голубыми глазами, одетая в джинсы и толстовку с цитатой Шарлотты Бронте, напечатанной спереди: “Я бы всегда предпочла быть счастливой, чем достойной”.
— Извините, — сказала Нив Страйку и Робин, прежде чем сказать: “Бэзил, ради бога”, схватив собаку за ошейник и затащив ее обратно в дом. — Входите. Извините, — повторила она через плечо, таща перевозбужденного пса по деревянным половицам к кухне в конце коридора. — Мы переехали в прошлое воскресенье, и с тех пор он был гиперактивен… убирайся, — добавила она, с силой выталкивая пса в сад через заднюю дверь, которую плотно закрыла за ним.
Кухня была оформлена в стиле фермерского дома, с фиолетовой плитой и тарелками, выставленными на комоде. Стол из строганной древесины был окружен выкрашенными в фиолетовый цвет стульями, а дверца холодильника была покрыта детскими рисунками, в основном каплями краски и закорючками, которые держались на магнитах. Там также была – и это, подумала Робин, объясняло, как двадцатипятилетняя девушка оказалась живущей в таком дорогом доме, — фотография Нив в бикини под руку с мужчиной в плавках, который выглядел по меньшей мере на сорок. От запаха выпечки у Страйка потекли слюнки.
— Большое спасибо, что приняли нас, миссис…
— Зовите меня Нив, — сказала их хозяйка, которая теперь, когда у нее не было фокстерьера, выглядела взволнованной. — Пожалуйста, присаживайтесь, я только что испекла печенье.
— Вы только что переехали и уже печете? — улыбнулась Робин.
— О, я люблю печь, это меня успокаивает, — сказала Нив, отворачиваясь, чтобы взять перчатки для духовки. — Как бы то ни было, сейчас у нас почти все в порядке. Я взяла пару дней отпуска только потому, что мне причитался отпуск.
— Чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Страйк, занявший стул поближе к задней двери, у которой теперь скулил и царапался Бэзил, страстно желая попасть обратно.
— Я бухгалтер, — сказала Нив, снимая лопаточкой печенье с противня. — Чай? Кофе?
К тому времени, когда оба детектива и Нив взяли по кружке чая, а печенье лежало на тарелке посреди стола, нытье Базила стало настолько жалобным, что Нив позволила ему вернуться в комнату.
— Он успокоится, — сказала она, глядя, как собака носится вокруг стола, яростно виляя хвостом. — В конце концов.
Нив села сама, без необходимости поправляя рукава своей кофты.
— Кто автор этих работ? — спросила Робин, указывая на нарисованные на холодильнике фигуры и пытаясь успокоить Нив.
— О, мой маленький мальчик, Чарли, — сказала Нив. — Ему два года. Сегодня утром он с отцом. Найджел подумал, что мне будет легче говорить с вами, если Чарли не будет здесь.
— Я так понимаю, это Найджел? — спросила Робин, с улыбкой указывая на пляжную фотографию.
— Да, — сказала Нив. Похоже, она чувствовала, что ей нужно что-то объяснить. — Я встретила его на своей первой работе. Он был моим начальником.
— Как мило, — сказала Робин, стараясь не чувствовать осуждения. Учитывая, что у Найджела выпали волосы, пара на фотографии больше походила на отца и дочь.
— Итак, — сказал Страйк, — как я уже говорил по телефону, нам нужна информация о Всеобщей Гуманитарной Церкви. Ничего, если я буду делать заметки?
— Да, хорошо, — нервно сказала Нив.
— Начнем с того, в каком году вы и ваша семья приехали на ферму Чепмена? — спросил Страйк, щелкая ручкой.
— 1999, — сказала Нив.
— А вам было восемь, да?
— Да, моему брату Ойсину было шесть лет, а моей сестре Мейв — четыре.
— Что заставило ваших родителей присоединиться, вы знаете? — спросил Страйк.
— Это был папа, а не мама, — сказала Нив. — Он всегда был немного… Трудно описать. Когда мы были маленькими, он был политически довольно левым, но в наши дни он примерно настолько правый, насколько это возможно. На самом деле я не разговаривала с ним три года… Он становился все хуже и хуже. Странные телефонные звонки, истерики. Найджел считает, что мне лучше с ним не общаться.
— Была ли ваша семья религиозной? — спросил Страйк.
— Не до ВГЦ. Нет, я просто помню, как папа однажды вечером пришел домой, невероятно взволнованный, потому что он был на встрече и разговорился с папой Джеем, который сразу же обратил его в свою веру. Папа как будто нашел смысл жизни. Он все время говорил о социальной революции. Он принес домой экземпляр книги папы Джея “Ответ”. Мама просто… согласилась с ним, — грустно сказала Нив. — Может быть, она думала, что в церкви будет лучше, я не знаю.
— Она сказала нам, что это будет весело. Мы плакали о том, что уходим из дома и от всех наших друзей, она просила нас не делать этого при папе, потому что он расстроится. Все, что угодно, ради легкой жизни, такой была мама… однако мы возненавидели это с того самого момента, как попали туда. Никакой своей одежды. Никаких игрушек. Я помню, как Мейв рыдала из-за плюшевого кролика, которого она каждый вечер брала с собой в постель. Мы взяли его с собой на ферму, но все было заперто, как только мы приехали, включая кролика Мейв.
Нив сделала глоток чая, затем сказала:
— Я не хочу быть строгой к маме. Насколько я помню, она тяжело переносила перепады папиного настроения и его непостоянство. Она также была не очень сильной. У нее с детства было какое-то заболевание сердца. Я помню ее очень пассивной.
— Вы с ней еще общаетесь? — спросила Робин.
Нив покачала головой. Ее глаза стали влажными.
— Я не видела ее с тех пор, как мы оставили ее на ферме Чепмен в 2002 году. Она осталась с нашей младшей сестрой. Собственно, это и было причиной того, что я сказала, что увижусь с вами, — сказала Нив. — Я просто хотела бы знать… Если вы случайно узнаете, что с ней случилось… Несколько лет назад я написала в церковь, пытаясь выяснить, где она, и получила в ответ письмо, в котором говорилось, что она уехала в 2003 году. Не знаю, правда ли это. Может быть, она не могла найти нас после того, как мы уехали, потому что папа забрал нас в Уитби, где мы никогда раньше не жили, и сменил нашу фамилию. Может быть, она не хотела нас искать, я не знаю, или, возможно,