холоден и закрыт, держал чувства в узде, представ чудовищем. Она не выдержала и… сбежала.
Но Дог… Он же отвозил её! Отчитался, что сделал всё, как полагается.
Значит, он пошёл против меня.
Я узнаю, где он находится, приезжаю, спокойно направляюсь в его сторону. Но последние футы я преодолеваю на огромной скорости.
– Где она, Дог? – рычу зверем, подлетая к приятелю. Пробиваю ему кулаком по солнечному сплетению. – Где моя жена?! Ты был с ней последним. Возил её в клинику! Где она сейчас?
Дог что-то пытается сказать, хрипя. Я не могу остановиться. Кажется, я способен забить приятеля насмерть. Но я взбешён. Реально взбешён! Он предал меня. Устроил побег для Анны. В голове шумит. Она и так раскалывается на части в последнее время. Но это ничто в сравнении с тем, что я испытываю сейчас. Агония! Мучительные спазмы сотрясают тело и отдаются звоном в ушах.
Так. Надо успокоиться. Отойти в сторону… Заставляю себя бросить друга. Хожу возле него. Не в силах отойти дальше, чем на пару метров. Он знает, куда подалась Анна. Сам помог ей бежать от меня.
– Она уехала, – переведя дыхание, отвечает Дог, растирая ушибленный живот. – Ох, блять, как больно! Я мог бы тебе ответить ударом, ты же знаешь!
– Но ты чувствуешь свою вину, поэтому не поднял руки. Так?!
Мне не нужно подтверждения словам. Я знаю, что прав. Просто знаю это! Но Дог соглашается. Он опирается на стену, поднимаясь с бетонного пола.
– Да, я знал, что ты будешь злиться на меня.
– Злиться?! Я в бешенстве! Я могу тебя убить! За предательство! – Пальцы выхватывают пистолет из-за пояса. – Где она, Дог?!
– Пристрелишь – никогда не узнаешь, где она, – меланхолично отзывается приятель.
Выпускаю несколько пуль в воздух поверх головы приятеля. Бам! Бам! Каждый выстрел гремит в голове. Я прячу пистолет за пояс, растирая виски. Боль лишь усиливается.
– В чём дело? – спрашивает Дог, настороженно глядя на меня. – У тебя боли? Я заметил, что за последний месяц ты часто трёшь свою железную башку.
– Да, блять, у меня боли! – рычу, но уже без злобы. Скорее, ворчливо.
Злость схлынула. На месте неё появилась пустота. Пустой – именно таким я себя чувствую без Анны. Она нужна мне. Как воздух…
– Что за боли?
– У меня нашли опухоль, – выдыхаю.
Кажется, нет смысла прятать это. Рано или поздно вылезет. С моей жизнью, скорее, рано.
– Давно?
– Два с половиной месяца назад.
– Незадолго перед тем, когда ты решил жениться на Анне? – сразу же смекает Дог. – Знаешь, занятное совпадение!
– Ни хрена занятного я здесь не вижу.
– Зато я вижу. Ты бредишь этой девчонкой, но по какой-то нехреноятно тупой причине держался в стороне. А узнав, что у тебя рак, решил ни в чём себе не отказывать, а заграбастать девчонку себе. Сукин ты сын! – ухмыляется Дог. – Что говорят врачи?
– Нужна операция. Но это большой риск. Там всё… – показываю на свою голову, – может окончиться очень плохо.
– Так ты не идёшь на операцию? Ты совсем больной?
– Говорю же. Риск большой. Очень сложный участок. Я могу стать овощем. Так что нет. Спасибо! Никто не будет выносить из-под меня утки. Тем более Анна.
– Какой ты крутой мэн. У тебя яйца величиной со страусовые… И звенят, блять, на всю округу! Но только ты забываешь кое-что. Это касается не только тебя, но и Анны. Она же сохнет по тебе, как кошка. Любит тебя! Хотя я вообще не представляю, как можно любить такого заносчивого и холодного, как мороженая рыба, ублюдка!
– Полегче! – прошу. – Я всё ещё могу пристрелить тебя.
– Кретин. Можешь стрелять. Но я ещё раз скажу, что ты кретин. Своими руками спровадил Анну прочь! И нет, – угрожает пальцем, – ты не спихнёшь это на меня, ясно?..
Я опускаюсь на пустую канистру. Впервые понимаю, что я круто ошибся. Во всём, чём только можно, я ошибся. Сам упустил счастье из рук, а Дог помог ей ускользнуть.
– …Вот скажи, какого хера ты отправил её на аборт?
– Такого хера, что я не пойду на операцию, а без неё мне осталось жить полгода! Максимум. И нет, я не брошу свою женщину с ребёнком. На произвол судьбы. Мой ребёнок не будет расти без отца.
– Очнись, кретин. У тебя не будет ребёнка. Ты приказал Анне избавиться от него. Но у девчонки хватило сил и мозгов воспротивиться твоему тупому решению. Я её поддержал. Только и всего.
– Только и всего, – передразниваю я. – Ты отобрал у меня последние счастливые месяцы жизни!
– Да очнись же ты! – повышает голос Дог. – Вытащи голову из песка, оглянись кругом. У тебя шикарная подружка, которая от тебя без ума, беременна и готова родить тебе с десяток крошечных хантеров. Но ты просираешь это за один грёбаный миг. А всё потому, что ты не умеешь говорить, – ставит вердикт Дог. – Женщин, знаешь ли, нужно не только трахать, но делать их счастливыми. И говорить с ними. Да-да, прикинь! Говорить – очень важно.
– Заткнись, сваха.
– Нет. Кто-то должен тебе сказать это. Ты не умеешь разговаривать. Совсем. Мне плевать. Я с тобой не собираюсь жить под одной крышей. Я понимаю тебя по делам, но с женщинами так нельзя… Тем более – с любимой. Нужно говорить. Быть теплее, а не сидеть с каменным выражением лица. Стена – и то выглядит общительнее тебя.
– Я не…
– Ты не… И ещё много раз «не». Твоя женщина готова бежать на край света прочь от тебя, только потому что ты тупишь. Конкретно тупишь.
– Всё сказал? – уточняю после длительной паузы.
– Да. Теперь всё. И я знаю, где Анна…
Перемалываю внутри сказанное Догом. Он во многом прав. Я и сам знал это, но ему не понять. Он полон сил и здоровья, а я могу в любой момент откинуть копыта. Я не хочу бросать ребёнка сиротой, но, наверное, больше всего боюсь другого. Я боюсь, что после моей смерти Анна найдёт себе другого мужчину. Непременно