Но у скалы тропы неожиданно поворачивают влево, пересекают верх отрога и снова подводят нас к солонцам. Издали видны глубокие норы, выеденные баранами в туфе. Всюду кучи помета, клочья шерсти; на пыльной подстилке множество следов. Все вокруг вытоптано, съедено.
Как бы мы обрадовались в другое время такому открытию! Сколько интересного можно здесь увидеть, затаившись на сутки в камнях. Но нам сейчас не до наблюдений, не до снежных баранов. Давно сброшены с ног поршни, у Трофима загрязнились раны, появилась подозрительная чернота. Не заражение ли?
Нам сегодня не добраться до Утука.
Решаемся заночевать в логу.
Я забираю у Трофима рюкзак, помогаю ему спуститься. Ночь надвигается вместе с грозовыми тучами. Надо успеть до темноты поставить полог, натаскать дров.
Солнце давно утонуло в бесконтурных тучах. Над дальними горами уже полощется дождь. Ветер мечется, рыщет по лощине, шумит по ерникам, треплет маленькие лиственницы, окружившие толпой нашу стоянку. Уже горит костер.
Прибежал Кучум, усталый и голодный.
Мой спутник начинает разматывать портянки, на его лице отчаяние.
-- Вы видите, куда же мне завтра на них идти, -- говорит он, отдирая от раны прилипший лоскут.
-- В нашем распоряжении еще ночь, отдохнешь.
-- Нет, -- бросает он категорически. -- Тут, видно, и край.
-- Не отчаивайся, посмотрим утром. До Утука теперь недалеко.
Он молчит.
В ущелье врывается яростная буря. Лес гудит, стонет. Мрачная обстановка действует на нервы. И вдруг над нами лопается грозный свод неба. Молния на миг освещает гребень, горбатые лиственницы и дотлевающий костер. На зеленый ковер мелкорослого леса, на горячие от дневного солнца камни, на полог сыплется крупный дождь.
Гроза новым взрывом потрясает горы. Кучум в смятении бросается в кусты, затем к россыпи и, не найдя убежища, поспешно забирается к нам в полог. Ничего, что тесно, зато все вместе.
Под ливнем слепнут угольки костра, и вокруг нас смыкается мрак ночи.
Проклятье! Что за погода!
Полог мокрый. Вода подбирается под постель. Всем не сладко. Да и не уснуть. Не знаю, не могу решить, с чего начинать завтрашний день.
Трофим сидит сгорбленный, растирает загрубевшими ладонями больные ноги. Оба мокрые.
Буря неистовствует. Полог трепещет на тонких оттяжках. С силой отчаяния держим борта. Кажется, вот-вот нас сдует в пропасть. Мы совершенно отупели от крайней усталости, сознание затуманено.
Неожиданно буря обрывается, точно разбившись о скалу. Светлеет. Но мы все еще не спим. Возвращаются думы.
-- Нам бы, Трофим, как-нибудь добраться до Утука, тут уж рукой подать, -- начинаю я снова разговор.
Он не отвечает. За пологом окончательно стихают звуки. Только ручей бушует в темноте.
-- Ты не тревожься, ноги заживут, все кончится хорошо. Там, на реке, что-нибудь придумаем. Может, самолет нас заметит.
Я ничего не вижу, но чувствую, он поворачивает ко мне голову, обдает лицо горячим дыханием.
-- На чем идти, на костылях? Будь что будет, я остаюсь, а вы идите, -отвечает он твердо, и его слова звучат, как приговор.
-- Ты сумасшедший, ты не понимаешь, что говоришь. Как можно бросить тебя здесь одного, обезноженного!
-- Другого выхода нет... Мы, видимо, не договоримся. Давайте спать, -и он натягивает на голову полу телогрейки.
Я полон тревоги. Ответственность за судьбу Трофима лежит на мне. Что придумать? Как убедить его идти, хотя бы ценою мучений?
Он лежит ко мне спиною. Мы как будто уже разделились: у него своя началась жизнь, а у меня -- своя. Ему действительно идти нельзя. А что делать мне? Бросить больного здесь, самому выходить к устью Ивака, искать своих? Найду ли? Запутаюсь в щелях, ослабну -- и конец. Может, остаться с больным, ждать, пока нас найдут?
Как не ошибиться? Как не нарушить нашей с Трофимом давнишней сердечной связи? Мы отрезаны от всех людей. Мы расплачиваемся за то, что в этих горах переступили границу запрета. Но мы не можем поддаться панике. Не так уж безнадежно наше положение! И когда я прислушиваюсь к голосу разума, он подсказывает мне идти, оставив Трофима здесь, найти как можно скорее своих. Другого выхода действительно нет.
Засыпая, уже перед рассветом, я окончательно принял это решение.
Утро застает нас под пологом. Не спим.
-- Если не можешь идти, то тебе лучше остаться здесь, -- обращаюсь я к Трофиму. -- Тут не пропадешь, на солонцах мяса добудешь, проживешь, а тем временем я разыщу своих по Утуку, вернемся за тобою.
-- А если это не Утук? -- В голосе Трофима слышится безнадежность.
-- Не может быть, выбрось из головы эту мысль! Улукиткан говорил, что воду всех рек здесь собирает Утук. Но предположим -- мы ошибаемся, тогда пойду этим ущельем, и оно непременно приведет меня к Утуку. Другое дело -как пройти по ущелью. Вдвоем мы бы пролезли где угодно, а одному трудно.
-- И мне тут с такими ногами невесело будет.
-- Только бы добраться до своих, в первый летный день тебе сбросят с самолета все необходимое, а затем и мы придем на оленях, -- утешаю я спутника, хотя знаю, что в действительности спасение Трофима будет гораздо сложнее.
-- Торопись, -- говорит он без колебаний.
-- Я тебе оставлю карабин, а Кучума возьму с собою. Ты не должен далеко отлучаться от стоянки, в ясные дни держи дымокур, пока не найдут тебя летчики. Но... если в течение двух недель к тебе никто не придет и не обнаружит с воздуха, ты выбирайся сам -- значит, и я не попал к своим.
Его нисколько не обескураживают мои последние слова, все уже им продумано. Он твердо решил остаться здесь.
Сколько усилий, риска, и вот результат: должен бросить больного товарища, одного в самой глубине этих диких гор. Знаю, это жестоко, и в случае неудачи мне никто не простит, но я иду на это во имя спасения его жизни.
Меня все больше охватывает тревога. Есть что-то нереальное в наших планах на будущее. О Пугачеве совсем не думаю. Мысли приковывает Трофим. Жуткое одиночество поглотит его с первой минуты, как только мы с Кучумом покинем стоянку. Не сойдет ли он с ума от бездеятельности?
Вот и солнце взошло! На нашу убогую стоянку упал сноп ярких лучей. Трофим не может сделать и шагу, греет у костра опухшие ноги. Мне бы надо торопиться, но Трофим в таком состоянии, что ему не до охоты. Надо, прежде чем покинуть стоянку, обеспечить его мясом хотя бы на первое время.
Решаюсь подняться под скалу к солонцам и отстрелять из первого попавшегося стада небольшого барана. Хочу надеть сапог, в котором шел Трофим, но не могу: нога сильно распухла, не лезет в сапог. Я очень удручен этим, но ничего не говорю Трофиму. Разрезаю часть переда и голенища, обуваюсь. Беру карабин, рюкзак для мяса. Кучума привязываю к поясу.
Только отошел от стоянки -- и приятная неожиданность: по россыпи спокойной, размеренной походкой, чуть заметно покачивая спинами, идут три рогача. Они взбираются по карнизам на верх небольшой скалы в двухстах метрах от нас.
Их появление кажется настолько необычным, что я жмурю на секунду глаза. Нет, не померещилось! Это снежные бараны. Они не замечают нас. Мне не успеть вскинуть карабин, животные вот-вот скроются за обломком. Резкий свист пронизывает тишину, это Трофим приходит мне на помощь. Бараны замирают на краю скалы тесной группой, повернув головы на звук. Прицел -- и выстрел потряс ущелье.
Пуля выбила из тройки самого крупного барана. Мы видим, как он огромными прыжками рванулся в пропасть, ударился рогами о выступ и скатился по россыпи почти до ручья. Остальные бараны мгновенно скрылись.
-- День начинается удачей, видно, и дальше все пойдет хорошо! -- говорю я, обрадованный легкой добычей.
-- Я бы променял удачу на пару старых сапог! -- грустно отвечает Трофим.
-- Не отчаивайся. Если нам повезет, не дольше как через неделю будем вместе.
Мы быстро свежуем барана, делим тушу на мелкие куски. Мякоть Трофим закоптит на черный день, а остальное сложит под мох на мерзлоту и долго будет лакомиться костями.
Я беру из наших запасов спичек, соли. Укладываю в котомку куски отваренного мяса и половину лепешки. Допиваем чай и еще раз уточняем наше условие.
Прощаемся молча. Долгое, крепкое объятие.
-- Если не выйду отсюда -- не поминайте лихом! -- говорит он, и крупные слезы катятся из немигающих глаз.
-- Мне бы не хотелось оставлять тебя с таким настроением. Все переживется, и скоро будем вместе!
Он повел плечами и, не высказав какой-то мысли, еще раз обнял меня.
-- Если сможете, делайте по пути заломки, чтобы не исчезнуть вам бесследно, -- глуховатым голосом просит Трофим.
-- Обязательно. Помни о нашем уговоре: две недели ты неотлучно живешь здесь.
Мы с Кучумом уходим вниз по ущелью. Боюсь оглянуться, прочесть на лице Трофима упрек. Не дай бог, если я ошибся, не нашел правильного решения, что тогда будет?
III. Неожиданное открытие. Где же мать? Мы получили подарки. Путь по Утуку. Свежие следы оленей. Хутама покидает нас.