Благовест звонниц, крестный ход от Софии к Спасо-Герасимовскому храму, чудотворным мощам именитого инока. Кипели народом улицы: сбылось предсказание преподобного Герасима, что здесь «должно быти граду велику и в нем святым церквам воздвигнутися»]
Толчея в торговых рядах, у ярмарочных балаганов. Чинные гулянья публики по набережной и бульварам под духовой оркестр. Лодки с гармониками, балалайками на реке… Ну, чем не именины, какие раз в году?
Исчез обычай. С ним прежние названия улиц, площадей, живописных уголков ровесницы Москвы: Подлесная, Калашная, Кайсаровка, Ехаловы Кузнецы, Рощенье, Числиха, Зеленый лужок.
2 сентября — Самойлин день.
«Самойло Пророк сам о мужике молится». Сам, вот что неоценимо.
Важно заручиться святой помогой во сохранность зерна в колосе, на благополучные дожинки с теплыми ветрами с полуденной стороны.
Дозвольте, в Поморье, наоборот, жёнки просят северный ветер: дуй в паруса, возвращая мужиков с Мурмана домой!
«Припади-ко, ветерка, у нас лодка неходка» — женщины, девушки вечером ходили от дома к дому. Становясь в простенок между окнами, чтобы не было видно из избы, измененными голосами, оставаясь неузнанными, тянули они нараспев: «Подайте-ткось на поветерь, хозяюшка». Через оконце в сенях, куда выкладывалось подаяние нищим, их, словно святочных колядовщиков, одаривали шаньгами, пирогами, кулебяками, рыбой.
Мальчишки «просили на поветерь» днем и, получая за старанье пряники, орехи, калачи, лазали на колокольни, крыши: не видно ли на взморье парусов?
— Плывут… Наши! Бона чайки-чабары над ними вьются!
Со всех ног к причалу — стучать в мачту, кричать заветное «чабанье»:
Чаб, чаб, чаб,Чабары летят,Матушки-лодейкиЧа-ба-нят!
3 сентября — Фаддей и Василиса.
В устных календарях — льняница.
«Фаддей ясен — четыре недели вёдро выстоит».
С прогнозом бок о бок поговорка: «Всяк Фаддей своим счастьем владей». Привалила удача — используй случай. Счастье, оно доля, часть общего, жизнь же такова — на всех счастья не хватает. Больше, однако, звучало наставлений о стойкости перед невзгодами. «Не радуйся нашедши, не плачь потерявши», — про нас ли легкое счастье? «Наверняка только обухом бьют, да и то промах живет» — крепись, коли удач мало выпадает. На случай надейся и сам не плошай.
Спутница Фаддея по деревенским святцам, Василиса, была памятна подсказкой: «Баба Василиса, со льнами торопися, готовься к потрепушкам, к супрядкам».
Эва, торопися, лен-то на стлищах! С поля жнеи возвращаются, привернут на луговину. Мнут тресту: снимать? Подождать? Под росами и дождем, на ветру и солнцепеке стебли делаются хрупкими, костра свободно отделяется от волокна.
Мастерицы водить льны различали лен глухой, ростун — волокно длинное, но жесткое; плаун — с коротким, мягким, тонким волокном; текучку — прозевай, семя вытечет.
По приемам первичной обработки льны разделялись на «стланцы» и «моченцы». Последний способ состоял в том, что лен вместо расстила под росы погружали в воду прудов, озер, рек. Добротность волокна тогда зависела от качества воды, мягкая она или жесткая, известковая.
Загадок, поговорок про лен сложено — не счесть. Приведем одну: «Били меня, колотили меня, во все чины производили, на престол с царем посадили». Снимать лен со стлищ, на овинах сушить, в мялках мять, волокно трепать, очесывать — не скоро попадет куделя на пресницу, с пресницы ниткой в кросна.
А без исподнего, холщовых порток, чай, и царь на трон не сядет!
4 сентября — Агафон.
В устных календарях — гуменник.
Кому воля наставала, это малой детворе. Старшие ребята в школе, и перед избами лужки, в кустах шалаши — все наше. Некому турнуть: эй, мелюзга, рёвы, под ногами не путайтесь! На качелях покачаемся, за Митиной избой гусей в пруду подразним. В «ергу», может, сыграть?
Ерга, не ерга,Баран, не баран!Серая овца на полатях спала,Семерых принесла.
— Олово ли медь? — вопрошает атаман Виталька.
— О-оло-во-о… — заранее куксится маленький Валя Денисовский.
— Три щелкушки в голову!
Поссоримся и помиримся. Кабыть, у Егора Драчева на гумне горох молотят? Сбегаем? Засверкали пятки — через Лесные, мимо вековых сосен на ближний хутор.
