часов утра, когда наконец показались мои самоходки. Однако я ошибся – то оказались машины третьей роты. Прошло еще полчаса, когда появились те, которых я ждал, – на бортах отчетливо различались пиковые тузы. Но их почему-то оказалось всего четыре.
«Куда же делись остальные? Ведь самоходки преодолели высоту без потерь», – запульсировал вопрос у меня в голове.
Так и не найдя ответа, я показал им переезд, а Руш переправил их на другую сторону, после чего они сразу же покатили в сторону Миколува. Тут, слава богу, показались и две другие самоходки – машина Триммера под номером 221 и Лозе под номером 213. У последней, похоже, начал отказывать двигатель, но она еще ползла вперед, дымя, как пароход на Миссисипи. Боевой машине с трудом удалось взобраться на высоту, но там русский снаряд попал ей в гусеницу, и, немного не доезжая до железнодорожной насыпи, гусеница порвалась. Самоходка волчком завертелась на месте и остановилась. Тогда к ней немедленно направилась машина Триммера, чтобы отбуксировать свою сестренку.
Дальнейшие события, развернувшиеся на железнодорожной насыпи, походили для их участников на страшный кошмар! Самоходка Лозе потеряла также вторую гусеницу, и ее пришлось перетаскивать через пути на катках. Однако для этого мощи машины Триммера не хватало. После многочисленных попыток мы совсем отчаялись и хотели было уже взорвать самоходку.
Однако в самый последний момент подоспела помощь в виде припозднившейся «Пантеры», тащившей за собой огромный газогенераторный автомобиль. Я знал командира ее экипажа еще по Пшишовицу и уговорил его впрячься вместе с Триммером. Совместными усилиями буквально сантиметр за сантиметром обеим бронированным машинам удалось справиться со столь нелегкой задачей и перетащить самоходку через железнодорожные пути. Однако она опять застряла, наехав на бетонный столб.
Экипаж «Пантеры» отвязал буксировочный трос от нашей машины, и танк со своим газогенераторным грузовиком поехал дальше, а мы с двумя самоходками и плавающим бронетранспортером остались в полном одиночестве.
Тогда, дергая машину номер 213 взад и вперед, мы попытались освободить ее. При этом унтер-офицер Триммер был поистине вездесущим – его видели то около механика-водителя, отдающим соответствующие указания, то около поломанной боевой машины, оценивающим, куда лучше приложить усилия. Внезапно произошло нечто ужасное, то, что никак не укладывалось в голове, – Триммер оказался между своей самоходкой, пятившейся назад, и САУ под номером 213. Дикий крик, потрясший всех участников спасательной операции, заставил механика-водителя самоходки номер 221 нажать на тормоза, но было уже поздно. Когда Хольм подал немного вперед, Триммер безжизненно рухнул на землю. При этом полевой бинокль, висевший у него на груди, превратился в лепешку. Тогда мы аккуратно подняли и заботливо уложили тяжелораненого в его собственной самоходке.
Все решили, что жертва, принесенная Триммером, не должна была оказаться напрасной, и дружно принялись за работу. Руководство ею взяли на себя мы с Рушем и Лозе, подавая команды в нужное время со своего места. Однако прежде чем освободиться и встать на дорогу, самоходка номер 213 еще раз наехала на бетонный столб и дважды соскальзывала в придорожную канаву. Наконец нам удалось решить эту сложную задачу, и поврежденная боевая машина была надежно закреплена тросами позади самоходки Триммера. После этого последние две бронированные боевые машины из тех, что оказались в котле Верхнесилезского индустриального района, двинулись на Миколув. Часы показывали девять тридцать утра, когда стало ясно, что унтер-офицер Триммер умер.
По обезлюдевшим улицам города мы ехали в полном одиночестве, и лязг гусениц эхом отражался от стен домов. Когда мы пересекали центральную площадь, в одном из зданий внезапно открылась входная дверь, и на пороге появился полураздетый заспанный полицейский.
– Господин вахмистр, вы остаетесь здесь, чтобы поприветствовать русских? – спросил я его. – Если нет, то поторопитесь – мы последнее подразделение германского вермахта.
По всему было видно, что полицейский насмерть перепугался. Он бросился нам навстречу, и при этом его ночная рубашка смешно стала развеваться на ветру. Не помня себя от страха, вахмистр вскарабкался на броню последней самоходки и затих.
Этот эпизод, показавший наличие у нас чувства юмора, свидетельствовал о том, что первый шок от пережитого уже прошел.
Перед населенным пунктом Кобюр на дороге стоял командующий группой армий генерал-полковник Шернер. Увидев его, я приказал остановиться, быстро выбрался из самоходки и доложил:
– Вторая рота 88-го тяжелого истребительно-противотанкового дивизиона в составе шести самоходок, две из которых небоеспособны, направляется согласно приказу в Пщину.
– Где была задействована ваша рота до этого? – поинтересовался генерал.
– В Вартегау, Топоровице, Пшишовице. Имеем на счету тридцать два подбитых вражеских танка. Пять самоходок роты были задействованы в Катовице. Их местонахождение в настоящее время неизвестно.
– Я отменяю приказ следовать в Пщину. Роте надлежит собраться в Кобюрском лесничестве. Пять ваших самоходок уже там. Это все!
Перед поворотом на Зорау[72] мы свернули в лес и, к великой нашей радости, действительно увидели лейтенанта Цитена, ожидавшего нас с пятью самоходками. Солдаты принялись обниматься и обмениваться новостями, и тут подъехала колонна грузовиков, во главе которой на своем «Фольксвагене» следовал гауптфельдфебель Штраус. Он увидел свою роту, и на его круглом лице расплылась широкая улыбка.
– Обоз вырвался из котла без потерь и в полном составе! – доложил гауптфельдфебель.
Вне себя от радости встречи Штраус принялся рассказывать:
– Когда последний наш грузовик покинул Халембу, в городок въехали первые русские Т-34. Судьбе не удалось подложить нам свинью. Кстати, о свиньях – наш повар полностью переработал все тринадцать штук, которые вы нам прислали. У меня хорошие новости и для Триммера – ему присвоили фельдфебеля.
Штраус, увидев, как дернулось мое лицо, внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Что случилось с Триммером?
Вместо ответа, я молча указал на носилки, у которых с печальными лицами застыли друзья Триммера.
Вскоре роту перебросили в небольшой городок Богушовице, где ее солдаты снова у горняков провели пять замечательных дней, отдыхая от превратностей последних недель. В феврале рота приняла участие в двух тяжелых сражениях под городами Гротткау[73] и Бреслау[74].
Бои за Нысу[75] Фри дева льде[76], 16 марта 1945 года
В десяти километрах южнее Гротткау раскинулось село Фридевальде с продольным расположением домов с запада на восток. Оно имело протяженность около четырех километров, а с его западной окраины шла дорога к деревушке Шенхайде.
Ранним утром по этой дороге быстрым шагом прошел унтер-офицер и направился прямиком к пятому от северной окраины села дому, возле которого стояла самоходка под номером 201. Он открыл входную дверь и, осторожно заглянув в горницу, спросил:
– Где командир?
– Не шуми ты так, Бергер! – неодобрительно