Читать интересную книгу Деревенские святцы - Иван Полуянов

Солнце, сушь.

Погонит ветер пыль по дороге, посыплет с берез золото, с осин ярую медь. Похоже, рощи, перелески откупаются, рады последний грош ребром поставить за погожее тепло.

Недели солнца, небесной голубизны.

Да, засентябрило вдруг. Мотаются деревья, словно веники метут небеса. Метут, туч серых не выметут. Затмился белый свет, припустил дождь-косохлёст со снегом пополам.

Новосел осени, чего вы хотите — внук июля, но леденю — ноябрю дедушка!

Попробуем и мы вкратце затронуть связь поколений, почитание родства, как оно преломлялось бытом деревень, составляя важный пласт народной нравственности. Уравновешивать, сочетать запросы детства и юности, зрелых лет и старости было тем более необходимо, что семейная кровля объединяла людей разных возрастов. Родовые гнезда, те, что сохранились в заповедниках деревянного зодчества, удивляют громадностью, и все были заселены плотно.

«Свой своему поневоле брат» — родство не ограничивали стены изб. Сваты, сватьи, крестные, божатки, шуровья, девери, золовки, свояки и свояченицы, двоюродники, троюродники… Вестимо, «русский без родства не живет»! Связи по родству и свойству пронизывали встарь деревни и волости.

Семья, прежде всего семья. Уклад ее крепился повиновением главе, «большаку», патриарху рода. Без благословения стариков взрослые, сами люди семейные, не смели отделиться. По кончине отца хозяйство передавалось первому сыну. В том случае, если власть не примет вдова, «большуха»: ей тогда не прекословь. «Старших и в Орде чтут».

Дети — сердце любого дома.

Бездетность приравнивалась к каре от небес: «У кого нет детей, тот в грехе живет».

Высокая рождаемость обусловливала высокий прирост населения. В 1892 году Вологодчина насчитывала свыше 1 миллиона 300 тысяч человек, спустя двадцать лет — на 400 тысяч человек больше.

«Дочерьми люди красуются, сыновьями в почете живут», — из крылатой молвы того времени. «Сын да дочь — день да ночь, и сутки полны».

Посмотрите на детскую мебель, игрушки, перенесенные из северных изб в музеи. Куклы, глиняные свистульки, деревянные кони. Стульчики: сиделки, стоялки, ходилки. Крошечные саночки и повозочки на колесах… Сколько в них любви, нежности! Позавидуешь, право, мы возрастали уже в гораздо большей суровости. Мы, кто последние помним многодетные деревни.

С младых ногтей в детях утверждали человеческое достоинство. У нас возбранялось наказывать ребенка на глазах его сверстников за шалости, проказы, извинительные, впрочем, в детском возрасте.

Дитя в люльке, пели над ним колыбельную:

Спи, соколок,Да на полоске пахарек, баю…Во зеленых лугах косецДа на реченьке ловец,Во темном лесу стрелец, баю…

«Сынок-сосунок, через год — стригун, через два — бегун, через три — игрун, а затем в хомут».

Рано погружали крестьянских детей в заботы семьи, в труд — через подражание отцу-матери, через игры, развлечения.

Брали деды и бабки с собой по грибы, ягоды, трясти сети на рыбалке. А в лесу леший, а в омутах водяной… Не убегай далеко! Не качай лодку!.. Открывался впечатлительной душе дивный сказочный мир, исполненный поэзии, красоты, добра, будь лишь человеком, не обижай слабых — птенчика в гнезде, малька, попавшего в мотню невода. Отпусти… Погоди, малек большой рыбой к тебе в сети дастся! Что ни день — а в детстве они длинные, — обогащалось дитя от общения с природой, со старшими.

Вот мальчишку в ночное берут, после Николы Вешнего пасти коней…

Вот ему доверили крутить гончарный круг или под надзором отца настораживать ловчие снасти на пушного зверя…

Вот девочка бежит с подойницей в хлев…

Постепенно дети становились подручниками взрослых. Вместе с тем «дети — на руках сети», «малы — спать не дают, вырастут — сам не уснешь».

С родителей никто не слагал обязанностей по воспитанию потомства, равно с детей — спрос за себя, собственные поступки. «В худом сыне и отец не волен: его крести, а он — пусти».

Наследовать хозяйство, ремесла, промыслы — для этого необходим прочно усвоенный круг знаний, трудовых навыков. Рос наследник, круг расширялся, простираясь от хлебной нивы, пажити до отцовского карбаса в море, до становищ Северного Ледовитого океана, Новой Земли.