Нагребем горошку в карманы, по дороге домой и съедим добычу.
Сейчас куда? Айда к овинам! С пустыми руками не след являться: в огородах запасаемся брюквой, картошкой.
Овинный дух, дух горячего зерна, соломы, кисловатого дыма. Чад, который сладок и приятен.
Спускаться в подлаз к каменке, откуда пышет жаром, ступени лестницы в копоти, по бревнам сруба мельтешат багровые отсветы огня — жуть, сердчишко екает.
Овины для досушки снопов перед молотьбой обслуживались стариками. Пока брюква, картошка печется, чего-чего не пораскажут деды внукам: про то, что Петр Великий лаптей не умел заплести, о солдатчине и войнах, об овиннике и лешем.
Ну-ка — чуете? — леший нонесь к гумнам повадился. Сторожить его потребно в вывернутом наизнанку полушубке и с кочергой…
— Эдак он, некошной, эдак доступается… — возьмет дед и поскребет ногтем по перилам лестницы. Поскребет да ухнет:
— Го-го-го-о!
Волосы дыбом, ребятня опрометью наверх из овина.
У изб спохватимся: а наши брюквы-печёнки?
5 сентября — Луп.
В устных календарях — брусничник.
«Брусника поспела — овес дошел» — примета северян. Убереги яровые: у порога утренники-студенцы.
Но год ягодистый, и когда раньше, когда позже, к болотам, на вырубки, к борам-ягельникам сходились, съезжались с четырех сторон. О подобных встречах через гонцов условливались заранее.
Сосенки подсадистые, кора в нашлепках лишайников, хвоя тусклая, рыжая. Мхи белесы, лаково блестящи листья брусничника. А ягод — не выносить! Загромыхает крыльями черный глухарь, закокает, срываясь в полет тетерка, пустится ковылять насмерть перепуганный свистом парней, ойканьем девок куцый зайчишка, не расклонятся сборщики. Особо, впрочем, не жадничали. Пуда два-три сгоношишь, и ладно.
Чавкает под ногами влага. Пахнет мхами, болотной сыростью, багульником. Трепещут осины, приодевшись в багрянец. Горсточка по горсточке наполняются кузова.
Перед выходом с болота — расстанный костер. На прутиках пекутся грибы. Гармонист растянул меха тальянки, подзадоривает:
Ваше поле колосисто,Наше колосистее.Ваши девки голосисты,Наши голосистее.
Попоет молодежь, старушки обменяются новостями о своих хворях, молодайки — о детворе малой.
Брусничник — передышка. С овинной копоти, с жары на загонах, постатях денек провести в лесу — все равно, что в ручей с живой водой окунуться. Дома ягоду рассыпали на простынях-постилахах тонким слоем. Подсохнет — ее провеивали на ветру, относившем мусор, или катали, сделав наклонной столешницу:
Бегут, бегут рябчикиПо липовому мосту;Увидали море,Бросились в море.
Впрок на зиму бруснику замачивали в туесах, бочках, парили в печи.
6 сентября — Евтихий.
В Вологде совершается память преподобного Арсения Комелъского.
Подпора соседу. «На Лупа мороз лупит овес». «Хорошо, коли Евтихий тихий, а то не удержишь льняное семя на корню: до чиста вылупится».
Осыпается зерно, плывет льняное семя: промедление с уборкой выливается в потери.
Погода не в нашей власти. С ознобных утренников часты дожди, в солнечную ясень по утрам тяжелы росы. Пока обветриваются поля, час-другой свободен. До той поры бывал свободен, пока весть от избы к избе взбудоражит всю деревню:
— На Брызгаловских губины — косой коси!
— То-то вчера с Киселева проехали с бочками…
— В Кленовки, наверное. Ванька Ехремков говорит: груздей — мостами под елками, белым-бело.
7 сентября — Тит и Варфоломеевы засевки.
В устных календарях — замолотки, грибовар.
Деревенские святцы многолики по принадлежности к различным по климату регионам. Где-то вправе были сказать: «Пришел Варфоломей — жито на зиму сей». Где-то рожь, яровое молотили и грибами запасались. У нас грибы, по местному «губину», на соленья не отваривали, только отмачивали в двух-трех водах. «Тит последний гриб растит» — известное присловье.
Проснешься, бывало, и, глаза не продрав, за дверь. Волоком волочишь из сеней корзину по полу:
— Тяжелая!
— Покинь, пуп сорвешь, — сердится бабушка и деревянной лопатой сажает в печь пироги.
Мама успела вовденок — волнух наломать. Нам дивья, губина рядом: в березняке у гумна, по старым льнищам, у Гольцовского поля, в Магрином бору.