лекарствами. Не хотела отходить от отца. Думала, что если она рядом, то с ним не случится ничего плохого.
Отец умер, оставив любимых детей и жену в страшном горе. Тяжелее навалилась и нужда. Осиротели. Но все оказались еще ближе и дороже друг другу. Муж Тони (Сергей Дмитриевич Маковеев, он работал во Всесоюзном комитете по физической культуре и спорту) взял на себя заботу и о семье жены. Помогал всем, чем мог. Мама, Евдокия Трифоновна, устроилась подсобным рабочим и по совместительству уборщицей на меховую фабрику, да еще брала стирать белье у студентов. Маленькая Люба не могла видеть, как мама выбивается из сил, и тоже помогала ей. Носила воду, вешала белье. Дрова ей не разрешали рубить, но она уже пыталась колоть их в свои восемь лет. Если кто-нибудь из старших заставал ее за этим, ей влетало.
Люба пошла учиться на девятом году. Школа № 8 размещалась в бывшем особняке владельца меховой фабрики Гольянова. В окна класса заглядывали старые липы. Любка очень любила смотреть на них — они напоминали ей вольное житье. «Вот бы убежать сейчас на насыпь или на Козьи горы! А может, лучше на пруды? Мама дома предупреждала вчера, чтобы не бегала на богато, там, рассказывают, недавно засосало корову». Люба представила себе, как мычала корова, пытаясь выбраться из болота, и ей стало жалко корову. «А может, все неправда?» И вздохнула с облегчением.
С учебой Любка сразу не поладила. Ей казалось, что учиться — только время тратить. Дома столько дел, надо маме помочь, а потом и мяч погонять. Без Любки игра шла вяло.
Объяснения в школе она слушала с интересом, а к домашним заданиям не прикасалась. Ей и в голову не приходило, что она не успевает в школе из-за хозяйственных хлопот, да и как она могла жаловаться на то, что делала добровольно, с охотой и удовольствием. Видно, честолюбивая в душе, Люба не могла смириться с тем, что она не первая в классе, а раз не первая, то лучше никакая. Так и шло. Зато на физкультуре девочка брала реванш за все свои неудачи.
В четырнадцать лет — 25 марта 1935 года — Люба Кулакова заняла первое место в районных соревнованиях по лыжам среди ребят младшего возраста.
Тогда она впервые держала в руках грамоту райсовета физкультуры. Здесь даже не подходит слово «завоевала». Она спокойно и быстро обогнала всех своих соперников. Ей это не стоило большого труда. Ведь ребят со своей улицы она обгоняла на лыжах даже с двухгодовалой племянницей Галей на руках.
Первыми Любкиными соперниками на лыжне были мальчишки Гольяновки. Они «тренировали» ее беспощадно. Когда она обгоняла одного, тут же подбегал другой и говорил: «А меня слабо обогнать!» И без передышки, пренебрегая всеми международными спортивными правилами, рассчитанными на сохранение здоровья спортсменов, шла Любка с очередным мальчишкой, отчаянно хотевшим перегнать ее. Не было случая, чтобы Любку обошли.
Однажды Сергей Дмитриевич увидел, как Любка идет на одной лыже, и у него дух захватило от удовольствия: «Не покачнется, чертовка! И откуда у нее только такое чувство равновесия? Ведь со спортсменов на тренировках сто потов сойдет, прежде чем они добьются такой устойчивости, а ей, видно, природой отпущено».
Вспомнилось ему, как первый раз сажал десятилетнюю Любу на свой велосипед. Хотел ее придержать, а она уже спокойно едет, смеется, оглядываясь на него.
— Ты что, уже раньше каталась?
— Никогда, дядя Сережа. У нас же нет ни у кого велосипеда.
Признаться, даже не поверил он тогда Любке. «Хочет, видно, прихвастнуть».
Но Любка врать не умела.
Люба очень любила Сергея Дмитриевича, он стал ей и отцом, и старшим братом, и другом. А ему дома часто жаловались на Любу, что не хочет учиться, вот и на второй год, наверное, останется. Отчаянная больно и непоседа. Про погромы лавки с утильсырьем слышал. Как бы не в ту сторону девчонка не свернула. Горяча и неосмотрительна.
— Люб, хочешь настоящей спортсменкой стать? Знаешь, где стадион «Сталинец»? Пойди разыщи Пенязеву Антонину Григорьевну. Она заслуженный мастер спорта СССР по лыжам. Скажи, что хочешь у нее тренироваться. А будет спрашивать, кто послал, скажи — сама пришла.
Люба удивленно посмотрела на него. Ведь дядя Сережа признавался сам не раз, что ему нравятся ее откровенность, правдивость. Говорил: «Любаша, ты не верь, что молчание — это всегда золото. Молчание бывает разное. Иногда это подвиг, если ты не выдашь друга, а иногда это предательство, если ты не предупредишь друга о беде. Молчать удобно, верно, но чаще оно все-таки сродни подлости».
— Дядя Сережа, не понимаю, почему не сказать, что ты меня прислал?
— Любаша, я не хочу, чтобы Антонина Григорьевна взяла тебя к себе только из уважения ко мне. А то еще, чего доброго, сочтет мою просьбу приказом. Я же в некотором роде их начальник. Если Антонина Григорьевна увидит, что ты способная лыжница, она тебя и без моей рекомендации возьмет.
— Ясно, дядя Сережа, не выдам, не подведу.
«Да, к сожалению, не часто можно преподносить такие подарки своим коллегам! Интересно, сумеет оценить ее как лыжницу Антонина Григорьевна? Не упустит?»
На стадионе «Сталинец» в тренерской раздался стук в дверь. На пороге стояла девушка среднего роста, в брюках и пальто нараспашку.
— Здравствуйте! Можно мне поговорить с Антониной Григорьевной Пенязевой?
Антонина Григорьевна встала.
— Здравствуй! Я Пенязева.
Люба взглянула на нее решительно и озорно.
— А я Люба Кулакова. Хочу, чтобы вы меня тренировали.
— Откуда ты обо мне знаешь?
— Знаю!
— Давно на лыжах ходишь?
— Как себя помню.
— Какие у тебя лыжи?
— Недавно подарили фабричные, а всегда — самоделки. Сначала папа мастерил, потом — братья, последние — сама.
— В соревнованиях участвовала?
— Да, есть грамота — первое место в районе.
— Сколько тебе лет?
— В этом году будет шестнадцать.
— Ну что ж, приходи на тренировку, посмотрю, как ты ходишь на лыжах.
На стадионе «Сталинец» очередная тренировка. Пришла и Люба. Антонина Григорьевна дала Любе лыжи, и они пошли на лыжню вместе со спортсменками. Пенязева объявила старт. «Раз!» И Любка рванулась. Единственный резкий толчок, а потом эта девочка преобразилась. Мягкие, кошачьи движения, полная расслабленность и невероятная работа палок. Антонина Григорьевна увеличила темп. Люба справляется, успевает за женщинами-мастерами. А ведь ей нет и шестнадцати.
Антонина Григорьевна смотрит со все нарастающим удивлением, удовольствием и даже завистью. Легко и свободно, красиво идет девочка! Пенязева еще увеличивает нагрузку и внимательно следит за новенькой. Что же это такое? Самородок! Как идет спокойно и накатисто! Пенязева просто