и Подмышка с Джеральдин загнали меня в угол и окружили полукольцом.
— И знаешь, что круто? — произнес «Иисус», жестом велев мне снять наушники, в то время как все присутствовавшие уставились на меня с туповатым, открыто доброжелательным выражением на лицах. — Способность барабанов собирать людей вместе, — продолжил он.
Мне начинало казаться, что перед тем, как я сюда заявилась, все они только обо мне и говорили.
Иисус повернулся ко мне:
— Ты бы не хотела присоединиться к нашей импровизации?
Будь он намного крупнее, наверняка нанес бы себе какое-нибудь увечье. Все уставились на меня. Я больше не могла притворяться, что ничего не слышу.
Не успела я опомниться, как уже сидела в центре комнаты на низком табурете с огромным барабаном между коленей. Иисус сидел напротив, а все остальные — вокруг.
Затем, видимо стараясь отобразить на своем лице интенсивную работу интуиции и часто и подолгу задерживая взгляд, Иисус из Террасы велел мне следовать его примеру. И я, несчастная трусиха, ему подчинилась. Он принялся похлопывать по барабану, и в этом мягком похлопывании было что-то смутно непристойное. Я, втянув голову в плечи, делала то же самое. В желудке у меня от этого началось какое-то кручение и размягчение. Иисус ускорил темп, и я сделала то же самое. И все это время он неотрывно смотрел на меня, выпучив глаза.
Иисус подал пастве знак, и все начали подхватывать. Звук, казалось, можно было увидеть. Он становился все громче и громче. Те, кто повпечатлительнее, принялись раскачиваться. И все таращились на меня. А самое противное, что и я начала поддаваться. Я покачивалась взад и вперед на своем табурете, а руки почти против моей воли отстукивали ритм. Это был обряд вуду в чистом виде. Люди стали сбиваться на свои собственные ритмы, мои плечи дергались в стиле буги, а голова моталась вверх-вниз. Я была бессильна. Перед звуками бита я оказалась бессильна.
Когда это наконец закончилось, мне стало стыдно, мучительно стыдно, что я так легко поддаюсь влиянию. Почему мне вечно нравится то, что я должна бы ненавидеть? Барабанщики дружно хлопали, и я, слегка кивнув и схватив свои огромные наушники, улизнула из комнаты. Вот еще один пример нехватки характера, целостности и твердости, а также моей поразительной слабости. Я никогда ничего не добьюсь как культурный критик, если мне и дальше будет нравиться худшее из того, что может предложить наша культура («Баффи», разумеется, не в счет).
Когда я вернулась на выставку, судейство уже началось. Жюри состояло из трех мужчин среднего возраста. Они были в классических сорочках и лоснящихся брюках, причем один из них имел серьезные проблемы с лишним весом. Судьи перемещались единой группой, от одного аквариума к другому.
Владельцы рыбок вертелись, как ужи на сковородках, и отвечали на задаваемые судьями вопросы. Судьи, которых, если верить бейджикам, звали Билл, Джим и Рэнди, и не пытались как-то успокоить соревнующихся. Даже «ополченцы» казались тихими и покорными.
Я видела, как маму заколбасило при приближении судей к нашему столу. От обуревавшего ее духа соперничества все ее тело подрагивало, а глаза, следившие за ходом соревнования, выпучились. Пока судьи глядели на выставочный экземпляр нашего соседа по столу — злобного вида самца черной рыбы-веера, у которого из пасти торчал плавник, наталкивавший на мысль, что еще не так давно у него была подруга, — мама напустила на себя свой самый убедительный вид уверенной в себе матери успешных детей. Сначала Билл, Джим и Рэнди остановились перед аквариумом Макгрегора с бойцовыми рыбками.
— Гм… — произнесли они.
Макгрегор глядел на них снизу вверх. Мама, которую распирало от честолюбия, спросила, не нужна ли им какая-либо справочная информация об этих рыбках.
Толстый Рэнди отклонил мамино предложение, а Билл и Джим неодобрительно на нее посмотрели. Мама улыбалась им, демонстрируя оскал изможденной, голодной волчицы, в то время как Рэнди, Билл и Джим перешли к макгрегоровским рыбкам-ангелам и поджали губы.
— Гм… — произнесли они, на этот раз с немного более выразительной интонацией, по крайней мере мне так послышалось.
Несколько минут они переводили взгляд с рыбок на их мальков и обратно. Я видела, как мама пытается с собой совладать. Макгрегор, заинтересованный, но совершенно спокойный, наблюдал за судьями, наблюдавшими за его рыбками. Когда судьи спросили про возраст мальков, Макгрегор честно им ответил. Небольшая судейская флотилия отплыла, и моя истощенная мать тяжело опустилась на стул, чтобы через какую-то секунду начать яростно шептать мне об оттенках интонации, которые она уловила в этом «гм…». Она была убеждена, что вопрос о мальках был задан неспроста.
Моя мать — ненормальная. Стресс был слишком силен, и мне пришлось выйти наружу. Наблюдать, как маму снедает дух материнского соперничества, было просто ужасно. Я знаю, что она лишь изредка может себя этим потешить. Ведь я пока ни в чем в этой жизни не преуспела. Фактически, я в основном вне игры, да и Макгрегор, по своему малолетству, почти никогда не выходит на поле. Уверена, что, когда ему за его работу от имени всех рыб на свете вручат Нобелевскую премию, мама сможет поудобнее устроиться в кресле и расслабиться, но до того она ну никак не в состоянии удержаться от страстного рвения помогать.
Желание гордиться своими отпрысками — болезнь. Я очень хотела бы, добившись какого-нибудь успеха, помочь матери повысить самооценку. К сожалению, в будущем у меня не предвидится ни дел, ни событий, способных возбудить в ней чувство родительской гордости.
Позже
Я сидела возле Общественного центра на беговой дорожке, уставившись в тридцать пятую страницу «Братства кольца», когда мимо меня трусцой пробежал он. На первый взгляд — обычный любитель бега трусцой, но пока он ко мне приближался, я заметила в его движениях нечто странное.
Тамошняя беговая дорожка представляла собой грязную тропу порядка двух миль длиной, огибающую Общественный центр, снова углубляющуюся в лес и, наконец, обходящую с задней стороны полицейский участок. Легенда гласит, что когда-то школьные чиновники попытались провести в Террасе объединенный спортивный фестиваль для учащихся альтернативных школ. Организаторы заставили бегать по этой тропе учащихся. Разумеется, «дети с особенностями поведения» из Смитерса встретились с «детьми с особенностями поведения» из Террасы, и дорожка моментально оказалась усеяна рассевшимися под деревьями прогульщиками, курившими траву и планировавшими мелкие кражи со взломом. У учителей возникли большие неприятности, и этот забег стал первым и последним мероприятием первого и единственного Ежегодного спортивного фестиваля. Меня лишь удивляет, что не