незнакомка, казалось, была повсюду и наблюдала. Элеонора старалась заслоняться от этих видений, до конца не уверенная, не мерещилось ли ей.
Особняк Гранборо теперь был полон густых теней. Декабрь окутал дом тьмой. Туман душил мигающие лампы. Огонь в каминах плевался и кашлял, точно умирающий. Уличная грязь примерзала к полу холла и, оттаивая, сочилась по мрамору. Даже огромная кухонная печь не могла до конца прогнать могильный холод. Дейзи и Ифе, спавшие на своих соломенных тюфяках, жались друг к другу в попытках согреться, и когда Элеонора спускалась в кухню, то видела, что они спали, крепко друг друга обняв. Конечно же для тепла! Так они объясняли, когда резко поднимались, отчаянно краснея.
А её теплом был Чарльз.
В его объятиях Элеонора оживала. Одно касание – и её кожа буквально пела. Один взгляд – и казалось, всё её тело заливается румянцем. Чарльзу не обязательно было даже находиться рядом – воспоминания об их последней ночи вместе согревали её изнутри. Каждый украдкой выпитый бокал портвейна, каждый спрятанный поднос с пирожными зажигал внутри свечу, и теперь девушка светилась. В такие дни она всегда была уставшей – но это была усталость блаженная, томная, как у кошки, растягивавшейся перед огнём. Волосы её стали блестящими, тело не болело, и рёбра перестали выпирать. Любовь была определённо ей к лицу.
Сейчас девушка вальяжно разлеглась на кровати Чарльза, словно Клеопатра. Их ноги переплелись. Они провели вместе уже несколько часов, но пока он лишь произносил её имя. Чарльз смотрел на балдахин, и девушка наблюдала, как вздымается и опадает его грудь, как трепещут его ресницы, когда он моргает. Под его ухом была небольшая родинка, которую Элеонора прежде не замечала.
Девушка поцеловала его в эту родинку.
– Что-то случилось? Ты даже пары слов не сказал.
– С отцом поговорили не очень приятно. Ничего страшного.
Элеонора распрямилась, стиснув простыни.
– Ты думаешь, он о чём-то подозревает?
– Господи, нет! Нет, я совершенно в этом уверен.
– Тогда что же тебя так беспокоит?
– Наши финансы. Боюсь… боюсь, в этой области всё не так хорошо, как мне хотелось верить.
Элеонора ничуть не удивилась. Плесень на подоконниках и сырость на стенах вряд ли были признаками процветающего дома. И поспешный брак с наследницей хорошего состояния мог бы всё исправить, но Элеонора предотвратила его. Именно из-за неё теперь Ифе страдала от обморожений, окна на чердаке леденели, а суставы миссис Бэнбёри опухали. Элеонора подавила чувство вины. Если бы Чарльз женился, они никогда не были бы вместе.
– Отец не даёт мне доступа к дополнительным средствам. Боюсь, собрать денег, которые нам понадобятся для Гретны-Грин, займёт дольше, чем мне бы хотелось. Нам ведь нужно пробыть там три недели, прежде чем мы сможем пожениться. А потом медовый месяц. Побываем в нагорьях, увидим озёра, голубые, как твои глаза.
Девушка улыбнулась:
– Как же ты с этим справишься?
– Думаю, что-нибудь продам, – вздохнул он и притянул её ближе к себе.
– Я не понимаю, – сказала Элеонора. – У вас ведь должен быть доход. Земли, имущество, вложения?
Чарльз погладил её по руке.
– Отец всё распродал. Даже те земли, которые принадлежали нам много веков. Я не так много знаю о том, как они вообще появились в нашей семье, а слухи ходили разные.
Что-то в самом воздухе изменилось. Элеонора готова была поклясться, что почувствовала, как на плечо легла чья-то ладонь.
– Да, правда?
