Читать интересную книгу Моя любимая дура - Андрей Дышев

– Мураш, у тебя часы есть?

Он не отвечал. Иголка ты медицинская, забытая медсестрой в моей заднице! Я же не ишак, чтобы тебя переть на себе! Не лошадь Пржевальского! Я человек! Я хожу вертикально, и мой позвоночник не предназначен для перетаскивания больших грузов!.. Как тяжело. Земля присасывает, словно гигантский осьминог. Наверное, космонавты, привыкшие к невесомости, после приземления чувствуют себя так же скверно…

Я приподнял голову. Темнеет. Слишком быстро темнеет. Мало того, что на глазах будто очки для сварки, так и у солнца рабочий день к концу подходит.

– Мураш, повторяй за мной: «Я, плешивый козел, сделал все возможное для того, чтобы окончательно добить Вацуру Кирилла Андреевича…» Почему молчишь, глиста ты печеночная?

– Вацуру… – прошептал Мураш.

– Кирилла Андреевича!

– Вацуру зовут! – через силу выкрикнул Мураш и плюнул перед собой тягучей бурой слюной. – Вы что, оглохли?

Я уперся руками в землю и отжал ее от себя. Сел, расстегнул воротник, покрутил головой. Вокруг горы, снег и камни. Я ненавижу горы. Я их всегда ненавидел, только понял это лишь сейчас.

– У тебя шизоидные глюки, – процедил я. – Если кто и зовет меня, то разве что старуха с косой.

– Если бы старуха… С ней проще. Можно договориться, оттянуть. А с человеком…

Он закашлялся. Я потянулся к пятну рыхлого темного снега, схватил жменю и стал хватать его с ладони губами, как лошадь.

– В общем, так, Мураш. Я буду нести тебя до тех пор, пока у меня не кончатся силы. Потом тебе придется ковылять самому. Или ползти на карачках – как сможешь. Что бы ни случилось, только вперед, вдоль ледника. Там дальше будет крутой спуск к шоссе. От дороги ничего не осталось, ее выкорчевал ледник, но на склонах сохранились домики пастухов и приюты. Там могут быть люди…

– Я буду с вами до последнего…

– Тихо! – крикнул я и прижал ладонь к липкому рту Мураша.

Каюсь, Мураш был прав. Меня действительно кто-то звал. Я затаил дыхание и тут же отчетливо услышал, как кто-то выкрикнул мою фамилию. Я поднялся на ноги. Казалось, в моей груди сошла лавина. Я крутил головой во все стороны, стараясь различить среди каменных фигур и теней движение. Может, Ирина уже где-то рядом? Может, ее привели и немедленно отпустят, когда увидят меня? Неужели мы сейчас встретимся? Она, конечно, кинется мне на шею, и мне придется выслушать столько откровенных, душераздирающих слов: и «прости», и «люблю», и «родной», и еще много-много чего, переплетенного со всхлипыванием и рыданиями. Хорошо, сумерки крепнут с каждой минутой, и можно не беспокоиться, что кто-то увидит мои слезы. Проклятая сентиментальность! Единственная область, где мне подчас бывает очень трудно контролировать себя… Да, уже вижу! Идут! Машут руками… Я тряхнул головой, протер глаза. Два силуэта – один крепкий, упакованный в серебристый комбинезон, стянутый ремешками и липучками, второй тонкий, как стебель бамбука… Знакомые рожи. И это все? Только двое? Значит, Ирину я сейчас не увижу?

Глава 31

КОНЕЦ ПУТИ

Альбинос шел чуть впереди Леры. Шаги широкие, энергичные. Лера едва поспевала, иногда переходила на бег, чтобы не отстать. За спинами у обоих доски. Выходит, они тоже спустились по этому же склону. В отличие от нас с Мурашом выглядели как манекены из магазина спорттоваров: чистые, холеные, стильные. Разве что ценники нигде не болтались.

– Вот что значит захотеть! – громко сказал Альбинос, приближаясь ко мне и разводя руки в стороны. – Я сначала глазам своим не поверил! Думаю, неужели это наш дорогой Кирилл учудил? Жив? Цел?

Он чуть не наехал на меня – большой, теплый, сильный, как локомотив, пригнав с собой пахнущий мужским парфюмом ветерок, хотел заключить меня в объятия, но в последний момент что-то его сдержало, может быть, выражение на моем лице. Причапала на своих ходулях Лера.

– Здрасьте-мордасти! – выдала она, неимоверно растягивая гласные. – А чего это ты тут прохлаждаешься? Тебе куда было велено прийти?

Хорошо, что Альбинос закрыл тростиночку своим телом. Он кинул взгляд на неподвижно лежащего Мураша и с пониманием кивнул:

– Это вы еще хорошо отделались. Ты хоть знаешь, какую лавину сорвал? По классификации – «Третья Южная», а альпинисты называют ее «Понос динозавра». Мне даже в голову не пришло, что ты сунешься к ней! Надо было взять левее метров на двести! Там если и есть лавины, то мелкие и покладистые… Как учитель я в полном восторге, а как твой верный друг – в легком шоке.

