— Как страшно! — прошептала Мари. — А вам, господин Лагарп, он предсказал такую же судьбу?
— Нет, но мне, атеисту и старому распутнику, Казотт объявил, что я умру христианином.
— Я не осмеливаюсь спросить вас, так ли это… Лагарп очень по-доброму улыбнулся молодой женщине:
— Я полагаю, что не в моих силах ответить вам. Добавлю только, что Казотт предсказал и свою смерть на гильотине.
— Значит, он предвидел многочисленные жертвы?
— Да… Он сказал, что умрут все те, кто останется верен своим убеждениям, вере или просто здравому смыслу. Но я напугал вас… Прошу вас, простите меня.
— Не стоит извиняться. Я сама спросила вас об этом, потому что меня мучают дурные предчувствия… И последний вопрос. Известно ли, где сейчас находится Казотт?
— В тюрьме Аббе.
Мари вздрогнула.
— Давайте вернемся, вы не против? Они вернулись в дом, куда постепенно стали собираться и остальные гости. День клонился к вечеру, наступило время прощаться. Приглашенные рассаживались по своим каретам, любуясь великолепным закатом и обещая друг другу скоро встретиться снова. Де Бац, державшийся в тени весь день, с удовлетворением заметил, с каким пылом Шабо принял приглашение братьев Фрей вернуться в Париж с ними и Леопольдиной. Базир, выпивший больше чем следовало, отправился в Париж в обществе Бенуа. Делоне и его подруга увезли Лагарпа и Жожа, который тоже слишком налег на шамбертен. Жюльен и госпожа де Бофор уехали еще раньше.
Только один из гостей выглядел разочарованным. Джеймс Сван надеялся отвезти в Париж свою прелестную «соотечественницу» и очень огорчился, узнав, что она остается у Мари. Он попрощался с ней с такой грустью, что вызвал улыбку де Баца.
— Я полагаю, что у вас будет еще множество возможностей встретиться, — заметил барон, решив его утешить. — Я за этим прослежу…
Позже он сказал Лауре:
— Сван очень ценный человек, настоящий друг. Я искренне надеюсь, что у вас с ним наладятся хорошие отношения.
Молодая женщина не стала возражать: полковник ей очень понравился, В нем ощущалась врожденная сила и гениальность коммерсанта. Кроме того, она увидела под его внешней раскованностью человека тонкого, умеющего слушать и хранить молчание. Поэтому Лаура самым естественным тоном пригласила полковника навестить ее в доме на улице Монблан, куда она вернется через несколько дней. Лаура от души надеялась, что у Жуана не будет никаких причин оказать дурной прием этому сыну Свободы.
Бире-Тиссо закрыл ворота за последней каретой, и де Бац, не стесняясь присутствия Лауры, обнял Мари и поцеловал.
— Вы были восхитительны, мой ангел! Я никогда не смогу отблагодарить вас за этот прекрасный обед. Все наши гости уехали очарованными. Вы старались изо всех сил, и мы, кажется, достигли цели…
— Если вы довольны, то я счастлива, — нежно прошептала молодая женщина.
Однако Лауре показалось, что Мари обманывает барона. Она наблюдала за подругой почти весь день и не могла не заметить, что на самом деле Мари глубоко несчастна. Ее удивило только, что Жан этого не заметил. Впрочем, он был весь во власти охватившей его радости. Еще бы, ведь его план удался.
— Правда, вы отлично поработали. Шабо уехал вместе с Фреями — он явно поддался чарам Леопольдины, — заметил Дево.
— А когда он увидит их особняк, эти чары станут еще сильнее, — усмехнулся де Бац. — Особенно если Джуниус, как собирался, предложит ему пожить у них. — И как долго Леопольдина будет «очаровывать» его? — поинтересовалась Мари.
— До самой свадьбы. Мы с ее братьями решили, что Шабо женится на Леопольдине и окажется связанным по рукам и ногам.
Мари не удержалась от протестующего возгласа:
— Вы намерены выдать невинную девушку за это чудовище?! И ее братья не возражают?
Де Бац взял молодую женщину под руку и повел к дому.
— Я уже слышал это кое от кого. — Он с улыбкой обернулся к Лауре. — Но вы можете не тревожиться, мои милые дамы. Юная Леопольдина вовсе не сестра братьям Фрей. Она незаконнорожденная дочь австрийского императора, она воспитана весьма вольно. Эта девушка авантюристка по натуре; она знает толк в любовных играх и с удовольствием согласилась помогать нам. Что касается Фреев, то они мои давние сотрудники, и я в них абсолютно уверен. Это евреи-банкиры из Вены, перекрасившиеся в революционные цвета, чтобы делать деньги во Франции.
— Как вы познакомились с этими людьми, барон? — спросила Лаура.
— Благодаря одному другу, графу де Проли. Он венгр, очаровательный человек, незаконнорожденный сын знаменитого министра князя Кауница. Проли живет в парижском особняке братьев Фрей. Остальное вам известно.
— И вы собираетесь ввести Шабо в этот круг?
— Я его уже ввел. Теперь он должен там увязнуть. Не сомневаюсь, что Джуниус Фрей отлично с этим справится.
— Но разве такая игра не опасна? Этот человек может донести…
— Возможно и такое, но игра, как вы изволили выразиться, моя дорогая Лаура, стоит свеч. Шабо — тот самый червяк, которого я запущу в гнилое яблоко Конвента и комитетов. Я надеюсь, что он как следует поработает, чтобы его разрушить. Идемте, друзья мои, выпьем по последнему бокалу шампанского за этот прекрасный день и отправимся отдыхать. Мы это заслужили!
Однако барону отдохнуть не пришлось. Только Мари и Лаура вступили на лестницу, ведущую наверх, как у ворот раздался условный звон колокола — удар, два быстрых удара и еще один удар. Мари вздрогнула, словно испугалась чего-то.
— Кто может прийти в такой час? — нахмурившись, спросила она Жана.
— Только друг. Идите отдыхать, ангел мой, я присоединюсь к вам позже.
Женщины поднялись наверх, но успели увидеть незваных гостей. Это были Мишони и шевалье де Ружвиль.
Извинившись за поздний визит, Ружвиль объяснил, что они приехали достаточно давно, но им пришлось дожидаться, пока последняя карета не покинет дом де Баца.
— У Мишони очень важная новость, — сказал Ружвиль. — Мы решили, что поступаем правильно, приехав сюда. Ты должен об этом узнать как можно скорее, а летом люди, отправляющиеся за город, не привлекают к себе внимания.
Шевалье де Ружвиль был человеком небольшого роста, лет тридцати шести, с решительным лицом со следами оспы, густыми белокурыми волосами и живыми глазами. Барон давно знал его и любил за безудержную храбрость и щедрость. Он также знал, что Ружвиль был страстно влюблен в Марию-Антуанетту, несмотря на все его амурные похождения с хорошенькими актрисами.
Де Бац провел Мишони и Ружвиля в свой кабинет и велел принести закуски и вино. Еще он приказал Бире-Тиссо приготовить комнаты для гостей, потому что вернуться в город ночью они не могли.
— Так что же это за новость? — поинтересовался барон, когда его гости с заметным аппетитом принялись за еду.