Дверь одной из кают оказалась запертой. Кирасир, стоящий за плечом своего командира, замахнулся было прикладом аркебузы, чтобы снести это хрупкое препятствие, но дон Эстебан жестом остановил его, вежливо постучал в створку и громко произнес:
– Я – дон Эстебан, новый командир этого корабля, ставшего собственностью испанской короны. Прошу вас отворить дверь и сдаться!
– Я – ваш друг, – раздался из-за двери знакомый голос. – Прошу вас не стрелять и убрать шпаги в ножны!
Дверь открылась, и в коридор вышел сэр Джеймс. Он нервно улыбнулся и с преувеличенной радостью протянул руку дону Эстебану.
– Дорогой дон Эстебан, поздравляю вас с блестящим успехом нашей совместной операции! – напыщенно произнес он. ,
Дон Эстебан сделал знак сопровождавшим его кирасирам оставаться на месте, а сам зашел вместе с сэром Джеймсом в каюту и закрыл за собой дверь. Благородный дон стер с лица радостное выражение, скорчил недовольную гримасу:
– О каком успехе вы говорите, сэр Джеймс? Адмирал Дрейк жив-здоров и находится вдалеке, со своей эскадрой. Это не успех, это – провал. Я думаю, нам надо пересмотреть условия нашего договора.
– Побойтесь Бога, дон Эстебан! – завопил сэр Джеймс. – Вы захватили флагман, уничтожили элитный отряд флагманской морской пехоты! У вас в руках казна эскадры! Кто ж знал, что адмирал не клюнет на такую приманку, как бригантина, доверху набитая золотом, а захочет лично сражаться с галеонами, трюмы которых пусты?! В конце концов, мы с вами вместе разрабатывали этот план, и вы со всем соглашались. И это я, а не вы висел почти шесть часов на проклятом кресте, чтобы приобрести подобающий вид умирающего страдальца! Вы же благородный человек, дон Эстебан, вы дали слово чести, что рассчитаетесь со мной сполна!
– Полноте, сэр Джеймс! Испанским грандам не следует напоминать о данном слове! Я выполню наш уговор. Но имейте в виду, что и вы, как джентльмен, тоже должны сдержать обещание и впредь помогать мне в нашей праведной борьбе против этого безбожного адмирала!
– Ну конечно же, дон Эстебан, какие могут быть сомнения! – воскликнул сэр Джеймс. – Ну а теперь, когда мы все уладили, могу я проникнуть в некую каюту для долгого и серьезного разговора с одной особой, каковую вы обещали отдать в мое полное распоряжение?
– Разумеется, сэр Джеймс. Уединяйтесь с этой особой столько, сколько вам заблагорассудится.
– И еще, дон Эстебан, не соблаговолите ли вы оказать мне дружескую услугу и поставить возле той каюты надежный караул, чтобы кто-либо из благородных испанцев не ворвался туда в неподходящий момент, услышав, например, шум или
крики?
– Хорошо, сэр Джеймс, ради нашей дружбы я велю двум кирасирам взять каюту, где вы будете заниматься вашими личными делами, под охрану и никак не реагировать на то, что в сей каюте будет происходить! Кстати, вы можете не снимать вашу шпагу, а носить ее, как и подобает дворянину, моему другу и союзнику!
– Премного вам благодарен, дон Эстебан!
– Всегда к вашим услугам, сэр Джеймс! Подельники вышли из каюты сэра Джеймса, дон Эстебан велел двум кирасирам следовать за своим другом и союзником и взять помещение, которое тот займет, под охрану, а сам продолжил обход с целью оприходовать добычу, которая наверняка находилась в каютах знатных особ – офицеров английского Ее Величества военно-морского флота.
Сэр Джеймс подошел к знакомой двери, мерзко ухмыльнулся и постучал осторожно, как будто украдкой.
– Джоана, откройте, это я, Джеймс. Нам срочно надо спасаться, – тихим голосом, словно боясь, что его услышат враги, произнес он.
Щелкнул отпираемый изнутри заморе, дверь приоткрылась. Джоана, увидев за спиной сэра Джеймса двух испанцев, вскрикнула и хотела было вновь захлопнуть дверь, но тот не дал ей этого сделать, резко рванул ручку на себя и буквально ворвался в каюту, грубо затолкнув в нее девушку.
Затем он не спеша, по-хозяйски, захлопнул створку, задвинул засов, повернулся к девушке и уставился на нее масляно заблестевшими глазами. Джоана, упавшая от толчка на ковер, застилавший пол каюты, со страхом взирала на сэра Джеймса и инстинктивно пыталась отползти в угол, укрыться от его взгляда, в котором она читала себе позорный приговор.
– Ну вот, Джоана, мы и встретились, – со сладострастием насильника, предвкушающего растерзание беззащитной жертвы, смакуя каждое слово, произнес сэр Джеймс. – Что же ты не рада старому другу? Между прочим, я пришел, чтобы спасти тебя из лап испанцев.
Джоана не отвечала, она лишь старалась забиться как можно дальше в угол, сделаться маленькой, совсем незаметной, избавиться от охватившего ее ужаса и омерзения. Сэр Джеймс со злорадной улыбкой наблюдал за этими ее тщетными попытками.
– Но, видишь ли, Джоана, я могу спасти тебя лишь одним способом: предложить тебе руку и сердце. Да-да, Джоана, ты должна стать моей женой. Если ты, конечно, не предпочтешь роль временной наложницы моего старого друга, дона Эстебана, а затем – всех испанцев, находящихся под его командой на этом корабле… Естественно, все твои поместья, плантации и доходы перейдут ко мне, ибо твой батюшка, еще более высокомерный и заносчивый, чем его единственная доченька, надеюсь, скоро отправится в мир иной, если уже не отправился туда… Давай же для простоты будем считать, что он уже на небесах и шлет оттуда свое отеческое благословение на наш брак!
Сэр Джеймс засмеялся отрывистым, лающим смехом. Как истинный англичанин, он весьма ценил тонкий юмор, в особенности – свои собственные шутки. Он играл со своей жертвой, как кошка с мышкой.
Джоана горестно вскрикнула и закрыла лицо руками.
– Ты и твой батюшка всегда пренебрегали мной, считали себя выше какого-то там Джеймса Оглби. Еще бы! Вы были богаче, ваш род – древнее. Но и это еще не все! По вашему мнению, моя душа, видите ли, была недостаточно возвышенной, чувства – недостаточно тонкими, ум занят прозаическими вещами, а не высокими материями. Вы лишь терпели меня. А я любил тебя, Джоана! Я страдал по тебе, день и ночь жаждал твоего внимания и твоих ласк! Я жертвовал собой, чтобы помочь тебе и твоей семье, когда дела у вас пошли не самым лучшим образом и твой батюшка кинулся за океан, чтобы поправить ваше пошатнувшееся благополучие! Но вместо ласк и внимания я вновь и вновь получал от тебя одни лишь высокомерные упреки и плохо скрытое презрение! Ты оттолкнула меня, лишила надежды!
Сэр Джеймс метался по тесной каюте, даже не глядя на Джоану, играя сам перед собой роль невинного страдальца. Он почти кричал, распаляя себя на дальнейшие действия. Внезапно он остановился, замолчал. Очевидно, сейчас должен был наступить второй акт этой мерзкой театральной постановки. И действительно, сэр Джеймс резко изменил тон, заговорил тихим и нежным голосом: