на стене напротив входа — рядом с зеркалом.
«Вот растяпа, — читалось на её мордочке, — и сам мокрый и весь номер заляпал».
О том, что всё это было делом еёрук, то есть, когтистых лапок, прилетевших по плечу нерасторопному банщику, после чего тот выпустил душ (в первый раз из нескольких), её короткая девичья (или кошачья?) память ловко умолчала.
Убедившись, что бестолковый человек не собирается совершить новых глупостей, Катерина зевнула и расслабленно откинулась назад, в объятья мокрого покрывала.
— Правильно, а то воняешь, как…
Как именно он воняет, Феликс слушать не стал. Захлопнул дверь и на всякий случай включил воду на полную.
Когда он вышел из душа, Катенька переползла на пышную взбитую подушку, лежавшую в изголовье. Шестиконечной звездочкой, совершенно неестественно для кошки вывернув лапки в суставах и трогательно свесив свесив почти просохший белый хвостик.
Феликс осторожно отодвинул в сторону украшенную ведьмой подушку и лег на вторую половину необъятной кровати. Скромненько, с самого краешка. Почти сухого.
Ему снился прибой, шумящий как огромный гостиничный фен. Он дул теплым воздухом прямо в мокрый белый лес, который никак не хотел сохнуть, тоненько чихал и требовал ежесекундного внимания и заботы.
«Авай, авай, авай!» — прорвалось сквозь шум эхо.
— Да я только прилег, — пробормотал Феликс сквозь сон, — он же сам дует, зачем я в лесу?
— Я умираю! — истошно заголосил лес Феликсу в ухо. — Вставай! Фшшшш!
Феликс подскочил на кровати, рефлекторно отбрасывая одеяло. Громкость шипения и возмущенных «Мяо» резко упала.
— Что случилось?! — он суматошно замотал головой, разыскивая источник неблагозвучных воплей.
Полненькая радостная луна, торчавшая с самого краешка оконной рамы, когда он вышел из душа, уже наполовину скрылась за соседней крышей, убегая от светлеющего неба. А казалось, он едва коснулся головой подушки!
— Что случилось! — он, наконец, откинул край оедяла, выпутывая из него распушенную кошку.
— От меня отваливаются куски! — взвыла она, потрясая лапкой. — Ууууууу!
Феликс, не обладавший ни кошачьим, ни вампирьим, ни иным ночным видом зрения, безуспешно попробовал рассмотреть предъявляемое ему безобразие в собственной тени, в лунном свете, в свете дохленького ночника.
— Что это?! — переспрашивала и переспрашивала Катерина дрожащим голосом, пока он, прихватив её подмышкой, не включил верхний свет.
— Это коготь, — с облегчением резюмировал Феликс, возвращая шарообразную напарницу на кровать.
— Что с ним?! — взвилась ведьма, с отвращением рассматривая полупрозрачную чешуйку, висящую на кончике изогнутого коготка.
— Он отслоился.
Феликс сел на кровать рядом, потер пульсирующие виски, посмотрел на изумленно округлившиеся глаза Катерины и безвольно упал головой на подушку. Ведьма продолжала созерцать.
— Почему? — сиплым шепотом спросила она.
Феликс, успевший прикрыть глаза, дернул ресницами. С потолка светило, но желания вставать не было никакого. Он вяло накрылся второй, Катерининой подушкой, надеясь то ли скрыться от электрического света, то ли скоропостижно удушиться.
— Вы никогда не видели коготь? — обреченно спросил он.
— Почему от меня отваливаются куски? — по груди проскакали лепные лапки, под подушку сунулся мокрый нос, — Это нормально?!
— У вас никогда не было кошек? — бороться со сном становилось все сложнее, как и задавать вопросы, ответы на которые не будут очевидны.
— Что с этим делать? — судя по покачиваниям, Катерина балансировала у него на груди на трех «здоровых» лапках, — Выглядит ужасно! И по ощущениям… о не могу смотреть!
— Поточите когти, — посоветовал Феликс, и добавил, надеясь, что не вслух — «и оставьте меня в покое!».
— Как? —
— Лапками, — не открывая глаз он показал передними конечностями те характерные движения, которыми все виды кошачьих в мире избавляются от излишков накогтного эпидермиса.
Одна точка опоры пропала с груди. Подушка на лице качнулась.
— Отвалился, — зачарованно прошептала она. — О, тут второй!
Подушка качнулась снова. Еще. Энергичнее.
— Попробуйте зубами, — посоветовал стажер, радуясь, что между ним и прекрасной зеленоглазой кисой такая прочная когтеустойчивая защита.
— Грызть ногти?! — ужаснулась Катерина.
— Ну, коты так делают!
— Не может быть! Я так не могу! Сделай с этим что-то!
Подушка съехала на бок, в глаза отчаявшемуся поспать Феликсу ударил свет: желтый электрический и зеленый магический.
Он внимательно и серьезно осмотрел лапку Катерины, смотревшей на него, как смертельно больной на светило мировой медицины.
— Ужасно, — стенала она, — и что, так будет постоянно?
— Я вам куплю книгу про кошек, — пообещал Феликс в конце короткого успокоительного «осмотра». — И когтеточку.
— Что?
— Завтра узнаете, — вздохнул он.
— Значит, я не умираю? — уточнила ведьма на всякий случай и через мгновение подскочила на месте, приземлившись в полуметре от Феликса, — Что что, голый?!
— Не совсем, — осторожно начал он.
— Но тут — голая рука! — указала она на протянутую к ней руку, — и дальше!
Рука, и правда голая, шла к голому плечу, где переходила в отмытого от грязи, пыли и пота Феликса, по пояс накрытого одеялом. Под которым он был частично одет. Хотя, конечно, смотря на чей взгляд…
— Оденься сейчас же!
— Я в футболке спать не буду, — он где-то слышал, что с шантажистами и сумасшедшими стоит говорить спокойно, старая ровный, по возможности дружелюбный тон.
— Почему?!
— Да хотя бы потому что… у меня их не так много осталось!
— Это возмутительно! — кошка отпрыгнула в угол возмущенным пушистым мячиком.
Феликс, сочтя ретировавшуюся ведьму если не побежденной, то хотя бы временно укрощенной, выключил верхний свет и обессилена упал на кровать.
В углу злобненько зашипели. Он накрылся под самое горло, сожалея, что не имеет при себе рыцарского шлема или, на худой конец, шапки пасечника, которые могли бы защитить и лицо тоже.
«За что мне это?» — подумали оба.
Катерина скоро заснула, безмятежно прижавшись к ненавистному стажеру тёпленьким бочком. Феликс — с мыслью, что идея снять кошке отдельный номер не так уж плоха.
Феликс еще долго лежал с закрытыми глазами. Чем дольше он лежал, тем менее абсурдной казалась ему идея снять кошке отдельный номер. Наоборот, в какой-то момент, идея отселения Катерины заиграла новыми красками и приобрела заманчивые черты, так похожие на хорошенько просушенный балтийским феном белый пушистый лес.
Глава 18. Привет от Романа
Утром четвертого января Феликс проснулся от прикосновения. Мягкого, но непреклонного,