– Альбинос даже за сердце схватился, когда узнал, что Третья сошла! – из-за спины Альбиноса вякнула Лера. – Он сказал, что все, замороженный фарш готов!

– Мы спустились, нашли следы, капли крови, – продолжал Альбинос. – Но ты выглядишь молодцом! Взгляд чуть усталый, а так орел орлом! Ну что? Подержал быка за рога? Поймал кайф?

– Хоть бы спасибо сказал за то, что он тебя такому делу научил, – снова вставила Лера, округляя свои тонкие губки, как надувная кукла.

– Да, ты права, надо поблагодарить своего учителя, – согласился я и с короткого замаха врезал Альбиносу по губам.

Тот отшатнулся, но устоял на ногах, тряхнул головой, отчего белые космы всколыхнулись, как пушинки у одуванчика, сплюнул кровью и горько усмехнулся. Лера запричитала, стала размахивать руками, сучить ножками, будто ей поставили слишком мощную батарейку.

– Альбинос, дай ему сдачи! Урой его, Альбинос! Как он посмел поднять на тебя руку? Врежь ему своим фирменным ударом! Сделай так, чтобы ему мало не показалось! Ну, давай же! Ну!

Как она ни подзадоривала друга, Альбинос на фирменный удар поскупился. Хмыкнул с сожалением, покачал головой и потрогал подпухшую губу.

– Значит, я заслужил именно такую благодарность от своего ученика. А ты как думала? Так часто бывает… Платок есть?.. Думает ментор: вот, мол, столько лет на него потратил, всю свою душу ему отдал, а он, свинья неблагодарная, даже спасибо не сказал… И не ведает, что душа-то его пустая, и всегда думал он только о своей выгоде, о премиях, о престиже школы, о показателе успеваемости, о звании…

– Ой, опять эти заумные речи! – рассердилась Лера. – А потом он вконец оборзеет, на шею сядет и ножки свесит…

– Ирина где? – спросил я Альбиноса.

– Вот за тем бугорком есть тропа… – начала объяснять Лера.

– Недалеко, – коротко ответил Альбинос и перевел взгляд на Мураша: – Что с ним?

– Его надо в больницу, – ответил я.

– В больницу! – воскликнула Лера с возмущением. – А может, его еще на Канары отправить? В отель пять звезд?

Альбинос опустился перед Мурашом на одно колено, осторожно тронул его за подбородок и повернул голову. Нахмурился, что-то едва слышно произнес и попытался приоткрыть опухший глаз. Мураш шевельнул губами и простонал.

– В любом случае нам пока по пути, – сказал Альбинос, поднимаясь на ноги. Подойдя к Лере, он отвязал от ее спины сноуборд и кинул его на траву. Рядом положил свою доску. Связал оба с двух сторон восьмеркой. Лера курила, поднимала глазки к небу и охала. Всем своим видом она хотела сказать: какие мы нежные! без носилок никак не можем! пинками гнать надо этого симулянта!

Мы с Альбиносом переложили Мураша на импровизированные носилки. Мураша трясло, он еще больше скрючился, прижимая колени к животу. Поза «младенец в утробе» придала ему совершенно беззащитный и несчастный вид. А я вроде как уже забыл о своей косвенной причастности к этому несчастью, и жалость к Мурашу легко трансформировалась в ненависть к Альбиносу и его дурочке. Альбинос видел, что я все больше напоминаю снятый с предохранителя лавинный заряд, но ошибочно принимал мое состояние за тревогу о судьбе Ирины.

– Ты не беспокойся, – сказал он мне, кивком головы показывая, чтобы я взялся за передний край носилок. – С твоей девушкой все в порядке. Она жива и здорова. Потерпи, не делай глупостей, и мы сразу отпустим ее, как придем на место.

– «Не делай глупостей»! – передразнила Лера, которой не по душе пришлось, что рекомендация была произнесена в слишком мягкой форме. – Только попробуй сделать глупость! Сразу дырку в голове сделаю!

И, подтверждая серьезность своих намерений, Лера вынула из-под комбинезона пистолет и покачала его на ладони. Мы с Альбиносом взялись за носилки – я спереди, он сзади. Не могу сказать, что нести Мураша на связанных сноубордах мне было легче, чем на своем горбу. Или силы меня окончательно покинули, или поверхность досок была слишком скользкая, но я вынужден был часто останавливаться и опускать носилки на траву.

Ледник погрузился во мрак, и если бы не скудный свет горных вершин, похожих на угасающие факелы, идти нам впотьмах и на ощупь. Давно я не был раздавленным обстоятельствами в такой степени. Вместо того чтобы быть моим помощником, Мураш связал мне руки и при этом еще стал вытягивать из меня последние силы. В моей голове не рождалось никаких спасительных идей, и я даже не ждал их. Теперь я уповал только на то, что смогу выдержать этот мучительный переход и увижу Ирину. А для этого надо смириться и не усугублять ситуацию. Даже если дурочка станет стучать пистолетом по моему затылку.