Робеешь подступиться к парусу, к веслам — куда уплывешь? Что за таежник, коли в трех соснах заблудился и по ровному снегу лыжи спотыкаются? Характером жидок, ловчишь, норовя плечо подставить вершинке, люди-то берутся под комель, — навряд тебе сповидать рыбный Мурман в артельной корабельщине, ходить в дальние волока зимними обозами, где все за одного и один за всех!

Трудовое воспитание в семьях подкреплялось сельским миром: в некоторых общинах мальчикам-подросткам выделяли угодья уже с 12 лет (соответственно снижая наделы мужчинам старше 50 лет). Парнишке обладать землей — чем не опора возмужания? Мир судил по личностям, с кем имеет дело, и по родству: «Каковы батьки-матки, таковы и детки». «Яблоко от яблони недалеко катится». Словом, родители создавали предпосылки общественного мнения, молву деревенскую, в какой жить детям и внукам.

Молодость — рассвет, старость — закат. Уважение к пожилым было неколебимо. Пройти мимо, не поздороваться со стариком — не то что унизить седины, это тебе бесчестие. О внимании же к юному поколению свидетельствуют устные месяцесловы праздниками и буднями.

«Молодой работает, старый ум дает» — долг дедов и бабок передавать накопленный опыт.

«Чем старее, тем правее, чем моложе, тем дороже». Сталкивать интересы разных поколений избегай.

Уступай молодым дорогу. «С молодости ворона не летала по поднебесью, в старости не полетит» — способствуй нетерпению молодых испытать силы. С пути бы кто не сбился, но всяк себя пробуй. «Молод, да водит волость», ведь «ум бороды не ждет». Однако направляй, раньше бы времени в заботах юность не старилась: «Два века не изживешь, две молодости не перейдешь».

Семейный лад, дружество с соседями отвечали потребностям души, самого характера труженика-пахаря…

Наводить глянец, лакировать прошлое бессмысленно. Можно долго перечислять скот, земли и покосы, которыми владело северное крестьянство, но из этого не следует, что мужик у нас серебро греб лопатой, жил припеваючи. И зачем прятать глаза на семейные свары и ссоры, драки на межах, когда за клочок земли бились смертным боем?..

Но существовали, от поколения к поколению обогащались идеалы трудолюбия, добрососедства, согласия, проповедовавшиеся народной моралью и, увы, не всегда совпадавшие с реальной действительностью.

Общеизвестно, в деревнях процветала круговая порука. Полицейские чины наперечет, батожок в дверной скобе заменял замок. Сельский мир, с голоса в первую голову стариков, немало чего покрывал из проделок, явных проступков нечистых на руку односельчан: «не выноси сор из избы». Разберемся без мундиров со светлыми пуговицами.

Раз простили, два покрыли. «Паршивая овца все стадо портит» — неисправимых пьяниц, лодырей, охотников поживиться за чужой счет, заводил драк изгоняли прочь. Как по приговору общества, так и крестьянскими судами. Они имели право высылки на сторону. В 1912 году ссыльных по крестьянским приговорам насчитывалось в Вологодчине около 700. По уголовной статистике, обоими, Вологодским и Великоустюгским, окружными судами губернии подверглись наказаниям за год 1279 крестьян из 1361 всех осужденных. Как-никак уровень нравственности в цифровом выражении.

На дворе, заметим, внук жаркого июля.

Чем он себя заявляет, интересно посмотреть и заодно лишний раз провериться, были ль, не были ль у деревни свои бесписьменные численники.

* * *

1 сентября — Андрей и Фекла. Вологде именины.

В устных календарях — тепляк и свекольница.

С одной стороны, «тепляк держится, ушедшему лету кланяется», с другой — «на Феклу копай свеклу». Гласило присловье календарное: «Батюшка юг пустил ветер на овес-долгорост». Противоречие на противоречии: июль-дедушка навестил новосела осени, а тот гостить зазывает ноябрь? Берегись похолоданий, берись-ка, Фекла, за лопату, рисково мешкать с уборкой огородов…

Раньше Вологда праздновала первое о ней упоминание в древних грамотах, будто именины. Связывалось событие с подвигом преподобного Герасима, первого вологодского святого угодника. Как раз 1 сентября 1147 года (по новому стилю) он из Киева «приде к Вологде реке еще до начала града Вологды, на великий лес, на средний посад… Ленивыя площади Малого торжку».

Благовест звонниц, крестный ход от Софии к Спасо-Герасимовскому храму, чудотворным мощам именитого инока. Кипели народом улицы: сбылось предсказание преподобного Герасима, что здесь «должно быти граду велику и в нем святым церквам воздвигнутися»]

Толчея в торговых рядах, у ярмарочных балаганов. Чинные гулянья публики по набережной и бульварам под духовой оркестр. Лодки с гармониками, балалайками на реке… Ну, чем не именины, какие раз в году?