– Мой предок, Джекоби Пембрук. Он сколотил состояние ещё в Гражданскую войну, а до этого был никем. И да, о нём ходили самые разные слухи. Шантаж, пиратство, колдовство.
Элеонора подумала о чёрной книге, дожидавшейся её на полке в библиотеке. Как давно этот томик был в семье Пембрук? Сколько ещё отчаявшихся людей увидели нацарапанное на фронтисписе существо и заглянули в бездонные глаза?
Чарльз ухмыльнулся:
– Знаешь, он умер в тысяча шестьсот шестьдесят шестом. И говорят, он был настолько ужасным человеком, что сам Дьявол пришёл забрать его. А ещё, – ладони мужчины неспешно заскользили ниже по её телу, – он питал непреодолимую слабость к золотоволосым девушкам…
– Ты чудовище!
– О да. Я получил эту слабость в наследство от ужасного старого Джекоби.
Элеонору охватило облегчение. Нет, это просто не могло быть совпадением – предок Чарльза сколотил семейное состояние с помощью черноглазой женщины. Незнакомка не померещилась Элеоноре.
Чарльз поцеловал девушку, и до самого утра им было не до разговоров.
На следующий день Элеонора, сгорбившись над крыльцом, скребла его и отмывала. Улица была серебристая от инея, и железные перила поблёскивали в свете фонарей проезжающих кэбов. Было слишком темно, чтобы сказать наверняка, вычищены ли ступени должным образом, а когда девушка закончила работу – они уже замёрзли. Но миссис Филдинг настаивала. Чистые ступени выглядели респектабельно, потому их надо было вычищать.
Лошади недовольно фыркали, когда их копыта оскальзывались на льду. Дети скользили мимо, словно конькобежцы, визжа и смеясь. Бочком к девушке подошёл сын уличного торговца – мужская куртка болталась на нём и доходила аж до колен. Мальчишка нервно поглядывал на длинные окна высоких домов Мэйфера.
– Горячий кофе, миссис? Всего за пенни из тачки папы.
– Нет, благодарю.
Когда Элеонора закончила, её руки были похожи на клешни омара, и каждая косточка на спине щёлкнула, когда она поднялась. Девушка поспешила на кухню и сгорбилась у печи, стараясь не обращать внимания на запах лукового супа миссис Бэнбёри, вонявший потом. Обычно запах не был так уж плох – наверное, кухарка изменила рецепт.
Миссис Филдинг поманила её:
– Элла? Можно тебя на пару слов?
«Чарльз», – подумала Элеонора, и страх раздулся внутри, как воздушный шар.
Экономка провела её по коридору в свои комнаты. В маленькой коричневой гостиной было жарко и сыро из-за печи. Здесь были стол, стул и дверь, ведущая в спальню миссис Филдинг, – ничего больше. Тёмные пятна сырости расползлись по всем поверхностям, и у Элеоноры рождалось неприятное ощущение, словно она оказалась в лапах огромной рыси.
Взгляд миссис Филдинг метнулся к животу девушки.
– Садись.
Элеонора послушно села и выпрямилась так, чтобы экономка убедилась – живот у неё не выпирает. Миссис Филдинг стояла у окна, испытующе глядя на собеседницу, и наконец сказала:
– Ты уже думала о своём будущем, Элла?
Элеонора невольно опешила. Да, она много думала о своём будущем – и о желаниях, и об их с Чарльзом плане сбежать в Гретну-Грин. Если избавиться от желаний было нельзя, Элеонора будет следить за языком всю оставшуюся жизнь, ведь озвучивание праздных фантазий могло стоить кому-то жизни. Эта тень будет висеть над ней до самого дня её смерти, но вынести проклятие будет легче, когда они с Чарльзом поженятся. Ей нужно будет подделать ещё одно рекомендательное письмо для Ифе, прежде чем отправиться в Шотландию. Угрозы Элеоноры в адрес мистера Пембрука сработали, но так продолжится лишь до тех пор, пока сама Элеонора будет здесь. А как только девушка