единиц вооружения и этим ограничились, решив, что женщины больше не создадут проблем. Они объявили, что батальон распущен. Всего через полчаса доброволицы, отправленные на поиск боеприпасов, вернулись с десятью тысячами патронов. Впрочем, их опоздание было только к лучшему, поскольку столкновение с красногвардейцами неизбежно привело бы к кровопролитию [Астрахан 1965: 96].
После разоружения началось расформирование 1-го Петроградского женского батальона, и доброволицы начали расходиться восвояси. Впрочем, некоторым идти было некуда, а другие не хотели уходить. Еще одним препятствием для роспуска батальона был недостаток штатской одежды, на которую женщины-солдаты могли сменить военную форму. Военно-революционный комитет предписал красногвардейцам разрешить женщинам свободный вход и выход из Левашово [Чагаев 1966: 113, 116], однако тех, которые выходили за пределы лагеря, немедленно узнавали по военной форме и часто подвергали преследованиям. Женщины, отлучавшиеся в город, возвращались с пугающими рассказами о физическом, словесном и сексуальном насилии. Поэтому многие остались в Левашово даже после расформирования батальона.
Несмотря на то что женский батальон сражался на стороне Временного правительства, новые власти старались позаботиться о женщинах-добровольцах. Военно-революционный комитет распорядился отправить женщинам несколько грузовиков с продовольствием. 8 ноября Военно-революционный комитет приказал распустить Организационный комитет Женского военного союза и конфисковать имущество союза для приобретения штатской одежды для женщин-добровольцев [Петроградский военно-революционный комитет 1966 III: 234]. Шагал сообщает, что Комитет общественной безопасности Петрограда и Красный Крест также помогали добывать женскую одежду [Шагал 1969: 10].
Тревожные известия о грубом обращении с женщинами-солдатами, распространявшиеся по городу, вызывали обеспокоенность у местных правительственных органов. Петроградский городской совет направил комиссию из трех человек для расследования положения женщин. Члены комиссии – Мандельберг, Феккель и Тыркова – прибыли в лагерь под Левашово, где располагался батальон, чтобы выяснить, в каких условиях находятся женщины-солдаты, и опросить оставшихся военнослужащих подразделения. Расследование показало, что имели место частые насмешки и оскорбления, а также угрозы сексуального насилия, однако слухи о массовых изнасилованиях и самоубийствах были все же неверны. Мандельберг, председатель госпитальной комиссии, сообщил совету, что многочисленные свидетели дали показания о сексуальном насилии над тремя женщинами со стороны солдат Павловского полка, однако найти этих женщин и поговорить с ними непосредственно не удалось. По крайней мере одну из женщин по дороге в Павловские казармы ударил солдат[54].
Расследование комиссии показало, что ни одну из женщин не убили и не выбросили из окна [РО РНБ. 1957: 23–30]. Однако американская журналистка Луиза Брайант сообщает о встрече в петроградских трущобах с молодой женщиной-солдатом, рассказавшей, что солдат Павловского полка вытолкнул ее из окна в пылу спора, но, осознав свою вину, сразу выбежал из здания и доставил ее в ближайший госпиталь [Bryant 1918: 214]. Также упоминалось, что в Петрограде солдаты напали на двух доброволиц, шедших по улице, затащили их в Зимний дворец и выбросили из окна второго этажа. Одна из женщин ударилась головой и умерла в госпитале, а другая сломала ногу, но поправилась [Бочарникова 2001: 216].
Одна из доброволиц покончила с собой, но, по свидетельствам всех очевидцев и дознавателей, она сделала это по личным мотивам, а не из-за грубого обращения или насилия. Баженова, подруга Бочарниковой, совершила самоубийство от отчаяния, после того как семья отвернулась от нее из-за вступления в батальон. Ей было некуда идти, поэтому она привязала к курку веревку, зарядила винтовку патроном, который оставила на память о защите Зимнего дворца, приставила дуло к сердцу и выстрелила.
Бочарникова описывает страшные картины насилия, но ее сведения в основном невозможно проверить. Она заявляет, что некоторых женщин-солдат, покинувших батальон и возвращавшихся домой, было легко опознать по коротко стриженным волосам, поэтому их домогались, избивали, насиловали и даже убивали русские солдаты, матросы и красногвардейцы, которые встречались им по дороге. Группу из сорока женщин, также направлявшихся по домам, в Петрограде якобы захватили матросы и увезли в Кронштадт; их дальнейшая судьба неизвестна. Еще тридцать шесть доброволиц смогли уехать в Москву, где солдаты силой увели их в свои казармы и, вероятнее всего, изнасиловали.
9 ноября 1917 года ГУГШ направило в Военный совет предложение о роспуске всех оставшихся женских воинских формирований [РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1603: 24]. Большевики, к тому времени взявшие под контроль российские правительственные органы, несомненно, видели мало пользы в «буржуазных» женщинах с винтовками. Поэтому 30 ноября Военный совет решил расформировать женские воинские части. Весь личный состав женских добровольческих подразделений освобождался от обязанностей и получал разрешение вернуться к своим предыдущим занятиям. Лошадей и снаряжение отправили главной военной администрации [Там же: 26].
1-й Петроградский женский батальон был расформирован и разоружен еще 30 октября, однако служившие в нем доброволицы покидали лагерь под Левашово постепенно, в течение двух месяцев. Многим было некуда идти, а некоторые продолжали надеяться, что им еще представится возможность послужить Родине. Некоторые мужчины-командиры также питали надежду, что им прикажут отправляться на фронт. Ряды батальона понемногу редели, и концу 1917 года осталось приблизительно десять доброволиц. Последние женщины-солдаты покинули лагерь под Левашово 10 января 1918 года [РГВИА. Ф. 1300. Оп. 1. Д. 239: 97]. Тех, которые не имели возможности вернуться домой, отправили в бывший дворец графа Шереметева, приспособленный под лазарет и общежитие для женского батальона. Они получили платья и косынки, поскольку ходить по улицам в солдатской форме было опасно.
Находясь в лазарете, Бочарникова завязала знакомство с антибольшевистскими активистами и была арестована за участие в контрреволюционной деятельности. В конце концов ее освободили благодаря вмешательству Красного Креста. От одной бывшей военнослужащей своего батальона она узнала, что генерал Корнилов организует на Дону силы для противостояния большевикам. Бочарникова и еще несколько доброволиц решили присоединиться к борьбе и сумели раздобыть документы, позволявшие им отправиться на Дон. Бочарникова направилась сначала в Тифлис, к семье, а затем на Дон, где вступила фельдшером в 1-й Кубанский стрелковый полк и участвовала в Гражданской войне [Бочарникова 2001: 223–236; Бочарникова 1962: 227].
Хотя ко времени, когда произошла Октябрьская революция, женское военное движение должно было сократиться до одной пехотной части – 1-го Петроградского женского батальона, другие женские подразделения еще существовали. Когда большевики совершили переворот в столице, первый женский батальон под командованием Марии Бочкаревой еще находился на фронте. Подразделение стояло в резерве под городом Олонец [Сенин 1987:180]. К тому моменту враждебность, которую большинство солдат-мужчин проявляли в отношении женщин, возросла настолько, что свои же русские солдаты представляли для них опасность не меньшую, чем неприятель. Солдаты-мужчины открыто угрожали женщинам убийством, если они не сложат оружие и не покинут фронт. Женский батальон, в котором осталось меньше двухсот человек, не мог бы противостоять