. Но куда-а та-ам, она же самая умная. Вот и получается, что предъявить мне парню-то и нечего. Нет, если по беспределу, «почему без шапки», то оно, конечно.
— Значит, настаивала на том, что у вас талант, и уговаривала принять в качестве подарка, дабы не зарывать его в землю. М-да. Вы позволите взглянуть?
— Да, конечно.
Рощин вынул одну из прислонённых к стене рамок, и я увидел сестрицу. А хорошо нарисовано. Правда, хорошо. У меня вот так точно не получится. Нет, если карандашом, то я уделаю любого одной левой. Нарисую так, что от чёрно-белой фотографии не отличишь. Но работа с масляными красками это совершенно другой не то что уровень, а сам подход.
— Хм. Красками мне так не нарисовать, но, признаться, и оценить вашу работу я не смогу. А что говорят сведущие в этом вопросе?
— Пока ещё слабовато, хотя и бездарем не называют.
— Ясно. Вадим Петрович, у меня к вам деловое предложение. Я готов выделить вам единовременно, скажем, двести рублей. Полагаю, этого хватит, чтобы закрыть ваши потребности в необходимом для вашего дальнейшего совершенствования. Если впоследствии возникнут сложности, не стесняйтесь, обращайтесь. Вдруг вы российский Микеланджело, глупо было бы не поддержать талант. А ещё у меня есть возможность предложить вам подработку в лубке, я могу научить вас основам, как писать истории в картинках. Деньги невеликие, но всё не лишние.
— И что взамен? — хмуро буркнул он, уже догадываясь, что именно я скажу.
— Вы расстанетесь с моей сестрой и не расскажете ей о нашем разговоре.
— Ваше предложение оскорбительно для меня! — буквально взвился он.
Нормально, да⁈ То есть брать деньги у бабы тебе, значит, не западло, а тут вдруг о чести вспомнил? Спокойно. Только спокойно. Я ведь пришёл закрыть проблему, а не за новыми неприятностями.
— Вадим Петрович, если мои слова прозвучали оскорбительно, то я искренне прошу меня простить. — Я выставил перед собой руки в примирительном жесте. — Но если вы действительно её любите, как говорили несколькими минутами ранее, то должны понимать, что ваши отношения были обречены с самого начала. И лучшее, что вы можете сделать для любимой, это отпустить её. А вернее, оттолкнуть.
— Я готов отречься… — начал было он в запале.
— А вы уверены, что Лиза хочет, чтобы вы порвали с родом? — перебил я его.
— Мы любим друг друга, — снова вскинулся он.
— Простите, Вадим Петрович, но я прекрасно знаю свою сестру. Она всегда хотела попасть в высшее общество, а тут боярич из обедневшего рода, и у неё есть братец, который легко зарабатывает и ни разу не жадный. Она и решила воспользоваться случаем, чтобы осуществить свою мечту. Не знаю, как у вас, а у неё точно расчёт. А вернее будет сказать, просчёт.
— Вы так говорите, чтобы разлучить нас, — тряхнул он головой.
— Я так говорю, чтобы уберечь сестру, — возразил я. — А ещё чтобы помочь вам. Вы мне симпатичны, Пётр Вадимович. При другом раскладе я был бы только рад, что избранником моей сестры стал такой честный человек. Но мы имеем то, что имеем.
Подумаешь, немного польстил. А может, и не немного. Выделываюсь тут перед альфонсом. Да без разницы! Мне нужно закрыть этот вопрос, и я его закрою. Чего бы мне это ни стоило, потому что сестру я люблю и желаю для неё только добра. Точка!
— А вы не боитесь, что на её цинизм я для начала отвечу своим, — как-то уж совсем угрюмо произнёс Рощин.
— Я полагал, что пришёл к человеку чести, — холодно произнёс я, легонько покачав головой.
— Кхм, — смутился он.
— Разрешите откланяться, Вадим Петрович.
А что мне ещё делать? Всё, что нужно, сказано, дальше можно только усугубить. Поймёт, ладно. Не поймёт… Да нет же. Должен понять. Только бы не решил обесчестить Лизу. Вот ни разу не удивлюсь, если это не она его не подпустила, а он воздержался.
— Поговорили? — встретил меня на улице Илья.
— Поговорили м-мать, — поправляя перевязь шпаги, неопределённо ответил я.
— Куда теперь? — видя, что настроение у меня не в дугу, молочный брат решил погодить с расспросами.
— В трактир. Что-то пива захотелось. А после на Арбатскую к Степану Осиповичу.
Приработок у Чурсина оказался вполне себе полноводной рекой. За переделку одного узора он брал не так уж и дорого, всего-то пять рублей. Вот только к нему не водили крепостных, и простецы не захаживали, а потому правке подвергалось от трёх, это у поскрёбышей, до девяти узоров у семиранговых. В среднем получалось где-то четыре, и работали мы с ним вполовину, успевая за день обслужить четверых клиентов. В месяц десять приёмных дней, что на выходе приносило мне порядка четырёхсот рублей.
Неслабый такой приработок. Что я там думал насчёт каретного двора? Цемент? Асфальт? А оно мне надо? Опять же, если что, я могу развернуть изготовление амулетов связи. Хотя-а-а тут без патента ну или монополии указом царя ни черта не получится.
Скопировать любой, конечно, не сможет, слишком мелкая вязь. Это как с картинами. В той или иной мере рисовать умеет каждый, но создать по-настоящему ценное полотно дано лишь немногим. Но найдутся те, кто сможет повторить мой конструкт. Взять ту же Рябову, которая ни разу не мастер плетений. Так что, как по мне, то не стоит заморачиваться.
Вот если бы суметь как-то обезопаситься, секретку какую придумать, тогда совсем другое дело. Ну или на крайний случай сделать настолько сложно, чтобы повторение обходилось слишком затратно. Как с тем же моим огнестрелом. У пожелавшего его скопировать цена неизменно подскочит раза в два, а то и больше. Потому что в мастерской Дудина широко используются станки, устройством которых он делиться не собирается. Чего стоит один только протяжный стан для выделки нарезов в канале ствола.
Как бы то ни было, а денег